Здравствуй, груздь! - Екатерина Вильмонт

Она хотела что-то возразить, но смолчала. Только надула губки и была при этом столь очаровательна, что он смягчился:

– Ладно, поехали!

– Но ты же не посмотрел как следует кухню!

– Знаешь, я во всем этом целый дурак – и полработы мне показывать не стоит.

– Федечка, ты на меня не злись!

– Заметано!

– Ангелина Викторовна? – спросил смутно знакомый голос.

– Да, я.

– Майор Стрешнев беспокоит!

– Который?

– Настоящий!

– И то хлеб!

– Ангелина Викторовна, я вот поглядел на фоторобот, который составили по вашим описаниям…

– И что?

– Я этого самозванца знаю. Он неопасный. Живите спокойно.

– Но что же это все-таки значит?

– Да чепуха, глупость одна. Короче, вам ничего не угрожает. Живите себе спокойно.

– Может, вы все-таки объясните?

– Не могу!

– Тайна следствия?

– Ну, в общем… да! Просто хотел сказать, чтобы вы не беспокоились.

– Спасибо, очень мило с вашей стороны. А то я действительно беспокоилась.

– Всего наилучшего, госпожа Миленич!

Можно не беспокоиться? И прекрасно. Беспокойств и так хватает. Вот сегодня, например, с утра нужно тащиться на скучнейшее мероприятие, какой-то то ли съезд, то ли форум книжного союза. Совершенно бессмысленная трата времени, пустая говорильня, можно умереть с тоски, но не пойти нельзя. Положение обязывает. И одеться надо понаряднее. Светло-серый костюм, купленный в прошлом году в Лондоне, под него темно-вишневая блузка, вишневые сапожки на высоких каблуках и такая же сумочка. Скромно, достойно и вполне соответствует имиджу небогатого, но уважаемого издательства.

Заседание должно было состояться в Большом зале Центрального дома литераторов.

За столиками в фойе приветливые юноши и девушки сверялись со списками и вручали каждому гостю целый мешок с материалами съезда и сувенирами. Проглядев на ходу бумаги, Ангелина хотела было выбросить их в урну за полной и абсолютной ненадобностью, но постеснялась. Себе она решила оставить только блокнотик и ручку, да и то для Наткиного сына, который собирал блокноты и ручки со значками российских фирм. Она поднялась по лестнице, где вместо фотографий лауреатов Ленинской премии теперь висели портреты нобелиантов – от Бунина до Бродского. Наверное, те, кто устраивал гонения на Пастернака и Бродского, сейчас негодуют или переворачиваются в гробу, что вернее. Только Шолохов остался тут с прежних времен.

В верхнем фойе было душно. А до начала оставалось еще минут десять, и она решила спуститься и покурить на улице, как вдруг увидела Головина, который с несколько отрешенным видом поднимался ей навстречу. Заметив ее, он просиял:

– Геля! Как я рад вас видеть!

– Господи, что вы-то тут делаете?

– А черт его знает! Меня попросили в издательстве поприсутствовать. Я очень надеялся, что увижу вас, и вот не напрасно! А что тут вообще будет?

– Говорильня.

– Так я и думал! Вы потрясающе выглядите!

Черт знает что! Сердце у него готово выскочить из груди. Какая женщина! И не только лодыжки… Вся она воплощение изящества и элегантности. Из тех женщин, про которых говорят «стильная штучка»!

– Хотите кофе? Или чего-то покрепче? – кивнул он в сторону небольшого бара.

– Нет, спасибо.

– Тогда, может быть, соку?

– Федор Васильевич, живите спокойно, я ничего не хочу. А если захочу, возьму сама.

– Ну зачем вы так? – огорчился он.

– Пойду вниз покурю.

– Я с вами.

– Федор Васильевич, – она с удовольствием затянулась, – зачем вы сорвали Маку с работы? Мне жаль, из нее со временем мог бы выйти ценный работник, она способная девочка, пока, конечно, опыта мало…

– Честно?

– Хотелось бы.

– Она говорит, что вы к ней придираетесь.

– Я? Придираюсь? Если ей так кажется, что ж…

– Вы, вероятно, строгий руководитель?

– Да. Иначе нельзя. Но я справедливый руководитель. Когда Мака из-за ремонта не сдала в срок корректуру, я сказала, что это недопустимо, только и всего.

– Гелька, привет! – хлопнул ее по плечу коммерческий директор одного крупного издательства. – Как делишки? Говорят, ты замуж выходишь?

– Витя, ты что-нибудь посвежее и посмешнее можешь придумать? С души воротит.

– Дурочка, ты не понимаешь, я все жду, когда ты, наконец ответишь: «Да, Витек, выхожу! Приходи на свадьбу!» – Он громко расхохотался и пошел дальше.

– Вот придурок! – фыркнула Ангелина.

– А в самом деле, почему вы одна, Геля? – взволнованно спросил Федор.

