"Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов) - Редьярд Киплинг

Связка сгнивших планок, залитых смолой,

Приплелась в Бильбао, каждый чуть живой.

Хоть не полагалось нам достичь земли,

Мы надули Божий Шторм, Море провели.

Снова мы вернулись в порт, семь лихих ребят.

Миновали сто смертей, нам сам черт не брат.

Что ж, хозяин, ты не рад, старый скупердяй

Оттого что «Боливар» обыграл Бискай?

Пер Александр Долинин

33. ЗАТЕРЯННЫЙ ЛЕГИОН *

Разделён на тысячи взводов

(Ни значков, ни знамён над ним,)

Ни в каких он не числится списках,

Но прокладывает путь другим!

Отцы нас благословляли,

Баловали как могли, —

Мы ж на клубы и мессы плевали:

Нам хотелось — за край земли!

(Да, ребята)

Хоть пропасть — но найти край земли!

И вот —

Те жизни портят работорговцам,

Те шныряют среди островов,

Одни — подались на поиски нефти,

Другие куда-то спасать рабов,

Иные бредут с котелком и свэгом

В седых австралийских степях,

Иные к Радже нанялись в Сараваке,

А кто — в Гималайских горах…

Кто рыбку удит на Занзибаре,

Кто с тиграми делит обед,

Кто чай пьёт с добрым Масаем,

А кого и на свете нет…

Мы ныряли в заливы за жемчугом,

Голодали на нищем пайке

Но с найденного самородка

Платили за всех в кабаке.

(Пей, ребята!)

Мы смеялись над миром приличий,

(Для нас ведь давно его нет!)

Над дамами, над городами,

Над тем, на ком белый жилет,

Край земли — вот наши владенья,

Океан? — Отступит и он!

В мире не было той заварухи

Где не дрался бы наш легион!

Мы прочтём перед армией проповедь,

Мы стычки затеем в церквах,

Не придёт нас спасать канонерка,

В негостеприимных морях,

Но если вышли патроны, и

Никуда не податься из тьмы, —

Легион, никому не подчинённый

Пришлёт нам таких же как мы,

(Отчаянную братву)

Хоть пять сотен таких же как мы!

Так вот — за Джентльменов Удачи

(Тост наш шёпотом произнесён)

За яростных, за непокорных,

Безымянных бродяг легион!

Выпьем, прежде чем разбредёмся,

Корабль паровоза не ждёт —

Легион, не известный в штабах —

Опять куда-то идёт

Привет!

По палаткам снова!

Уррра!

Со свэгом и котелком

Вот так!

Вьючный конь и тропа

Шагай!

Фургон и стоянка в степи…

Перевёл Василий Бетаки

34. ИСКУПЛЕНИЕНИЕ ЭР ХЕБА

Эр-Хеб за горной цепью А-Сафай

Своей беды свидетельА-Сафай

О ней поведал Горуху — оттуда

Пошел на Запад, в Индию, рассказ.

История Бизесы. Дочь Армода

Бизеса, обрученная с Вождем

Шестидесяти Копий, — он стерег

Проход в Тибет, а ныне ищет мира

В пределах, где царит безмолвный буд, —

Бизеса умерла, спасая племя

От Мора, и остановила Мор.

Таман — Один он больше всех людей,

Таман — Один он больше всех богов;

Таман — Один и Два в Одном: он скачет

С заката до восхода в небесах,

Изогнутых, как лошадиный круп,

И пятками он бьёт коню в бока

И ржущий гром разносится в горах.

Таков Таман. В Эр-Хебе был он бог

До всех богов: он создал всех богов,

И уничтожит созданных богов,

Когда сойдет на землю для суда

Над теми, кто хулил его жрецов,

И в жертву приносил худых овец,

И в храме не поддерживал огня, —

Как поступил Эр-Хеб, забыв Тамана,

Когда людей прельстил Киш и Ябош,

(Ничтожные, но хитрые божки.)

Таман с небес увидел грех людей

И рассудил вернуть их, покарав,

И кованный железом Красный Конь

Спустился с неба в горы сеять мор.

На ветер трижды фыркнул Красный Конь.

Но ветер голый испугать нельзя;

О снег ударил трижды Красный Конь,

Но снег беззвучный испугать нельзя;

И вниз пошел по склону Красный Конь.

Но камень гулкий испугать нельзя;

Коня встречала чахлая береза,

И за березой — серая сосна,

И за сосною — низкорослый дуб;

А за лесами чаща наших пастбищ

Уже лежала у его копыт.

