1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны - Майкл Карлей

Когда Чемберлен вернулся в Лондон, он столкнулся с несговорчивым кабинетом, который не хотел идти на поводу у гитлеровского ультиматума. Даладье и Бонне совершили еще одно «паломничество» в Лондон, чтобы провести еще одну, ничего не решившую встречу, на которой французский премьер был так же несговорчив, как и чемберленовский кабинет. 26 сентября Форин офис опубликовал коммюнике с предупреждением, что если Гитлер атакует Чехословакию, то Франция будет обязана прийти ей на помощь, а Британия и Советский Союз выступят на стороне Франции. В Париже могли подумать, что это британское коммюнике следует поддерживать и приветствовать, поэтому оно пришлось очень не по нраву Бонне. Он попытался воспрепятствовать его публикации во французской прессе и распустил слух, что коммюнике было сфабриковано Ванситтартом. «Миротворческая» пресса, как и следовало ожидать, подхватила эту присказку. Мандель открыто обвинил Бонне в несостоятельности и измене. А Бонне считал, что Мандель, Рейно и другие, кто разделял их взгляды — просто «безумцы». Он обращался к депутатам в Собрании: «Вы... должны остановить эту войну; мы идем прямо к катастрофе. Эта война была бы преступлением». Кроме того, Бонне, имея хорошие связи в журналистских кругах, поощрял прессу выступать против жесткой линии в отношении Германии.89

Чемберлену тоже не нравилось коммюнике Форин офиса и он не переставал обхаживать тех из своих коллег, которые не имели склонности капитулировать. 26 сентября Вильсон вернулся в Берлин с новым письмом от Чемберлена, чтобы найти там разгневанного Гитлера, который снова пригрозил войной еще до истечения месяца, если Чехословакия не капитулирует. В Париже политический директор министерства иностранных дел Репе Массильи, отнюдь не сторонник Бонне, узнав об этой последней инициативе, проинформировал об этом Осусского, охарактеризовав ее как всего лишь очередное мирное предложение за счет Чехословакии.90 В тот же самый день, 26 сентября, Виемен представил министру авиации доклад, в котором говорилось, что французские военно-воздушные силы не смогут выстоять в схватке с люфтваффе. Естественно, что Франция не хотела в одиночку выступать против «германского колосса», как выразился консерватор Ченнон. Следовало принять во внимание и то, что каждого солдата противника французы считали за двух, а относительно боеспособности чешской и советской армий были весьма невысокого мнения. Кроме того, иногда возникала прямая зависимость между просто нежеланием воевать и нежеланием воевать в союзе с Красной армией. В октябре, когда мюнхенский кризис был преодолей, Виемен советовал, чтобы Франция вообще «порвала с Советами».91

27 сентября Суриц сообщил в Москву, что Бонне все еще продолжает «нащупывать новый компромисс», присовокупляя все больше чешской территории, с тем чтобы предложить ее Гитлеру. И Суриц добавлял: «Из кругов, близких к Манделю, передают, что Бонне на сегодняшнем заседании Совета министров вновь заговорил о том, что Франция не подготовлена, что ей придется принять на себя удар на трех фронтах и т. д.; это взорвало даже Даладье, а с Манделем дошли до открытой перебранки».92 На парижских улицах тоже было неспокойно. Фланден, бывший премьер, выпустил плакат, который был расклеен по всей столице: «Народ Франции... Тебя обманули! Темные силы устроили дьявольскую западню... чтобы сделать войну неизбежной...» Призывы доходили до советов сопротивляться мобилизации, и полиция получила приказ убрать плакат со стен; однако это не мешало Бонне принимать Фландена на Кэ д`Орсе.93

Новое осложнение возникло 22 сентября, когда французское правительство получило сведения о движении германских войск от польской границы и одновременной концентрации польских войск на границе Чехословакии. Для французов это могло означать открытую нацистско-польскую кооперацию или по крайней мере тайный сговор: нацистская Германия делала ставку на польский нейтралитет, а Польша рассчитывала захватить район Тешина, когда германские войска двинутся в Судетскую область. В тот же день Крофта информировал Александровского о концентрации польских войск и попросил советское правительство предупредить Польшу, пригрозив денонсацией советско-польского договора о ненападении от 1932 года.94

