Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение) - Тиамат Tiamat

Отсутствие степняка не удивило полковника. Разумеется, никто бы не оставил его в одной палатке с ранеными. Признаться, теперь судьба парня волновала полковника очень мало, потому что лекари настаивали (не столько из осторожности, сколько из лояльности к полковнику), что принцу надлежит пробыть в лагере как минимум две недели, а то и больше.

Конечно, полковник Руатта выполнил все требования подполковника Дансенну. Даже запретил всякого рода магические наручники и приказал уничтожить имеющиеся. Чувствуя легкие угрызения совести, он распорядился послать эртау, делившему с ним палатку, красивое седло, отделанное серебром, и выделить ему хорошего жеребца, когда пленных отпустят. Ординарец виновато опустил глаза и сказал, что молодой эртау в суматохе сбежал, уведя коня намного лучше, чем тот, что предназначил ему полковник. Патрули, прочесывающие степь в поисках мифического убийцы, его не поймали. Как ни мало Рудра был заинтересован в мальчишке, он все-таки очень удивился. Спать с Красным Львом, пусть даже и в плену, было куда почетней, чем сбежать из плена. Куда ему вообще податься? Эртау по большей части разгромлены и рассеяны по степи. Разве что к дружественным эссанти.

Хорошо, конечно, что искушение исчезло само собой, не ставя полковника перед необходимостью проверить собственную стойкость и верность обещанию, данному принцу Дансенну. Но полковник предпочитал, чтобы у него был выбор. Теперь же мысль о степняке засела в памяти, как заноза. При виде кого-то похожего высокого, стройного, смуглого, с широкими плечами, узкими бедрами и наглой усмешкой его не раз еще обдавало жаром. Но степная кампания закончилась, и Рудра годами не видел степняков, а потом невольная причина дуэли с Даронги почти совершенно изгладилась из памяти. Они бы все равно подрались, нашли бы повод. Такие у них были отношения.

Но теперь он все вспомнил, будто дело было вчера.

Чародей Руатта заморгал, приходя в себя. Точно так же внезапно, волной, как обрушились на него старые воспоминания, накатила действительность. Уютная небольшая гостиная в его замке на острове Кумано, с широкими диванами, низкими столиками и горами подушек. Все так же горели лампы значит, прошло не более трех часов, иначе магическое пламя бы потускнело. Он все еще склонялся к Кинтаро, сидящему рядом с ним, и почему-то показалось естественным поцеловать его снова, уже без всякой магии. Кинтаро ответил жадно, горячо, и Руатту охватило возбуждение. Воин так напоминал того, другого, будто был его родным братом. Старше, конечно, намного. Но вместе с тем уверенней, опытней. Он и целовался иначе, не так грубо, как будто знал любовь мужчин куда более рафинированных и холеных, чем степные варвары. Воспоминания схлынули, потускнели а только что были таким реальными, осязаемыми! Даже заныла нога, хотя от раны и следа не осталось. И сердце стиснуло внезапной болью, тоской по Даро, такому красивому и юному в те дни.

Заметив, что он отвечает рассеянно, Кинтаро рыкнул и прижал к себе его голову, делая поцелуй глубже, требовательней. Чародей теперь полулежал на широкой груди степняка. Тот согнул колено, потерся им о бедро Руатты. Кажется, эксперимент удался, но следовало кое-что проверить. Руатта оторвался от губ воина и накрыл их ладонью. Кинтаро провел по ней губами и языком, мешая ему думать.

— Подожди, чуть задыхаясь, выговорил чародей. Расскажи, что ты видел! Это важно!

— Чего тут рассказывать? Сам, небось, помнишь. Мощно мы зажигали, а, Красный Лев? Иногда хотелось тебя придушить так ты клево трахался. Такому и дать не зазорно. Но я все равно мечтал о твоей узкой заднице. Дашь? Разочек? Потом. У тебя на заднице такие пятнышки золотые, как их, веснушки, да? Я просто дурел от них!

Для Кинтаро воспоминания стали как собственные. Не то чтобы Руатта сомневался в успехе, но приятно было в очередной раз получить подтверждение своим безграничным возможностям.

— Если ты эссанти, то почему дрался на стороне эртау? задал он провокационный вопрос. Сейчас сознание степняка должно само заполнить лакуны и исправить неточности.

— На тебя хотел поближе посмотреть. Ну что, насмотрелся, а как же. Жаль, что бились так мало. Я бы еще раз с тобой клинки скрестил. Будь ты из наших, я б сказал, что твою руку направляет бог Аманодзаки. Ну, бог войны по-нашему. Если б ты меня к себе не взял, я бы сам пришел, ей-богу. Когда мужик так бьется, хочется узнать, как он трахается.

