Бестеневая лампа - Иван Панкратов

выключателем. Старый, когда-то лакированный, маленький книжный шкаф стоял сразу справа от входа в это узкое, но знакомое с детства помещение. Здесь он когда-то прятался на полках, что были для него, семилетнего, огромными и высокими — а сейчас он мог достать с них все, что угодно, даже не вставая на табуретку.

Стопка грамот была на средней полке, придавленная сверху толстым томом «Детской хирургии». Виктор убрал книгу, чтобы переставить повыше на время, но из нее выпал небольшой свернутый листок бумаги, напоминающий конверт. Платонов поднял его, развернул.

Внутри оказались листочки от отрывного настенного календаря. Год 1995. С 27 сентября по 16 октября.

Виктор посмотрел на них — никаких надписей, никаких пометок. Сложены по порядку. Потом он увидел, что на том листе, в который они были спрятаны, что-то написано. Расправил рукой, прочитал.

«Дни беды».

И Платонов вспомнил.

27 сентября 1995 года бабушку положили в госпиталь. А 16 октября она умерла.

Дед собрал все листочки и хранил их все эти годы в кладовке.

В кладовой своей памяти.

У Виктора что-то перехватило в горле. Он аккуратно сложил все обратно, завернул, вложил за форзац «Детской хирургии», сделав себе в памяти пометку, где все это находится. Постоял еще несколько секунд, потом взял грамоты и вышел с ними в комнату, сев напротив деда на диван.

Зеленая грамота нашлась быстро — уж больно контрастной она была по сравнению с другими. Виктор положил ее поверх всей огромной стопки и прочитал подпись внизу.

— «Начальник N-ской заставы подполковник Бирюков». Грамота от пограничников?

— Дай сюда, — дед протянул руку. — Хочу в памяти освежить.

Платонов встал, оставил все грамоты на диване, а эту принес. Дед положил ее перед собой на колени, расправил и без того ровный лист, прочитал:

— «Награждается майор Озеров Владимир Николаевич за грамотное и своевременное медицинское обеспечение, послужившее спасению жизни и здоровья пограничников N-ской заставы». Дата, подпись. Они еще хотели мне часы подарить, но у них, кажется, не нашлось, в спешке все это делали.

— И что же ты там такого обеспечил? — спросил Виктор. — Уж очень обтекаемые формулировки.

— Даже не обтекаемые, — уточнил дед. — Секретные. В новостях об этом не говорили, конечно. Тогда вообще в новостях мало чего говорили — все только посевы, урожаи, праздники, новый завод пустили, новый цех… Это ведь шестьдесят девятый год, между прочим. Вот тебе это о чем говорит?

Виктор пожал плечами.

— Ну, например, американцы на Луну высадились. Нил Армстронг, Эдвин Олдрин и еще один, все время его забываю. Но год и этих двух точно помню, читал о программе «Аполлон» совсем недавно.

— Америка-анцы, — передразнил дед внука. — Ни черта вы сейчас историю своей страны не знаете. В марте тысяча девятьсот шестьдесят девятого был пограничный конфликт на Даманском. Про остров такой слышал? Это все-таки не Луна, поближе будет.

— Ну, слышал, — пожал плечами Виктор.

— И где он находится?

Платонов молча пожал плечами еще раз, но потом решил добавить:

— Где-то на границе, что логично.

— Недалеко от Лучегорска, — уточнил дед. — Теперь представил?

Виктор кивнул.

— Так вот, — продолжил дед. — Тогда народу погибло — человек двести с обеих сторон. Причем нам постоянно говорили, что у китайцев больше, и я, знаешь, склонен этому верить. Тогда ведь, чтобы их с острова выбить, чуть ли не впервые применили «Град» — а он тогда еще засекречен был. Представляешь, что там на острове творилось? У одной ракетной установки площадь поражения больше площади самого острова. А она там не одна была. Но это, так сказать, лирическое отступление и историческая справка. Надеюсь, ты потом пробелы в своем образовании заполнишь.

— Заполню, — ответил Платонов. Деваться ему было некуда — дед потом обязательно проверит.

— А веду я вот к чему. После событий на Даманском китайцев тут сильно невзлюбили и постоянно от них каких-то пакостей ожидали. По всей границе. И, как выяснилось, нашлись люди, которые решили этим воспользоваться. Служил на этой самой N-ской заставе один рядовой, у него был конфликт с командиром отделения. Откуда взялся этот конфликт, я не знаю, но факт остается фактом — однажды этот рядовой своего нелюбимого командира где-то в тайге застрелил в спину.

