Город и столп - Гор Видал

ГОР ВИДАЛ

ГОРОД И СТОЛП

Посвящается памяти J.T.

Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом.

Глава 1

Странное это было мгновение. Все в баре представлялось ему нереальным, казалось ненадежным, неустойчивым. Предметы сливались друг с другом. Все тут переходило из одного в другое. Время остановилось.

Он сидел в отдельной кабинке и слушал музыку, доносившуюся из красного пластмассового ящика, подсвеченного изнутри. Некоторые мелодии он помнил, слышал их когда-то, вот только слов он больше не понимал. Он все больше пьянел, и лишь какие-то смутные ассоциации возникали у него под эту музыку. Виски с содовой выплеснулось из стакана на столешницу, и теперь она завладела его вниманием. Тут были острова, текли реки, встречались даже озера, превратившие эту поверхность в своего рода материк.

Одним пальцем он принялся творить новую географию. Озеро приняло форму круга и теперь из него вытекали две реки. Затопив один из островов, он создал море. Сколько, оказывается, всего можно создать из лужицы виски на столешнице.

Музыкальный автомат замолчал. Он долго ждал: может, заиграет снова? Затем сделал глоток виски, чтобы скоротать время. Наконец долгая пауза, в течение которой он старался ни о чем не думать, закончилась, и музыка зазвучала вновь. Слушая знакомую песню, он позволил воспоминаниям унести себя в прошлое, к тому исполненному экстаза мгновению, когда… Когда? Как он ни старался вспомнить время и место, ничего не получалось. В памяти сохранились только какие-то приятные ощущения. Он напился. Время замкнулось. Прошла вечность, прежде чем он донес до губ стакан виски. Ноги у него затекли, руки не слушались. Казалось, его удерживали сам воздух, да еще эта музыка из ящика. Он забыл, где он. Огляделся — все вокруг незнакомое. Просто какой-то бар в городе. Что это за город?

Он создал еще один остров на столешнице. Этот стол был теперь был для него домом родным. Он просто влюбился в эту шероховатую коричневую поверхность, в кабинку, которая отгораживала его от всех, даже в этот светильник, хотя в нем и не было лампы. Он с удовольствием остался бы здесь навсегда. Здесь его дом. Но потом виски кончилось, и он совсем потерялся. Чувство одиночества и заброшенности овладело им. Ему нужно еще виски. Но как его заполучить? Он наморщил лоб и задумался. Потом долго сидел перед пустым стаканом, но так ничего и не придумал. Наконец он принял решение: он выйдет из кабинки и подойдет к тому вон типу у стойки. Подойдет просто так — поговорить. Путь неблизкий, но он справится. Он попытался было встать, но его повело в сторону, и он снова сел. Он чувствовал усталость и бессилие. К нему подошел человек в белом переднике. Этот вроде должен знать, где разжиться выпивкой.

— Хотите что-нибудь?

Вот как раз это ему и надо — чего-нибудь. Он кивнул и медленно, чтобы слова звучали отчетливо, произнес:

— Хочу виски… Воду, бурбон… Воду… То, что я пил.

Человек в переднике подозрительно его оглядел:

— И давно вы здесь сидите?

Он не знал, что ответить, лучше уж он схитрит:

— Час, — осторожно ответил он.

— Только не вырубайтесь, и чтоб вас тут не тошнило. Человеку в таком состоянии плевать на других. Наблюет, понимаешь, а за ним убирай.

Он хотел было сказать, что вовсе ему не наплевать на других, но у него ничего не получилось. У него теперь было одно только желание — вернуться к себе домой, к своей столешнице.

— Я в порядке, — сказал он, и человек ушел.

Но теперь столешница перестала быть его домом. Этот тип в переднике разрушил атмосферу интимности. Реки, озера, острова — они вдруг стали чем-то чужим и незнакомым. Он потерялся в новой стране. Ему только и оставалось, что разглядывать людей в баре. Теперь, когда он потерял свой маленький интимный мирок, ему захотелось узнать, что же обрели другие.

Он находился точно против стойки, за которой медленно двигались двое в белых передниках. Перед стойкой — четверо, пятеро, шестеро… Он попытался было их сосчитать, но сбился. И прежде, всякий раз, когда он пытался во сне читать или считать, у него ничего не получалось. А нынешнее его состояние было похоже на сон. Может, это и в самом деле сон?

