Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение) - Тиамат Tiamat

Вздохнув, Руатта предпочел взять чашу и пить сам. Александра откинула его волосы с шеи и следила не отрываясь, как черная паутина отступает по горлу вниз. Сдернула с него мантию до пояса, чтобы лучше видеть. Он кротко спросил, чуть наклонив голову, прекрасно осознавая, как соблазнительно выглядит:

— Что, завалишь меня прямо здесь или хотя бы шатер поставишь?

— Ты пей, потом разберемся. Хорошее, кстати, вино. Из Тирза, «Золотая печать»?

— Твое любимое, шепнул он, дразня глазами. Не бойся, противоядие не опасно.

Вообще, и так называемый «яд» был не опасен. Безвредный краситель для изучения кровеносной системы человека. Но зрелище эффектное, что и говорить. Теперь, когда появилась надежда вернуться домой, он вовсе не стремился умереть. Но репутация сыграла ему на руку. Александра поверила, что он предпочтет смерть рабству. Впрочем, рабство все еще было в меню, и если его план не сработает…

— Даже если опасно! Под таким взглядом прекрасного юноши аррианка никак не могла спасовать. Вот уж травить меня было бы с твоей стороны ужасающе глупо!

Эрменгарда мягко, но настойчиво попыталась отобрать у нее бутыль. Это было ошибкой, только укрепившей Александру в ее намерении. Она стряхнула руку подруги, налила вина и выпила залпом.

— Что может быть лучше «Золотой печати» из Тирза? Только поцелуй чародея Руатты! объявила Александра, ловя его подбородок жесткими пальцами. И он позволил себя поцеловать.

Мир исчез. И появился снова. «Цепи прошлого», основанные на природной магии растений, не подвели даже на святой земле. Он выпил первым, и воспоминания были его. Воспоминания об Ашурран, которую он так любил, что позволил себя покинуть. Которая любила славу больше, чем своего зеленоглазого чародея.

— Вот мой прощальный подарок, прошептал он на ухо Александре, сжимающей его в объятиях. Забудешь ты свою любовь ко мне, и не оглянешься назад, и не испытаешь печали, вспоминая.

Взгляд ее пару мгновений был напряженным, непонимающим, и он успел испугаться, что ложные воспоминания не прижились. Она ведь знала про Ашурран если не все, то многое. Да что там, она могла ее саму знать ребенком. Пятнадцать лет назад Ашурран было десять или вроде того. И он знал про Ашурран все: ее имя, происхождение, предков, судьбу в Ланкмаре. Удастся ли Александре надеть доспехи, выкованные не для нее?

Она вдруг рассмеялась довольно и спрятала голову у него на груди.

— Ничто мне так не мило, как меч и копье, стяг и седло, война и охота. Даже ты, надменный чародей Руатта, не удержишь меня на пути к рубиновой тиаре Ланкмара.

Руатта перевел дух и мысленно возблагодарил Единого бога и всех Младших богов, которых успел припомнить, начиная с самой Ашурран. Только теперь он в полной мере осознал, как ненадежен был его план, как много включал в себя всяческих «вдруг» и «если».

— Я покину этот мир и тем самым открою тебе путь, возлюбленная моя, произнес он гладко, не запнувшись на слове «возлюбленная». «Бесстыжие мои глаза», сказал он себе, вспомнив Кинтаро, и едва удержался от усмешки. Лживый, коварный чародей. Заткнул за пояс собственного сына, уже в двенадцать лет умевшего убийственно строить глазки. Через плечо королевы он заметил округлившиеся глаза ее невозмутимой возницы. Точнее, один глаз. И то верно, не каждый день услышишь такое от всесильного чародея.

— Я бы предпочла, чтобы ты мне помог, сощурилась Александра.

— Тогда люди скажут, что Ланкмар пал под рукой чародея Руатты, а не под твоим мечом.

— Похоже, нам с тобой тесно в одном мире.

— Не поспоришь.

Руатта всегда подозревал, что для нее Иршаван был таким же чужим миром, как для него. Что-то было в ней такое, не из Иршавана, и незнакомые словечки, которые она употребляла, и то, как она говорила «этот мир» или «другой мир». Может быть, завоевав Иршаван, она тоже покинет его и двинется дальше.

— Но хотя бы планы ты не откажешься со мной обсудить? сказала она, обвивая рукой его тонкую талию, и, не дожидаясь ответа, приказала раскинуть шатер.

Руатта вздохнул, морально готовясь к торговле собственным телом. Желание Александры так просто не перебьешь, пусть даже теперь она якобы помнит чародея Руатту во всех видах и позах. И реноме свое перед сподвижницами следует поддержать. А он, признаться, был порядком измотан трехдневным марафоном с восхитительным степным жеребцом. Не то чтобы Александра была ему отвратительна, вовсе нет. Определенное очарование в ней было. Но Руатта предпочитал сам вожделеть, а не просто быть «не против».