— Знакомая ситуация, — Платонов вспомнил, как им однажды привезли на Девятое мая труп — один солдат застрелил другого при смене караула. Как сам сказал потом, «из личной неприязни». Выстрелил прямо в сердце одиночным, положил автомат рядышком, руки вверх поднял и сдался. Именно поэтому командиры частей так боятся караульной службы — это единственное место, за исключением стрельбища, где оружие и патроны к нему встречаются и попадают в руки совершенно непредсказуемым солдатам…

— После того, как он офицера своего убил, ему бы бежать — в тайгу, в Китай, еще куда-нибудь. Но он решил это дело замаскировать. Пришел на заставу — а там в клубе комсомольское собрание шло. Весь состав части, не задействованный в охране государственной границы, на нем присутствовал. Он прокрался к клубу и пару гранат в окна бросил, а потом там бегал и орал, что это китайцы, что он их видел своими собственными глазами. Надеялся, что после такого инцидента застреленного командира отделения тоже на китайцев спишут. В общем, навел там в первые минуты панику своей дезинформацией.

Платонов слушал, вернувшись на диван. Дед иногда откидывался в кресле, чтобы немного подумать, потом наклонялся вперед, когда продолжал.

— Могу сразу сказать, что в клубе там всем повезло. В рубашке родились. Или в бронежилете. Раненых много, а погибших нет. Те, что в президиуме сидели, увидев гранаты, сразу под стол упали, остальные кто куда. Очень сильно досталось двоим — осколочные проникающие в живот. Медик их в клубе на столы положил, какие-то повязки сделал и занялся теми, кто полегче. Начальник заставы связался по рации по своему ведомству, доложил. Сказал, что диверсия, что китайцы, что двое тяжелораненых.

Дед замолчал ненадолго, потом сказал:

— Водички мне налей.

Платонов сбегал на кухню, плеснул воды из графина в чашку, принес. Продолжения хотелось так, словно эпизод сериала закончился на самом интересном месте. Дед отхлебнул воды, прищурился, вспоминая, и продолжил:

— Госпиталь наш был тогда километрах в сорока от них на полевом выходе. Нормальная практика для тех времен — два раза в год разворачиваться на учениях. Проверяли технику, укомплектованность. В общем, полезное дело, зря сейчас от этого отказались…

— Ага, пришли как-то на медсклады, где техника стоит для полевых выездов, капоты у «ЗиЛов» пооткрывали, а там даже двигателей нет, — сказал Виктор. — Думаю, что в отношении всего остального не лучше.

Дед покачал головой — то ли рассерженно, то ли разочарованно.

— Ну, тут у кого как с совестью. У нашего командира в шестьдесят девятом все было нормально. И вот ему звонят и сообщают, что в сорока километрах на заставе есть двое тяжелораненых. Эвакуировать их вряд ли получится, поэтому надо что-то придумать на месте. Меня, тогда начальника травматологического отделения и временно исполняющего обязанности ведущего хирурга, сажают в командирский ГАЗик и, как твоих американцев на Луну, запускают куда-то в тайгу. У водителя карта — очень приблизительная. Плюс мы знаем, что по лесам вооружённые китайцы бродят. Едем быстро, иногда останавливаемся, чтобы с картой свериться.

— А с собой у тебя что? — удивился Виктор

— Следом за нами должна была передвижная операционная тронуться. Так что мне не надо было много брать — только набор для интенсивной терапии, и то ненадолго.

Он опять задумался на минуту, еще выпил воды, усмехнулся.

— Вот этим мы, тогдашние, войну прошедшие, от вас и отличались, — посмотрел он на внука. — Вы сейчас сначала тысячу вопросов зададите — а что взять, а как делать, а сколько ждать… Мы просто садились в машину и ехали. Шины из веток, жгуты из ремней, промедол в бедро, палку в зубы. Военно-полевая хирургия — ее принципы кардинально не меняются с годами… Так вот, приехали быстро — по меркам таежных дорог. Наверное, не больше полутора часов прошло после взрывов. Парни те, на столах, уже серенькие, дыхание поверхностное. Хороший