— Тогда почему ты сбежал? только сейчас Руатта понял, как его занимал этот вопрос, и как хотелось узнать на него ответ.

Степняк сузил глаза и усмехнулся под ладонью Руатты:

— Вот ты вроде как умный, Красный Лев, а такой дурак. Я ж, сука, гордый. А ты так над своим парнем убивался, будто орел над орлицей. Ничего не могу сказать, парень красивый, как картинка. И тебя за яйца держал, так что больше никому вроде как места не было.

Руатта испытующе посмотрел на него, ожидая, что степняк сделает напрашивающийся вывод о личности парня, а вместе с тем и необходимые хронологические подсчеты. В шестьдесят третьем, когда была война с эртау, он еще наверняка не родился. И короля Даронги знал уже немолодым человеком, если не вообще стариком. Но эликсир не только создавал ложные воспоминания, но и мешал оценивать их критически. Нестыковки Кинтаро не смущали, и в глазах его не промелькнуло ни тени сомнения в подлинности ложной памяти. Интересно, не пострадала ли настоящая? Руатта поддразнил:

— Что, не помнишь, как глумился надо мной, обзывал чародеем-белоручкой?

— Помню, ухмыльнулся Кинтаро. Ну так я ж не виноват, я ж все забыл про нас с тобой, мне та рыжая баба память запечатала.

— А ее ты вспомнил?

У Руатты была слабая надежда, что для печати Александры все равно, состоялся ли требуемый секс в реальности или в воспоминаниях. Но увы, воспоминания, тем более наведенные магией, не считались. Кинтаро беззаботно ответил:

— Не-а, ты сам про нее говорил. И что надо трахнуться, чтобы какой-то там третий глаз открылся. Чего ждешь-то? он взял ладонь Руатты и переложил себе на ширинку. Потянул вверх по ногам полы его чародейской мантии, запуская под нее руки.

Руатта оттолкнул его и поднялся. Он крайне не любил быть объектом домогательств. Они его мгновенно расхолаживали. Сухо сказал:

— Ты сейчас под воздействием магии. То, что ты помнишь, было в действительности, но не с тобой, а лет за пятнадцать до твоего рождения.

— Чего только люди ни придумают, чтобы штаны не снимать, отозвался Кинтаро, заложив руки за голову, и слегка потянулся, красиво выпятив грудь. Руатте он ни на грош не поверил.

«Эксперимент должен быть завершен», напомнил себе чародей. Именно после той злосчастной дуэли он стал куда более щепетильным в выборе партнеров по сексу. И больше не терпел ни малейшего намека на принуждение, обман или злоупотребление властью со своей стороны (со стороны партнера он вообще никогда этого не терпел, и ничего не изменилось). Поэтому вместе с эликсиром приготовил противоядие, которое накапал в бокал и разбавил вином. Кинтаро возвел глаза к небу с видом: «Ох уж мне эти чародеи!» Но выпил. Потряс головой, прислушиваясь к ощущениям. Посмотрел на чародея, сузил глаза, и…

Его молниеносный и мощный прыжок застал Руатту врасплох. Кинтаро схватил его за горло, и они покатились по коврам и подушкам, опрокинув столик с кувшином вина, то вцепляясь друг в друга, то отбрасывая. Кинтаро был очень силен, много тяжелее Руатты. Но Руатта был маг, и даже без применения магии его наполняла такая энергия, что придавала нечеловеческую силу его хватке. Впрочем, Кинтаро больше испытывал его, чем серьезно дрался. Очень скоро штаны его оказались спущены до колен, а мантия Руатты разорвана сверху донизу, открывая голую грудь с магическим амулетом на цепочке и свободные штаны, в которые так легко было засунуть руку. Они опять целовались, чувствуя привкус крови во рту, и Кинтаро ругался:

— Сука ты, чародей, глаза твои бесстыжие! Подавись ты своей долбаной честностью, а? Ебаться хочу, сил нет. По доброй воле, безо всякой магии, бля буду!

У Руатты еще мелькнула мысль расспросить о воздействии противоядия, но тут же пропала, смытая волной возбуждения. Кинтаро встал на колени, прогнувшись в спине, припав лицом и плечами к ковру, отдавая себя, и Руатта его взял, успев только выговорить коротенькое заклинание легкого проникновения. И степняк понес его на себе, будто жеребец, который намного сильнее и больше всадника, но все-таки ему подчиняется, в бешеной скачке увлекая обоих к цели.

В пылу удовольствия Руатта едва заметил, что вторая печать вспыхнула и исчезла. Ему было не до нее, потому что степняк, так и не кончив под ним, поставил колени по обе стороны его головы и трахал чародея глубоко в горло. Могущественный чародей Руатта еще и не такое умел. Как и наглый, распутный и ненасытный вождь эссанти Кинтаро.