Однако советское правительство, должно быть, самостоятельно получило разведподтверждение об этих перемещениях польских войск, потому что уже с утра на следующий день Потемкин вызвал к себе польского поверенного в делах, чтобы сообщить ему о предупреждении, которого требовал Крофта.95 Потемкин также сообщил французскому послу об этом советском демарше. В последовавшей беседе Кулондр выразил осторожный оптимизм относительно перемен в англо-французской политике. Он надеялся, что Франция и Британия не станут больше делать уступок Гитлеру, и сказал Потемкину, что считает французский и советский договоры с Чехословакией вполне работоспособными документами. По словам Потемкина «Кулондр думает, что необходимо рассеять атмосферу обоюдного недоверия, возникшую в последнее время между СССР и Францией». Посол отметил, что если французская политика на самом деле изменится (как он надеялся), то обе стороны смогут работать в тесном сотрудничестве. Неудивительно, что Кулондр не поделился этими своими надеждами с Бонне.96

Советское предупреждение отнюдь не уменьшило польских вожделений относительно Тешина. Поляки считали, что англо-французы бросят Чехословакию на произвол судьбы, и тогда Советский Союз ничего не сможет сделать. Но французы и англичане были тоже обеспокоены польской позицией, особенно учитывая, что благодаря этому кризис мог выйти из-под контроля и привести к войне, в которой Польша выступит на стороне Германии. Советская пресса также преподала полякам урок, в том смысле, что не стоит желать другому того, чего не желаешь себе. Ведь не только в Чехословакии есть национальные меньшинства, отмечали «Известия», в Польше тоже достаточно украинцев. И что скажет полковник Бек, если эти украинцы потребуют плебисцита, чтобы определить свое будущее?97

Полковник Юзеф Бек был польским министром иностранных дел и главным помощником маршала Юзефа Пилсудского, лидера польских националистов, который умер в 1935 году. Бек начал свою карьеру во время Первой мировой войны простым солдатом, но после войны стал все быстрее продвигаться на дипломатической службе и в 1932 году стал министром иностранных дел. Как и Пилсудский, Бек был из польских националистов, которые надеялись на возрождение Польши в качестве великой державы, каковой она была в XVI и XVII столетиях. Однако все их усилия были безуспешны, и эти неудачи сделали польских националистов раздражительными и вспыльчивыми. Они все время пытались вести государственные дела таким образом, будто Польша являлась великой державой — опасное поведение в 30-е годы, на фоне усиливающейся Германии, у которой все больше пробуждался хищнический аппетит. В конце 30-х Бек стал все больше склоняться на сторону Германии, что и привело Польшу к конфронтации с Советским Союзом. По существу, польское правительство попыталось проехаться на спине тигра и в конце концов не удержалось на ней. И если бы Польша в это же время окончательно испортила отношения со своим вторым великим соседом — Россией, это ввергло бы ее в настоящую опасность.

Бек был темной лошадкой почти для всех в Европе. Французы и англичане не доверяли ему и это чувство было единодушным. В личной жизни он был этаким высокомерным денди со склонностью к питью и прекрасному полу. Литвинов считал его нацистским прихвостнем. Тем не менее, если уж Советский Союз придерживался политики коллективной безопасности и более тесных отношений с Францией, ему приходилось время от времени делать попытки улучшить отношения и с поляками. Ибо советское руководство знало, что Польша была одним из главных источников осложнений в рамках франко-советского договора о взаимопомощи. Бек не отвечал на советские инициативы. А польская оппозиция коллективной безопасности и польские заигрывания с нацистской Германией в наибольшей степени раздражали советских и французских дипломатов и в итоге привели в сентябре 1939 года к исчезновению самой Польши.

На встрече с британским послом 24 сентября Бек сказал, что Польша не собирается «связывать себе рук» в отношении Тешина; «у нее нет никаких воинственных намерений, но она не может согласиться с тем, что германские требования будут удовлетворены, а Польша не получит ничего». Говоря другими словами, Бек заявил, что не собирается предоставлять Германии исключительных прав при растаскивании Чехословакии. Во всяком случае, добавил Бек, беспокоиться тут не о чем, потому что чешское правительство уже заявило устно польскому посланнику в Праге, что оно в принципе согласно уступить Польше упомянутые территории. Поляки пользовались и другими способами доведения своих намерений до сведения Парижа: когда французский военный атташе обратился за сведениями о передвижении германских войск, его коллега сведений не дал, учитывая позицию Франции относительно Тешина. Если Германия войдет в Чехословакию, добавил этот офицер, Польша воспользуется всеми преимуществами ситуации и будет действовать в своих собственных интересах.