Идиотам просьба не беспокоиться - Тибор Фишер

С тех пор как мама дала мне первые карандаши, я не мечтал ни о чем другом, кроме как стать художником. Долгое время я думал, что мое имя – Джон Смит – будет большой помехой. Я был молод и глуп. Твои работы должны делать имя ярким и выразительным, а не наоборот. И все-таки дискриминация существует. Вопиющая дискриминация. Достаточно просто заглянуть в справочник; хотя фамилия очень распространенная, у нас не было ни одного премьер-министра по фамилии Смит. В числе великих художников Смиты тоже не фигурируют. Когда американцы высаживались на Луну, разве у них в экипаже был Смит? Хотя бы одному Смиту дали Нобелевскую премию? Вывод напрашивается сам собой: существует глобальный заговор, цель которого – не допустить Смитов к успеху. Возьмем лондонский телефонный справочник. Двадцать страниц одних Смитов. Но когда враги дружно, единым фронтом, выступают против тебя, тебе стоит сказать им искреннее, от души «спасибо», потому что благодаря их усилиям твоя неминуемая победа станет гораздо ценнее и слаще, когда ты с боем прорубишься через их плотный строй.

В школе я не рвался за хорошими отметками и не забивал себе голову знаниями, которые не пригодились бы мне в достижении моей мечты стать художником. Вместо этого я придумывал себе новое имя. Я понимал, что я еще слишком молод, чтобы создавать истинные шедевры (художник должен смотреть на мир широко распахнутыми глазами), так что я начал готовить свою легенду с нового имени. Я всегда выступал против спешки и суеты и за спокойные размышления. Так что почти все свое время я посвящал изобретению имени, подходящего художнику с мировым именем; Рон Астрономия, Гав Мерседес, Невероятная Секс-Машина, Бинго Пристыженный, Гланды-и-Руки, Эр Дарио, Сэмми Тюлень, Фил Одинокий, Янн Вонк, Ху-Ха в Гондаре и еще сотни других, не таких хороших имен, пока я не остановился на Джонни Гении. Мне казалось, что это имя говорит об уважении к моим корням и вводит важный элемент устремления в будущее – чего я собираюсь добиться, – и при этом легко произносится и в орфографическом плане не представляет трудностей для студентов художественных училищ, когда они будут писать работы о моем творчестве.

Всем известно, что художники типа Микеланджело, Пикассо, Ренуара, Дюрера, на самом деле добились таких высот исключительно из-за своих имен; но когда я по прошествии нескольких тысяч часов все-таки изобрел себе имя, которым можно гордиться, я почти сразу же понял, что, хотя имя действительно получилось блестящим, все это было неправильно. Ты можешь быть только собой (художник смотрит на мир широко распахнутыми глазами), и я понял, что это было бы трусостью – попытаться схитрить и «обойти» всеобщее предубеждение против Смитов. И в любом случае у меня было полно вариантов имен.

Больной. Мудозвон. Раздолбай. Долбоеб. Мудила. Хрен моржовый. Идиот. Кретин. Задрот. Придурок. Сосунок. Оборванец. Дурак. Дилетант. Психопат. Шизик. Неуч. Вонючка. Член со стручок. Просто член. Большой член. Жопа с ручкой. Урод. Извращенец. Дерьмо поганое. Просто дерьмо. Неудачник. Педофил. Антихрист. Это – лишь малая часть тех имен, которыми меня называли за то, что я художник, и за то, что я Смит. Это вполне естественно, что люди смотрят на тебя с гадливым презрением, кривятся на твой внешний вид, высовываются из окон своих машин и плюются в тебя. А когда кто-то из них отстегнет ремень, выйдет из машины, пороется у себя в багажнике и набросится на тебя с разводным ключом номер пять (или шесть – художник смотрит на мир широко распахнутыми глазами), это есть лишнее подтверждение, что твое обучение проходит как надо. Если тебе льют бензин в почтовый ящик, а под окном у тебя кричат: «Мы тебе перерезали телефонный кабель» – это хорошие знаки. В мире полно людей, которые осуждают его устройство.

Но иногда ты совершаешь ошибки. Ошибаются все. Не бывает таких людей, которые не ошибаются никогда. Ошибки – это нормально. Главное – перестать ошибаться и стать человеком, который покончил с ошибками.

Хотя выявлять ошибки – это гораздо труднее, чем может показаться на первый взгляд. Иной раз ошибки скрываются под успехом – как мыши под ковром или как свернувшееся молоко под подставочкой под стакан. Иной раз успех дремлет под, казалось бы, безысходными неудачами, подобно тому, как жемчужина прячется под сгустками склизских соплей, которые именуются устрицами.

