Скоро будет буря - Грэм Джойс

Поправка: они и есть обычные люди (или, во всяком случае, обычные люди, в чьи тела на несколько кратких мгновений вселяется ангельский дух). Ангелы являются вестниками или даже самими посланиями, которые они приносят. Таково значение этого слова: «ангел» – греческое слово, означающее «вестник». Ангелы не приходят, хлопая сверкающими крыльями или трубя в фанфары. Нет, они являются как вестники, неожиданные учителя и наставники, как моменты вдохновения. Иногда они несут послания от высшей сущности к низшей – так бывает, когда они являются нам в снах. Иногда принимают материальную форму, показываясь среди туч или появляясь в зеркалах. Исполняя роли без слов в нескончаемом кинофильме жизни, где они доступны взору лишь тех, чьи глаза не затуманены усталостью.

Конечно, в тех случаях, когда ангелы являются в людском обличье, они выбирают для себя подходящее вместилище, нисходят, затрагивают по касательной, вмешиваются в дела, а затем оставляют человека, послужившего им вместилищем, все в том же неведении. Из-за этого временами бывает трудно отличить обычный добрый поступок от ангельского вмешательства Однако, что касается ее самой, она различает сверкающий шлейф, который всегда свидетельствует о наличии водительства и наставления.

В ту минуту, когда она приехала в Париж, она уже знала: почти наверняка кто-то будет ей помогать, наставлять ее, руководить ею. Даже там, на Северном вокзале, скорее всего, находились главным образом ангелы, и, если учесть, как важно было для нее попасть в Дордонь, от этих ангелов вполне можно было ожидать помощи и покровительства.

Но все случилось не так. Ее глаза снова обращаются к зеркалу, где продолжает прокручиваться прошлое.

Тремя днями позже, все еще пребывая в Париже и ожидая наставления свыше, она живет в дешевом общежитии на восточной окраине города; деньги на исходе, и ее мучает странное недомогание, которое не позволяет что-нибудь предпринимать. Кажется, чем ближе она к своему предназначению, тем менее определенной становится цель. Сестра, сестра! Однажды утром она просыпается и не может вспомнить даже название того места, куда ей следует направиться. Потом оно всплывает в памяти. Дордонь, Дордонь. Похоже на звон надтреснутого колокола.

Осматривая Нотр-Дам, блуждая по Монмартру, бесцельно слоняясь по площади Республики, она почти ничего не ест. Она словно утрачивает память всякий раз, когда пытается снова вернуться мыслями к Дордони. Как будто вспоминаешь, чтобы забыть. А теперь уже совсем близко. Забралась так далеко! Что ее останавливает? Что мешает?

На четвертый день вечером, примерно за полчаса до наступления сумерек, она забредает на кладбище Пер-Лашез, и ее поражает увиденное. Это не столько кладбище, сколько некрополь, и не столько некрополь, сколько поселение живых и для живых. Величественные мраморные сооружения больше напоминают маленькие домики, чем надгробия. Дорожки между могилами воспринимаются как идеально ухоженные городские улицы. По своим размерам кладбище похоже на маленький город. К питьевым фонтанчикам и колонкам подведена вода, аллеи содержатся в безукоризненном порядке, мусора почти нет, повреждения на памятниках чисто случайные. Ей приходит в голову, что этот некрополь находится в ведении какой-то необыкновенной администрации.

Несомненно, здесь не обходится без некоей скрытой власти и рабочей силы помимо муниципальной, и члены этого тайного альянса наверняка не числятся среди живых. Довольная собой, она проходит между готическими памятниками, пробираясь между миниатюрными классическими храмами и опутанными плющом ангелами, между обелисками, декоративными колоннами и мраморными портиками; тем временем сгущаются бледные сумеречные тени позади остроконечных шпилей на гробницах. Чем темнее становится вокруг, тем явственнее ощущение, что увеличивается количество разбитых усыпальниц; треснувшие постаменты двоятся, множатся расколотые плиты; крошечные трещины в камне расширяются, впитав темноту. И еще нечто возникает из гробниц: не мертвецы, не танцующие трупы – что-то другое. Туман, легкое свечение, успокаивающий фиолетовый свет.

А затем появляются кошки.