Тем вечером туман закрыл долину,

Как закрывают мертвому лицо,

Закрыл долину бело-голубой

И растекался, тихий, как вода,

От храма, где давно погас огонь,

От храма до запруды водопоя

Клубился, подымался, оседал

И замирал, — и вот при лунном свете

Долина замерцала, как болото,

И люди шли в тумане по колено,

Переходя долину словно вброд.

Той ночью Красный Конь щипал траву

У водопоя наших стад, и люди —

Кто услыхал его — лишились сил.

Так мор пришел в Эр-Хеб и погчбил

Мужчин одиннадцать и женщин трех;

А Красный Конь ушел с рассветом ввысь,

Оставив на земле следы подков.

Тем вечером туман покрыл долину,

Как покрывают тело мертвеца,

Но был он много выше — высотой

С отроковицу, — и при лунном свете

Долина замерцала, словно заводь.

Той ночью Красный Конь щипал траву

На расстоянье брошенного камня

От водопоя наших стад, и люди —

Кто услыхал его — лишились сил.

Так мор пришел в Эр-Хеб и погубил

Мужчин — две дюжины, и женщин — семь,

И двух младенцев.

Так как путь на Горух

Был путь к врагам, а в мирный А-Сафай

Путь перекрыли снежные заносы,

Мы не могли бежать, и смерть копьем

Разила нас; молчали Киш и Ябош,

Хотя мы им заклали лучших коз;

И каждой ночью Красный Конь спускался

Все ниже по реке, все ближе, ближе

Ко храму, где давно погас огонь.

И кто слыхал Коня, лишался сил.

Уже туман вздымался выше плеч

И голоса гасил в жилищах смерти, —

Тогда Бизеса молвила жрецам:

— На что нам Киш и Ябош? Если Конь

Дойдет до храма, нас постигнет гибель.

Вы позабыли бога всех богов,

Тамана.'» И в горах раздался гром,

II пошатнулся Ябош, и сапфир,

Зажатый меж колен его, померк.

Жрецы молчат; один из них воззвал

К величью Ябоша, но вдруг свалился

И умер пред Сапфирным алтарем.

Бизеса молвит: «К Смерти я близка

И мудростью предсмертной обладаю

И вижу, в чем спасенье от беды.

Вы знаете, что я богаче всех —

Богаче всех в Эр-Хебе мой отец;

Вы знаете, что я красивей всех, —

На миг ее ресницы опустились, —

Вы знаете, что я любимей всех…»

И Вождь Шестидесяти Копий к ней

Рванулся — но жрецы не допустили:

«Ее устами говорит Таман».

Бизеса молвит: «За мое богатство,

Любовь и красоту меня Таман

Избрал!» И гром пронесся по горам,

И рухнул Киш на груду черепов.

Во мраке дева между алтарями

Стряхнула бирюзовые браслеты,

Сняла серебряное ожерелье

И сбросила нефритовый нагрудник

И кольца с ног, и отшвырнула серьги —

Их в молодости выковал Армод

Из самородка горухской реки;

Звенели драгоценности о камни,

И вновь, как бык, ревел Таманов гром.

Во мраке, словно устрашившись Дэвов,

К жрецам Бизеса простирает руки:

«Как слабой женщине истолковать

Намеренья богов? Меня призвал

Таман — каким путем пойти к нему?»

Несчастный Вождь Шестидесяти Копий

Томился и рыдал в руках жрецов,

Но не посмел поднять на них копье

И вызволить невесту не посмел.

И все рыдали. Но служитель Киша

По месту первый перед алтарем,

Обремененный сотней зим старик,

Слепой, давно лишившийся волос

И горбоносый, как Орел Снегов,

Старик, прослывший у жрецов немым,

Вдруг по веленью Киша — иль Тамана —

(Кого из них, мы поняли не лучше,

Чем серые нетопыри под кровлей,)

Старик бессильным языком вскричал:

Ступай ко храму, где погас огонь!»

И рухнул в тень поверженного Киша.

Тем вечером туман покрыл долину

Как покрывают тело мертвеца,

И поднялся над крышами домов;

И возле храма, где погас огонь,

Застыл, как склизкая вода в кормушках,

Когда чума разит стада Эр-Хеба, —

И люди вновь услышали Коня.

Тем вечером в Армодовом жилище

Жреиы сожгли приданое Бизесы,

Заклали Тора, черного быка,

Сломали прялку девы, распустили

Ей волосы, как перед брачной ночью,

Но причитали, как на погребенье.

Мы слышали, как плачущая дева

Пошла ко храму, где погас огонь,

И Красный Конь со ржаньем шел за ней,

Подковами чеканя гром и смерть.

Как А-Сафайская звезда выходит

Из снежных туч и возвещает людям,

Что перевал открыт, — так из тумана