Неподалеку остановилась женщина с огромными ягодицами, в зеленом обтягивающем платье. Она стояла рядом с мужчиной в темном костюме. Наверняка, шлюха. Так-так-так… Ну, а что происходит в других кабинках? Их тут целый ряд, и его — в самой середине. А вот кто в других сидит, он понятия не имеет. Под эти печальные размышления он приложился к стакану. Наконец он встал. Его качнуло, но он, придав лицу выражение завзятого трезвенника, прошествовал через весь зал в другой его конец. В туалете была грязища, и, прежде чем войти, он сделал глубокий вдох, чтобы не дышать внутри. На стене висело зеркало, треснутое и кривое, и он увидел в нем свое отражение.

Волосы светлые, просто молочно белые. Во взгляде налитых кровью глаз — безумная сосредоточенность. Не-ет, это не он. Кто-то другой. Но кто?

Он задерживал дыхание, пока снова не вышел в зал. Он отметил, что свет здесь совсем тусклый, несколько светильников на стенах — и все. Да еще музыкальный автомат. Он не только излучал свет, он еще и мерцал разноцветными огоньками. Красная кровь, желтое солнце, зеленая травка, голубые небеса… Он подошел к автомату, погладил его ровную пластиковую поверхность. Вот, где его место — там, где свет и разноцветие. Голова у него кружилась и раскалывалась от боли, перед глазами все плыло, желудок вдруг свела судорога. Он сжал виски руками и медленно выдавил оттуда головокружение. Но, видимо, он надавил слишком сильно, потому что к нему вернулась память. А он этого совсем не хотел.

Он поспешил в свою кабинку, сел, положил руки на стол и уставился перед собой. Память начала работать. Он помнил все, что было вчера, позавчера, все двадцать пять лет жизни, что привели его в этот бар.

— Ваше виски, — человек смотрел на него. — С вами все в порядке? Если вам нехорошо, лучше бы вы шли отсюда. Не хватало еще, чтобы вас здесь вырвало.

— Я в порядке.

— Вы, похоже, сегодня немало выпили, — человек исчез.

Он и в самом деле сегодня немало выпил. Сейчас первый час, а он пришел сюда в девять. Напился, нализался, чтобы забыть все. И этот страх тоже.

— Один-одинешенек? — услышал он женский голос.

Он долго не открывал глаз. Может, если он не видит ее, то и она его не видит? Такое крохотное желание, но и оно не сбылось. Он открыл глаза.

— Точно, — сказал он. — Точно.

Это была та самая, в зеленом платье. Крашеные темно-рыжие волосы, белое от пудры лицо — и тоже пьяна. Ее качнуло, и она наклонилась над столом, демонстрируя ему ложбинку между колышущихся грудей.

— Можно присесть?

Он что-то промычал в ответ, и она уселась напротив него.

— Я говорю, ужасно жаркое лето, да? — она пыталась завести светскую беседу.

Он посмотрел на нее, сможет ли она прижиться в его уютном мирке. Вряд ли. Во-первых, уж слишком ее много, а во-вторых, она не так проста, как кажется.

— Точно, — сказал он.

— Ты, кажется, не очень разговорчив, а?

— Видимо.

Теперь с уединением в кабинке можно было проститься навсегда.

Женщина его ничуть не интересовала, но он спросил:

— Как тебя зовут?

Она улыбнулась: он обратил на нее внимание.

— Эстелла. Ничего имечко, а? Мать всем нам подобрала имена. Сестру назвала мою Антеей, а брата Дрейком. Дрейк — неплохое имя для мужчины, тебе не кажется? Девочек у него хоть отбавляй, у моего братца. А тебя как зовут?

— Уиллард, — ответил он, удивляясь, что назвал свое настоящее имя. — Джим Уиллард.

— Тоже ничего. Настоящее английское имя. Мне вообще кажется, что английские имена такие красивые. Сама-то я испанка. Жажда просто замучила. Позову-ка я тебе официанта.

Официант, по-видимому, знал ее. Появилась выпивка.

— То, что доктор прописал, — она улыбнулась ему, и ее нога под столом коснулась его ноги.

Он тут же подобрал свои ноги под стул. Ее это ничуть не обескуражило. Она сделала большой глоток:

— Ты из Нью-Йорка?

Он отрицательно покачал головой и сунул указательный палец в полупустой стакан.

— Ты вроде говоришь, как южанин. Ты не с юга?

— Точно, — он вытащил палец из стакана. — Я с юга.

— Должно быть, хорошо там, на юге? Всегда хотела жить в Майами, но никак отсюда не уехать. Все мои друзья здесь, не бросать же их. Знаешь, у меня как-то был друг, мужчина, хочу я сказать, — она улыбнулась чему-то своему, — и зимой он всегда уезжал во Флориду. Однажды он и меня с собой пригласил, и я чуть было не уехала… — она помолчала немного, — Это было десять лет назад.

Голос ее зазвучал печально, но ему не было ее жаль.