– Мне никто не нужен! – ответила она, а в глазах промелькнуло что-то, что он для себя определил как страдание.

– Но так не бывает! Кто-то нужен всегда. Я вот тоже жил в уверенности, что мне никто не нужен, а потом встретил вас…

– Нет, Федор Васильевич, потом вы встретили Маку! – Она швырнула сигарету в урну и тут же обругала себя за излишнюю резкость. Он может неправильно ее истолковать.

– Я так ошибся, я так наказан! – пропел он с шутливым видом.

Она только рукой махнула и пошла к лестнице. Он за ней. Двери Большого зала были открыты.

– Вы позволите сесть с вами?

– Садитесь, – пожала она плечами.

– Только давайте на всякий случай сядем с краю. Вдруг захочется удрать!

Удрать захотелось уже через пять минут, но они стойко выдержали еще четверть часа.

– Все, пошли отсюда! – простонал он.

– Пошли, – согласилась придавленная скукой Ангелина.

Выбравшись из зала, Федор засмеялся:

– Я думал, такие заседания остались в далеком прошлом, ан нет… Напоминает партсобрания.

– Вы бывали на партсобраниях?

– Доводилось. Я же не всегда был вольным художником.

– Ну судя по вашим книгам…

– Вы читали мои книги? Вы?

– А чему вы так удивляетесь?

– Да как-то с вами не вяжется…

– Почему? Когда ваше имя появилось на рынке, я внимания не обратила, а когда вы стали хорошо продаваться, решила посмотреть, с чем это едят.

– Ну и как?

– Вопреки ожиданиям, мне понравилось. Популярные авторы редко хорошо пишут. У вас хороший слог, захватывающий сюжет, все весьма романтично.

– Издать меня не хотите?

– Вы мне уже не по карману. Да и не по профилю, честно говоря.

– Геля, послушайте, давайте сейчас что-нибудь предпримем!

– Что именно? – не поняла она.

– Ну что-нибудь из ряда вон выходящее! Например, слетаем в Питер!

– Что? – ахнула она.

– Да! Поехали в аэропорт, всего час лету – и мы в Питере, пообедаем там, в театр какой-нибудь сходим или просто пошляемся по городу, а потом вернемся «Красной стрелой» или любым другим поездом, а?

– Но у меня же работа…

– Так вы бы просидели в этой скучище несколько часов, у вас разболелась бы голова, и вы были бы уже нетрудоспособны. А такая встряска всегда полезна. Ну решайтесь!

Ей вдруг смертельно захотелось поехать. Это было так непохоже на всю ее жизнь, так романтично, так весело.

– А вы? Вы разве свободны?

– Да, я свободен. Позвоню и предупрежу, что вернусь утром, только и всего. Поехали, Геля?

– Поехали, Федя! – решилась она.

– Вы на машине? – спросил он.

– Нет, я на такси приехала.

– И я! Отлично, мы свободны как ветер!

Он взял ее за руку и повел ловить такси. Усадил ее сзади, сам сел с водителем и стал куда-то звонить. Договариваться насчет билетов.

Господи, что я делаю? Зачем я согласилась? С ума спятила, что ли? Но что-то в нем есть, он мальчишка, несмотря на возраст, шальной и безответственный. Может, именно это мне и нужно? Разве люди в таком возрасте срываются вот так и в чем есть мчатся в Питер? А вдруг нелетная погода и ничего не состоится?

Но страхи оказались напрасны. Погода была летная, и вскоре они уже приземлились в Санкт-Петербурге.

– Геля, вы не голодны?

– Голодна как зверь!

– Тогда едем!

– Куда?

– Я знаю один отличный ресторан с кавказской кухней. Вы любите кавказскую кухню?

– Люблю.

Надо заметить, что он ни разу еще не позволил себе даже взять ее за руку. Ни одного движения, которое свидетельствовало бы о каких-то чувствах. Только дружеская забота и внимание. Он в самолете всю дорогу веселил ее рассказами о том, как он начинал, как представлял себе издательский процесс теоретически и как столкнулся с ним на практике.

– А вы, Геля, как стали издателем?

– Так получилось, – туманно ответила она. – Но меня всегда тянуло именно в эту сторону.

– Призвание?

– Вероятно, можно это так назвать.

– Геля, а если я напишу что-то выбивающееся из рамок моего жанра, ну, к примеру, лирическую повесть, вы бы взялись ее издать?

– Вы ее уже написали?

– Нет, пока только подступаюсь…

– Когда напишете, приносите – посмотрю. Но одной повести мало. Минимум две.

– Формат?

– Конечно. Ну и, честно говоря, пока у меня нет такой серии…

– А без серии нельзя?

– Сейчас нельзя. И потом, Федор Васильевич, мне неохота ссориться из-за вас с вашими издателями. Им ничего не стоит прихлопнуть мое издательство. Я предпочитаю жить с ними в мире.