По естественным причинам. Врачебный роман - Нина Люкке

– Минут через пятнадцать-двадцать.

– Но я часто наблюдала со стороны за вашими садовыми вечеринками. Кажется, у вас здесь очень свободно и расслабленно.

– Садовым вечеринкам давно настал конец.

– Почему же?

– Не знаю.

– Я ничего не понимаю, ведь на Рождество у нас все было прекрасно. А теперь он говорит, что все потому, что он тогда был влюблен. Что влюбленность сделала его снисходительным. Терпимым ко мне.

Я спросила себя, были ли у меня когда-нибудь по-настоящему близкие друзья. Кто-то, к кому я могла бы постучаться, уйди вдруг Аксель от меня. Никто не приходил в голову. То есть если бы я постучалась, они бы открыли и постарались мне помочь. Но я просто-напросто не сделала бы этого. Я бы не обратилась ни к кому. Скорее я бы спряталась, как зверек.

– Я налью себе воды, – сказала я и поднялась. Наконец я могла высвободить руки. – А что же его так раздражало? – спросила я, стоя у столешницы.

– Да все подряд. Что я слишком много трачу, слишком много занимаюсь спортом, слишком много разговариваю, когда приходят гости, что танцую и флиртую с другими, когда мы на вечеринке, да мало ли что. И посреди осени он вдруг стал таким довольным и благостным, ничего его не беспокоило. Я смеялась и плясала, как делаю на всех рождественских и новогодних вечеринках, а он смеялся вместе со мной, и я подумала, что худшее позади, что время лечит… а сегодня он пришел и… Не понимаю, как могла ничего не замечать.

Гру сидела, качая головой, а по ее щекам струились слезы.

– Ей даже тридцати еще не исполнилось. У вас нет вина?

– Не советую мешать снотворное с алкоголем.

Я подумала о картонном пакете с вином, который ждал меня в холодильнике. Мне хотелось одного: чтобы таблетка подействовала и я могла спокойно вернуться на диван.

Наконец у Гру начали слипаться глаза, и я отвела ее в спальню Иды. Когда я уходила на работу утром, она все еще спала. Аксель был на очередном лыжном забеге за границей. Вернувшись домой, я обнаружила, что Гру ушла.

На следующий день у входа стоял подарочный пакет с тремя бутылками вина и открыткой: Большое спасибо за помощь! Крепко обнимаю. Гру.

Никто из жителей Гренды ни разу не отплачивал нам за наши врачебные услуги. Аксель любил говорить, что к нам относятся как к высококвалифицированным ремесленникам, на что я отвечала, что это неправда, ведь никто в Гренде не осмелится попросить сантехника или электрика сделать что-либо бесплатно.

Мне захотелось поблагодарить Гру за вино. К тому же было любопытно, как у нее дела, поскольку она стала для меня кем-то вроде пациента. Я отправилась к ней в тот же вечер, и хотя я не собиралась переступать порог и хотела лишь коротко осведомиться о ее состоянии, вскоре я очутилась внутри одной из этих вилл, в прихожей, в которой мне доводилось бывать всего пару раз, да и то исключительно в связи с детскими днями рождения. Я уселась за пятиметровый кухонный стол, на который Гру поставила два бокала и бутылку вина, и вдруг оказалась втянутой в дружбу, завязавшуюся таким странным образом: одна личность взяла в захват другую. Каждый шаг, каждое слово, каждое действие, которые предшествовали этому, выглядят логичными и неизбежными, однако всякий раз, когда я попадаю в подобные ситуации, я спрашиваю себя: как я сюда угодила?

Однажды я ехала в поезде и решила помочь с багажом пожилой женщине, после чего мне пришлось в течение восьми часов сидеть и слушать ее трескотню о себе и ее семье, а также пить остывший кофе и без остановки жевать печенье.

– Скажешь, что я напрасно помогла ей с багажом? – спросила я, когда Аксель засмеялся в ответ на мой рассказ. – Эта старая карга тащила три огромных чемодана, так неужели мне нужно было сидеть сложа руки и наблюдать за ее потугами? Как бы ты поступил на моем месте?

– Разумеется, я бы помог ей с багажом, однако потом я бы достал книгу и наушники и делал бы вид, что ничего не слышу, всякий раз, когда она бы ко мне обращалась. А от кофе и печенья ты могла вежливо отказаться.

– Я и отказалась, но она продолжала трясти передо мной своим чертовым термосом, а пакет с печеньем и вовсе швырнула мне на колени. Если бы я могла предположить, что она будет так агрессивна, я бы отказалась более твердо, но, стоило мне взять из ее рук кофе и печенье, она словно сорвала некую волшебную печать, словно сам факт того, что я приняла ее угощение, дал ей право глушить меня россказнями о своих детях, муже, работе, болезнях, домах, автомобилях, путешествиях, собаках, в то время как другие пассажиры смущенно смотрели на нас. На их лицах было такое выражение, будто они стали свидетелями изнасилования, если только можно представить, что кто-то может спокойно сидеть и наблюдать подобную сцену; на их лицах читались сочувствие и одновременно любопытство, смешанные с легким презрением, ведь я сама позволила так издеваться над собой.

– Помни о Лансароте, – заметил Аксель, когда мы наконец перестали смеяться. – Не забывай о Лансароте.

Лансароте было нашим кодовым названием подобных ситуаций, в которые я то и дело влипала. Однажды мы летели на Канары, и по громкой связи на борту объявили, что срочно требуется врач. Мы с Акселем переглянулись, и он сказал: «Твоя очередь». Я встала и двинулась вдоль прохода между рядами, наслаждаясь видом благоговейных лиц, ведь все серьезно, идет врач. Однако ничего серьезного не случилось – какая-то женщина потеряла сознание из-за перенасыщения легких кислородом, которое, в свою очередь, было спровоцировано боязнью полетов. Я попросила стюардессу принести воду и плед, я села рядом с женщиной, где и оставалась вплоть до посадки. Стоило мне встать, чтобы вернуться на свое место, она вцеплялась мне в руку и начинала стонать. Вся ее семья была рядом с ней – муж и дети, – но нет, ей нужна была я.

– Не уходите, – умоляла она. – Если вы уйдете, я снова буду бояться.

Когда мы приземлились, она стала настоятельно приглашать нас на ужин, в знак благодарности. Ресторан, который она выбрала, оказался где-то на грязных задворках, и мы отравились тамошней едой, после чего всю семью рвало двое суток.

Теперь настал черед нервной дамы ухаживать за нами: она носила нам кока-колу и лекарства из аптеки, и если я никак не могла отделаться от нее