Морское притяжение - Олег Борисович Глушкин

придется к правой башне. Пусть отдают швартовы — пора начинать!

Я объяснил суть постановки: как брать тросами и как вести. На душе было неспокойно: через час начнет темнеть, да и команда неполная.

Позвонил Тепнину, хотел попросить еще людей с буксиров, но его не было. Конечно, он где-нибудь на заводе, но не хочет вмешиваться и появится на пирсе к утру, когда мы уже выйдем из воды.

Чертовы доки — вечный аврал! Все, кто кончал со мной институт, давно разбежались по конструкторским бюро, а у меня вот уже четвертый год изо дня в день одно и то же.

Я вышел на палубу башни и сверху смотрел, как отдавали швартовы.

Залив был почти пуст, изредка по фарватеру проходили суда, повторяя извилистый порядок бакенов. На доке включили прожекторы, машинисты заняли свои места в насосных отделениях.

В тишине вечера мы медленно погружали док, журчала, всплескивала вода, входя в ниши и черной пеленой покрывая палубу, уходили в воду доковые клетки, трещали, всплывая, закрепленные тросами доски, док медленно погружался. Через час окончательно стемнело. Мы приняли воду полностью: островами, длинными и ровными, торчали из воды башни. Дальше док не шел, мы почти сидели на грунте. Все-таки яма для нашего дока маловата…

— Ну вот, Андреевич, нормально в машинах, — сказал мой помощник, — течи — нигде, ни в одном отсеке, только в компрессорной чуть сочится, ну это так, пустяки.

Для него все — пустяки. Я попросил боцмана проследить, чтобы цемент и распоры были наготове.

Появились буксиры. Еще задолго до этого мы услышали их гудки и пыхтение. Вслед за ними ползла плоская тень «Загорска», стирая огни деревень на противоположном берегу.

Носовой буксир вошел в пересечение наших прожекторов. Беспомощно полз «Загорск» на поводу у буксира, лоцманский флаг повис на мачте. На судне было темно, и казалось, что команда покинула его.

Я подошел к микрофону.

— Эй, на судне, готовьте бросательный!

Носовой буксир прекратил работу, серая громада судна двинулась на нас по инерции, где-то позади нее надрывно загудел кормовой буксир. Этот гудок означал: «Одерживаю». Несколько коротких всхлипов буксира — и тот замедлил ход.

— Что они там, заснули? — крикнул боцман. — Конца подать не могут!

Но вот хлопок, как будто пастух ударил бичом, и в воздухе мелькнула выброска — пеньковый тонкий трос с грузом.

— Берегись! — крикнули с судна.

Теперь уже можно было различить матросов на баке.

Вдоль башен ждали рабочие. Тихо, слышно было даже в динамиках, как стучат корабельные часы в нашем пульте управления. Сейчас самое главное — вовремя одержать судно, не дать ему навалиться на башню.

— Закрепили?

— Закрепили, — ответили сразу несколько голосов с верхней палубы судна.

Пора начинать выборку. Замешкался боцман на противоположной башне дока.

— В чем дело, Валя?

— Сейчас, — ответил он хриплым голосом; ему не нужно микрофона — крикнул вполсилы. Ему все можно делать вполсилы. Ребром ладони он забивает гвозди в сосновый брус.

Загудел, как шмель, мотор шпиля — начали. Я нервничаю.

— Валя, осторожней! — кричу в микрофон. — Не наваливай на свой борт, только одерживай.

Не дают покоя кили, торчащие с правого борта «Загорска», они могут свернуть нам клетки.

Только бы не поднялся ветер, сейчас нам нужно вести судно очень точно.

Командует мой помощник, он покрикивает на матросов, особенно его раздражает неповоротливый толстяк Воронов. Он запутался с тросом, тяжело дышит. Втроем мы накинули несколько петель на барабан.

Наконец ввели судно, резкий всплеск — отдали буксирный трос. Носовой буксир развернулся почти на месте и скользнул под тросами между бортом судна и углом доковой башни. Молодец, капитан!

Буксир загудел на прощание и растворился в ночи, видны только снопы искр из его дымовой трубы.

«Загорск» в пространстве между доковыми башнями. Матросы опускают мягкие плетеные кранцы. Пятна света от прожекторов осветили и проржавевшую помятую обшивку «Загорска», лица матросов, капитана на крыле рубки и долговязого лоцмана в кожаном пальто.

Я пошел в пульт управления, надо было проверить, все ли готово у электриков.

Окна пульта открыты, и по гудению шпилей, по скрипу тросов, по голосам я продолжаю ощущать путь судна.

У пульта наш парторг Виктор.

— Ну и боцман, опять поленился завести дополнительный трос. Ведь это же не обычное докование! Здесь начеку надо быть! Распустился совсем, — ворчит он.

— Валя, — спросил я, — со среднего завел уже?

— Завожу, — крикнул он.

— «Завожу»! — возмутился Виктор. — Наверное, и не думал!

На судне перенесли трос на корму, передавали его через надстройки.

— Поджимайте к борту, сколько можно говорить! — закричал мой помощник.

Я побежал, перепрыгивая через тросы, туда, где был натянут тонкий отвес: надо довести судно до него, потом отжать. Прожекторы поймали отвес в перекрестье.

Чтобы лучше увидеть, как движется судно, я встал на переходном мостике. Теперь боцман дал слабину, мы выводили судно по центру. Виктор из пульта замахал руками — хватит. Еще какие-то полметра. Стоп.

Тросы вытянулись. Я видел, какого труда стоило удерживать их. Кряхтел Петров, обеими руками вцепился во вьюшку Воронов, только боцман стоял не напрягаясь, придерживая трос ногой, для страховки просунув во вьюшку кусок доски. Когда вернулся в пульт, электрики уже включили щит, на котором загорелись зеленые и желтые лампочки. Можно начинать подъем.

Я повернул переключатели, и на всем стометровом пространстве дока начали вращение приводы клинкетов. О том, что они открылись, сообщили лампочки: погасли зеленые, загорелись красные. Щит был похож на огромное электропианино. Я взглянул на часы: было ровно два часа ночи.

— Дай закурить, — попросил я Виктора. Мне, как всегда, не хватало пачки, и мои пробеги по палубе усеяны окурками «Беломора».

— Побираешься, — сказал Виктор, всунул мне в зубы сигарету, щелкнул пистолетом-зажигалкой.

Я задымил над приборами, вглядываясь в дрожащие стрелки. Виктор выключил свет, чтобы лучше было видно пространство за окнами, где в черной воде втиснулось в док обтекаемое тело судна.

— Ну вот, — сказал мой помощник, входя в пульт, — мельтешили, суетились, все ерунда! Корму прихватило без звука. Не такие суда поднимали, а это что — пустяки.

Он сел за столик и начал с Виктором разговор о картошке, о том, пора или не пора ее сажать и у кого лучше огород.

Медленно шел подъем, кончилась сигарета, заразительно зевнул Виктор.

Я вдруг почувствовал, что здорово устал, особенно ноги сдали, сейчас бы прилечь, вытянуться.

— Холодает-таки, — сказал мой помощник, прикрывая окна.

И вдруг истошный вопль: «Кренимся!» Это закричали на судне.

— Кренится! — крикнул боцман.

Я уже сам увидел, как плоский борт «Загорска» косо надвигался на окна пульта. Неужели этот торчащий поломанный киль уперся в клетку? Если так, надо срочно погружаться и все начинать сначала, иначе продавит палубу