Я глубоко убежден, что художник не должен бежать от реальности, он должен быть в самой гуще событий и наблюдать жизнь во всех ее проявлениях; башня из слоновой кости есть железная дева, вредная для здоровья. Также я глубоко убежден, что нужно держаться подальше от этих кошмарных зон нутрования души – художественных училищ. Вот почему я работаю частным инструктором по вождению. Сам себе хозяин и ничем не связан. «Свободный художник». Целый день в разъездах, постоянно новые впечатления… и когда ты живешь в машине, ты приобретаешь бесценный опыт, как справляться с опасными ситуациями (не говоря уж о том, что избавляешься от беспрестанного геморроя паковать и распаковывать всякую всячину); моя дорога по жизни – шоссе Квинз.

Кого-то отсутствие уединения смущает и кажется неприятным, жизнь на публике предполагает, что оная публика следит за тобой постоянно – когда ты бодрствуешь и когда спишь, – но я держусь того принципа, что жизнь художника и должна быть публичной, каждый его вздох должен быть объектом для самого пристального наблюдения. Я всегда выступал против мистификации и скрытности и за открытую демонстрацию.

Но была и еще одна причина – привнести сочность и колорит в мою биографию, а также выгадать время для подготовки моего Проекта, великого прорыва в Западной культуре, когда я явлю себя миру в качестве Спасителя и Диспетчера Искусства, который продемонстрирует миру Много Всего. Когда ты пишешь картины в машине, размеры холстов ограничены в пространстве, но тут мне повезло – я всегда отдавал предпочтение малым формам 2x2.

Найти место, куда поставить машину – бесплатное место, куда поставить машину, – в Лондоне это проблема. Многие годы моей все еще юной жизни прошли либо в поисках клиентуры, либо в поисках, где поставить машину. Но жизнь на дороге есть череда везений и невезений, и для стимуляции творческого процесса нет ничего лучше, чем хорошая дорожная пробка. Неподвижная улица для серьезной работы подходит гораздо лучше, чем кабинет или студия. Когда ты бросаешь Лондон себе под колеса, ты много чего узнаешь интересного о человеческой природе. Также для художника очень важно быть независимым и свободным – состоятельные покровители душат творческие порывы. Как только ты начинаешь думать о том, чтобы продать работы и угодить публике, ты думаешь уже о рынке, а не об искусстве. Нет, Искусство должно быть на первом месте, и тогда неизбежно возникнут и полные тачки драгоценных камней, и пачки купюр самого высокого достоинства в твердой валюте.

Годы до славы были годами свободы, свободы от многочисленных интервью и докучливых надоедал. Любите тьму, мои юные друзья, потому что во тьме никто не заметит, как ты споткнешься и упадешь. Я много работал и экспериментировал. Всегда добавлял капельку оживления в свои работы, но в некоторых вдохновения было больше, чем во всех остальных. Тем не менее я решительно обходил стороной выставки, галереи, клубы, коммуны художников, музеи, художественные училища, магазины открыток и репродукций, потому что мне не хотелось, чтобы мой гений заражался заурядной посредственностью чьих-то объедков и пережитков.

Среди моих ранних работ стоит отметить «Автопортрет за минуту до того, как на меня набросится разъяренный домовладелец, недовольный, что ему перекрыли дорогу к подъезду; в обнимку с декоративной угловатой лампой, которая ему уже не нужна», и вдохновенное живописание суда пэров «Этот угарный газ – мой, этот угарный газ – твой». Так же достойно упоминания лирическое полотно «Скучающий откатчик сверлит себе слуховой проход».

Перепробовав много всего, ты в итоге находишь свою сильную сторону. Я утверждаю, что с точки зрения живописи с собаками обходятся дурно и несправедливо. Предубеждения современного искусства против собак в корне неверны, и именно в этой области я проявил себя в полной мере, создав серию картин, которую открывал портрет отважного скоч-терьера с одухотворенными карими глазами и трогательно высунутым язычком под статуей Амура под названием «Потерянный в Лондоне» (мастерское сочетание эмоционального накала и социального комментария, как я это определяю сам; и от одних только мазков, которыми выписан ошейник, Дюрер расплакался бы горючими слезами). Жесткий и горький импульс пронизывает портрет очаровательного йоркширского терьера с одухотворенными карими глазами, «Мы с тобой будем друзьями?» И особенно я горжусь горько-сладким «Царем всего, что видят его одухотворенные карие глаза» – трехногий ротвейлер в Гайд-парке, изображенный сзади. Также стоит отметить изумительный контрапункт двух бладхаундов с одухотворенными карими глазами, которые поедают один батон колбасы с двух концов, «Приятели», слюни текут как наиболее убедительное заявление самодостаточности, которого только может достичь художник. Ищейки, мопсы, афганские борзые, сеттеры, гончие, чау-чау, корги, сенбернары и пудели, и вершина всего – щекастый боксер с одухотворенными карими глазами в сговоре с наблюдателем, «застигнутый» в самый интимный момент, когда он поднимает лапу на постовую будку с караульным у Букингемского дворца, «Вот так». Его задняя левая лапа – вселенная в миниатюре и лексикон перспектив. Я особенно рекомендую детальное изучение.