Следующий день она проводит в стенах общежития в ожидании сумерек, готовясь снова посетить кладбище Пер-Лашез. Якобы для того чтобы покормить кошек, берет черствый хлеб. Одичавшие кошки – вероятно, работники кладбища их прогоняют – выходят в сумерках, чтобы порыться в отбросах, оставшихся после посетителей. Кошки, невероятно многочисленные, бесшумно снуют между могильными камнями. Она чувствует себя заодно с ними, хотя дело не в том, что ей тоже хочется есть; потребность в пище – лишь часть чего-то иного, мерцающего на границе зрения и на краешке сознания.

Блуждая среди могильных памятников, сама похожая на призрак, она замечает впереди себя человека в кожаном плаще военного покроя с поднятым воротником; ей виден его мертвенно-бледный профиль. Она замирает. Человек поворачивается; его веки сомкнуты, и происходит нечто странное. Зримый шторм, вихрь световых искр перед глазами – не слабее, чем при мигрени, – теперь меняет свой характер. Кутерьма искр ослабевает и, хотя не исчезает полностью, окружает незнакомца темно-фиолетовым нимбом, словно при киносъемке с подсветкой сзади. Между тем мужчина подносит к щеке лайковую перчатку и ласкающим движением проводит по лицу. Он проходит между двумя надгробными плитами и пропадает.

Заинтригованная, почти оглушенная внезапным облегчением, наступившим после прекращения светового вихря, который сутками преследовал ее, она подходит к месту, где он стоял. Три красные розы лежат у потрескавшегося надгробия. Расколотая плита покрывает могилу женщины, умершей больше века назад. Розы уже увядают, в сумеречном свете приобретая оттенок засохшей крови. Она отрывает взгляд от надписи на камне и успевает заметить, как мужчина снова исчезает из виду.

Она идет следом, стараясь сохранять почтительную дистанцию. Его фигура появляется на короткое время, затем скрывается за мраморной статуей, изображающей валькирию в развевающемся одеянии. Каждый раз, теряя его из поля зрения, она сворачивает и видит, как легкой походкой он быстро удаляется по другой аллее, образованной плотно стоящими памятниками. Все получается так, словно он ведет ее через лабиринт. Наконец она выходит между надгробиями на главную магистраль некрополя. Мужчины нигде не видно. Только кошки.

Следующей ночью, ослабевшая от голода, она возвращается на Пер-Лашез. У нее при себе достаточно франков, чтобы купить приличной еды, но что-то еще мешает ей поесть. За этот день она выпила только три чашки кофе и съела маленький кусочек хлеба.

Она обнаруживает незнакомца на том же самом месте, что и в предыдущую ночь. Как и прежде, вокруг него усиливается и концентрируется фиолетовое сияние. Когда он делает шаг по направлению к ней, она сворачивает, делая вид, что ее интересует какая-то другая могила, в стороне от центральной аллеи.

– Почему вы меня преследуете? – говорит он по-английски. В его голосе слышится легкая хрипотца.

– Я? Нет, – возражает она. – Это вы меня преследуете.

– Чепуха. Вы полагаете, что первые слова, обращенные вами к незнакомцу, должны быть ложью?

Наставление, думает она, едва дыша.

– Нет, – говорит она с вызовом, не в силах справиться с ошеломлением.

Очень медленно он снимает лайковую перчатку. Осторожно протягивает руку и засовывает под ее пальто; едва касаясь, проводит ладонью по ее животу. У нее нет никакого желания сопротивляться. Он слегка надавливает пальцами чуть ниже ее пупка. Затем отнимает руку и снова надевает перчатку.

Ее взгляд устремлен вверх, на его лицо. Следующий шаг – полностью за ним. Он спрашивает:

– Хотите пойти со мной?

20

В области теплого фронта воздушные массы поднимаются вверх, образуя облака, структура которых меняется с высотой. Для наблюдателя на земле предвестником надвигающегося циклона служит появление высоко в небе разреженной облачной дымки, легких белых мазков в синеве. Первое перистое облако, локоны, завитки.

Далее, за перистым облаком, образуется слой перисто-кучевых облаков, «барашков», а затем – высококучевые облака. Уплотняясь, облака опускаются и классифицируются уже как слоистые и наконец как тяжелые слоисто-дождевые, окруженные сиянием лучащегося света и проливающие дождь, типичный для теплого фронта.

У холодного фронта другая иерархия. Холодный воздух вклинивается в нижний, более теплый массив. Теплый воздух стремительно поднимается, охлаждаясь, при этом конденсируется водяной пар. Образуются грозовые облака, которые иногда простираются на высоту в пятнадцать километров, расширяясь кверху в форме наковальни.

И эта наковальня грозовых облаков ждет молота грозы.

21

– Из зеркала появлялись странные вещи.