Опять-таки слава всем Младшим богам, интереса к его телу Александра не проявила. Точнее, дело было так: она кинула его на лежанку, хватая за разные места, и заставила издать пару характерных вскриков, прекрасно слышных снаружи. Аррианки засвистели и заулюлюкали, как у них принято воодушевлять повелительницу во время постельных забав. Говорили, что Александра, бывает, и шатер не ставит. Трахает мальчиков прямо на колеснице. Но в этот раз она скинула твою тунику, полуголая выскочила из шатра и разогнала болельщиц пинками.

— Охерели совсем! орала она по-арриански. У него из-за вас не встанет, а с магией тут жопа! Пятьдесят шагов отсчитали, быстро! Ближе не подходить!

Вернулась довольная и сказала вполголоса:

— Теперь можно и поговорить, никто не услышит.

Руатта скосил глаза на ее голую грудь и мимолетно пожалел о принятом пятнадцать лет назад решении. Было б в ней побольше мягкости, нежности, готовности подождать поцелуя, а не срывать его силой!

Они говорили долго и, к удивлению Руатты, не о Ланкмаре. Ему было бы неприятно выдавать оборонные секреты страны, ставшей ему второй родиной. Из всех государств Иршавана девять княжеств Ланкмара больше всего напоминали Криду, хотя сходство было поверхностным. Ланкмар прогнил, и мечи аррианок взрежут его, как нарыв. Но война не партия в шахматы и не хирургическая операция. Война в Иршаване куда более уродлива, примитивна и грязна, чем в Пандее. Но кто он такой, чтобы сдерживать неизбежное? Александре предначертано завоевать весь Иршаван, а ему уступить ей дорогу. В его помощи она не нуждалась.

Аллегорически выражаясь, доспехи Ашурран пришлись Александре впору, хотя их устремления были очень различными. Ашурран стремилась к славе, а Александра жаждала контроля, могущества, власти. Ашурран желала чародея Руатту ради него самого, Александра лишь потому, что он ей отказывал. Как только великий чародей дал понять, что готов отдаться, она потеряла к нему всякий интерес, кроме академического. Конечно, и ложная память о пережитых с ним плотских радостях помогла.

Неожиданно кстати пришлось честолюбие Ашурран, привнесенное «Цепями прошлого». Гордость, а не гордыня, чувство чести, желание возвыситься над окружающими за счет личных качеств, а не за счет подавления чужих все, чего Александре прежде не хватало, вдруг расцвело прямо на глазах Руатты. И его слова об общественном благе и справедливом государственном устройстве больше не падали в пустоту, как раньше. Об этом они и говорили что бывают другие миры, кроме Иршавана, более подходящие для довольства и счастья. И как он старался не рассказывать о своей родине, так и она, казалось, скрывает от него, откуда начался ее путь и куда лежит дальше.

Прощаясь, Руатта устроил целое представление для ее воительниц: прижался к Александре всем телом и припал к ее рту в таком долгом поцелуе, что оба едва отдышались. Воительницы взревели от восторга и застучали мечами о щиты. Ни у кого не осталось сомнений, что чародей Руатта покорился королеве Арриана, хоть и не остался в ее шатре наложником. Она легко подняла его на свою колесницу и самолично отвезла до границы святой земли.

Кинтаро и не подумал нарушить приказ Руатты. На самом деле он был совершенно не против оставить как можно большее расстояние между собой и чародеем со всеми этими чокнутыми бабами, лишь только Альва окажется в его руках. Случилось это буквально: одноглазая аррианка, к которой он проникся особенным отвращением, скинула Альву с колесницы прямо в его объятия и протянула руку. Кинтаро бросил ей бутылку, не особенно заботясь, как она будет ловить, схватил рыжего в охапку и прыгнул в портал.

— Ошейник! вскрикнул Альва, но уже тогда, когда Кинтаро упал на ковер и уронил его на себя.

Они лежали в высоком шатре, застеленном коврами. За откинутым пологом открывался вид на безбрежное море. Местность была очень похожа на ту, где они высадились после крушения «Леопарда». Восточное побережье, самый выступающий мыс, ближайшая к Поясу Бурь точка, как говорил Руатта.

Кинтаро засунул пальцы под серебряный ошейник рыженького, покрутил его и не нашел застежки. Опять магия, черт бы ее побрал.

— А что, красивая цацка, тебе идет, попробовал он утешить Альву.

Кавалер сверкнул глазами и дал ему пощечину: