Наставники - Бора Чосич

Было это в сорок четвертом году, в самую осень, все преобразившую. Вдруг все люди – солдаты, офицеры, члены моей семьи – стали заниматься одним делом – окраской, но на этом не остановились. Поначалу мы думали, что дело замены старых цветов будет происходить в сопровождении нагана и других грубостей, но потом все изменилось. Сначала мы полагали, что в новой жизни будет употребляться только один цвет, красний, но стало не так. Капитан Вацулич сказал: «Есть и другие цвета, весь спектр, который находится в солнечном закате, и все они абсолютно человеческие!» Тетки сделали вывод: «Наконец-то наша работа в области акварельного искусства будет признана и оценена!» Все мы употребляли красный цвет как опознавательный знак, но потом все мы набросились на другие составные части солнечного заката в соответствии с указаниями нашего товарища Миодрага Вацулича, большого любителя природы. Из всех оставшихся красок мы больше всего пользовались белой – цветом человеческой чистоты, невидимым цветом женской невинности, наконец, цветом негашеной извести, которой мы посыпали наших погибших товарищей, а также тех, других, скотов, которых мы собственными руками, перепачканными красками свободы, постреляли у стенок.

Футбол в конце войны

Я хочу написать то, что знаю о футболе, драгоценном для человеческого сердца искусстве, о футболе конца великой войны.

Мой товарищ Мирослав Печенчич, знаменитый хавбек, водил меня смотреть, что он вытворяет: он колотил ногами по мячу, а я стоял за воротами. Мама спросила «А они матерятся по ходу игры?» Я ответил: «Не знаю!» В книге «Тысячный гол Моше Марьяновича!», самой дорогой для меня, рассказана история нашего поражения в игре с Уругваем, произошедшая с помощью полицейского, выскочившего на поле вопреки правилам. Это иллюстрировалось фотографиями. Дедушка восклицал: «Какой позор!» Лучший клуб всех времен назывался БСК, лучшие игроки были следующие: Пиола, Миаца, вратарь Планичка. Я любил игрока с длинным именем – Манолалехнердубац. Год непосредственно перед войной был годом великой футбольной славы, годом звезд этого изумительного вида спорта, объятий этих звезд со своими незаменимыми на поле помощниками Болельщики собирались в парках и забегаловках, размахивали руками, демонстрировали удары ногой, бросались в пыль без всякого повода. Болельщики производили эти необъяснимые действия, вызывая сильное подозрение у полиции, а также у дяди. Дядя внимательно наблюдал за их гимнастическими выпадами, слушал их драматические препирательства, потом, вломившись в дом, приставал к нам: «Вы за кого?» Дедушка с готовностью доложил: «Я за непобедимые русские танки, которые ломают финские сосны, словно спички!» Тетки ответили: «Мы за Рональда Колмана и его усики, которые так украшают эту жизнь!» Мама сказала: «Мне вообще не до того, а было бы, все равно не знаю за кого!» Тогда дядя объявил: «Мы все должны болеть за БСК, который в воскресенье победил известную чешскую команду „Спарта" с разницей в четыре мяча!» Дядя разбил вазу, выигранную в лотерею-аллегри Союза белградской торговой молодежи, показывая знаменитый финт Моше Марьяновича, посредством которого был забит второй гол. Потом он заявил: «Футбол – единственный вид спорта, который может преобразить человечество, что прекрасно доказывают неизвестные команды из СССР, которых еще никто не видел!» Отец сказал: «Все это дерьмо по сравнению с движением соколов, от которого ребята становятся орлами, когда делают стойку на одной руке!» Дедушка сказал: «У моей жилетки от вашего трепа рукава отвалятся! – и добавил: – Но если серьезно, то я думаю, вас скоро за это сажать будут!» Дядя заставил меня маршировать по квартире и выкрикивать инициалы победоносного Белградского Спортивного Клуба, мама от испуга выронила кастрюлю чищеной вишни. Соседи спрашивали: «У вас что, драки?» Дедушка отвечал: «Нет, болеют за футбольную команду!» На том и закончили. Мои тетки вышивали знаменитый гобелен «Озеро Блед при солнечном закате!», но при этом всё знали о Максе Шмеллинге, известном нацистском боксере, даже то, что он не разбирается в пении. Мой дядя что-то рассказывал о Бенито Муссолини, чемпионе Италии по мотоциклизму, а затем и по пилотированию бипланов. Я обнаружил фотографию Сюзанны Лангелан, королевы белого спорта, достаточно уродливой. Мама сказала: «Что касается меня, то я за Соню Хени!» Госпожа Даросава привела мужика и заявила: «Это известный довоенный футболист Микица Арсениевич, мой будущий муж!» Мужика в действительности звали Миле Арсич, он был слесарь-сантехник. Я любил смотреть велосипедный гит с участием победителя – любимца публики аса Душана Давидовича, который сначала мог очень долго стоять на месте и проехать за это время всего семь сантиметров. До войны была гонка вокруг Калемегдана с автомобильным чемпионом Нуволари, итальянцем. Сейчас, накануне свободы, величайший славянский велосипедист Джордже Дрлячич был раздавлен грузовиком фашистского вермахта. Я помнил еще некоторых довоенных велосипедистов – например, Янез Петернел, словенец. Было еще соревнование во нырянию на время, во время которого потонул один часовщик. Отец пытался продемонстрировать гимнастический номер – стойку на руках, но вследствие воздействия алкоголя упал на спину. Мама прятала фотографию отца в сокольском строю у какой-то стены. Соколы были по пояс голые и в результате плохого качества фотографии похожи на негров. На фотографии отец был в роли «первака», это означало примерно «главный». Самыми известными соколами были: мой отец, брат Гавранчич, в настоящее время расстрелянный, затем господа Алкалай и Дембицки. Мама прятала еще одну фотографию: «Молодой королевич Андрей на турнике!» А немцы между тем искали мотоциклистов, которые 27 марта 1941 года возили национальный флаг и фотографировались для газет. Мама прятала отцовскую соколъскую униформу в секретном сундуке. Все это было очень опасно. Я сел за стол и заявил: «Хочу быть футболистом!» Отец сказал: «Пал Харьков!» Мама сказала: «Спаси нас Господи, в это страшное время!» Потом дедушка сказал: «Все равно русского не победить!» Я добавил: «Как и Божовича, нашего футбольного капитана!» В тысяча девятьсот сорок четвертом невероятном году по воротам Срджана Мркушича били часто, но безуспешно. Он все время кричал: «Мой!» – или: «Беру!» Болельщики кричали: «У-а, Гитлер!» Немцы произносили коротко и строго: «Вег!» Дедушка вопрошал: «Господи, ну к чему все это?»

Это происходило во время войны, ничуть не спортивной, а мировой и абсолютно кровавой. Все это происходило в году тысяча девятьсот сорок первом, втором и третьем, осенью которого что-то стало меняться. Старые асы, мастера своего дела, чемпионы ловкости человеческого тела, часто голодного, сидели у нашей черастопленной плиты, работы становилось все меньше. Искушенные специалисты физического воспитания, любители мышечной натренированности, призеры гимнастического искусства, они глухо молчали. Петрашинович, самый известный акробат на Земле, более знакомый под именем «Герой из Лики!», предложил теткам поднять их над собственной головой одной рукой. Тетки сначала сказали: «Ни-ни-ни! – но потом согласились. – Ну если вам так хочется!» Дедушка сначала сказал: «Никогда! – но потом согласился: – Ладно, но только один раз!» Я сказал: «На такое способен только Попай, американский моряк, герой комиксов!» Петрашинович выполнил обещанное, после чего добродушно сказал: «И ему не сделать!» Мама сказала: «Если б вы еще не голодали!» Но Петрашинович возразил: «Не в этом дело!»

Старые асы, в настоящее время основательно похудевшие, вновь переживали посредством устного рассказа многие героические события, например победу над Рихардом Заморрой, лучшим фашистским вратарем Отец снова попытался продемонстрировать свое давнее умение делать стойку на одной руке, у него ничего не выходило. Все подняли стаканы в честь расстрелянного товарища Гавранчича, народного героя соколов. Дедушка посмотрел на отца, вздохнул и сказал: «Ну что ж, ничего не поделаешь!»

Старые асы, чемпионы здоровья, как физического, так и духовного, в настоящее время безработные, декламировали какие-то стихи с двусмысленным содержанием, вводящим в заблуждение. Дедушка некоторое время слушал, потом спросил: «Это, случаем, не порнография?» Петрашинович, знаменитый герой из Лики, перегрызший в благотворительных целях огромное количество железа, закрыл блокнот со стихами и абсолютно убедительно сказал, что нет.

Сидя у нетопленой плиты, находясь все еще в хорошей физической форме, народные подниматели тяжестей, любимцы моих теток и не существующей в настоящее время публики, они вспоминали имена собственные типа «Ференцварош», «Синделар», «Хорватинович», позже, однако, стали называть другие, например: «Генерал Кларк», «Стенька Разин», «Ворошилов». Любители изумительных передач спортивного содержания пересказывали все, что когда-либо слышали от Флоренса Джинсона, Йозефа Лауфера и Радивоя Марковича, наилучших комментаторов футбольных матчей, чрезвычайно известных в Европе. Потом, понизив голое, рассказывали об освобождении Вязьмы так, как им об этом с помощью невидимых волн рассказал диктор московского радио. На нашей кухне, как в спортивном зале, хотя и маленьком, бывшие борцы поднимали в воздух моих теток, учили правилам футбольной игры и экзаменовали по предмету «Победители Уимблдонского турнира!», после чего зачитывали небольшие отрывки из потрепанной книжицы «К деревенской бедноте!» Ульянова-Ленина и напевали сибирские песни, исключительно трогательные.