Двор чудес - Ирина Владимировна Одоевцева

Поставить точку,

Потушить навек огни?..

Нет, поставлю многоточье.

Будут и другие дни,

И прохладней, и короче,

Будут и другие ночи,

Ну и прочее, и прочее —

Все переживу воочью.

Мне дышать не надоело,

Хоть «печален наш удел».

Жизнь – приятнейшее дело

Изо всех приятных дел.

Я во сне и наяву

С наслаждением живу.

1957

«Гладью вышитый платок…»

Я. Н. Горбову

Гладью вышитый платок,

Мной забытый на окне,

Мной подаренный не мне,

Мной потерянный во сне.

Хореический прыжок

В нереальность повседневности,

Слез соленый кипяток

Между строф и между строк —

От влюбленности? Из ревности?

В небе звезды и гроза,

Небо – как его глаза.

Беззаконие закона,

Произвола благодать.

Не понять, не разгадать —

Осудить иль оправдать?

Слишком тяжела корона

Для курчавой головы.

Окна настежь. Крик совы,

На предсмертный стон похожий.

Над каналами Венеции

В розовом палаццо Дожей

Призрачно сияют свечи,

Отражаясь в зеркалах,

И с трапеции – балкона

Без приветствия-поклона

В спальню тихо входит страх.

– Дездемона, Дездемона,

Прелести земной цветок,

Где твой вышитый платок?

Отблеск лунного опала.

Обручальное кольцо

Падает на одеяло.

Как прозрачно, как устало,

До чего невинным стало

В мертвой прелести лицо.

…Все, что сердцу было мило,

Все, что здесь оно любило,

Все, о чем оно просило,

Все, чем мучилось оно, —

Так недавно, так давно —

Камнем кануло на дно…

– Хорошо ли, Дездемона,

Между звезд и молний спать

Хрупкогорлой и влюбленной,

С ним навеки разделенной,

Даже в сновиденьях врозь?

И тебе ли иль Офелии

В грозно-громовом веселии

Звездометной карусели

Выпало кометой стать?

Если б сердце не болело,

Не металось вкривь и вкось,

О себе и об Отелло

Позабыть бы удалось.

Как она про иву пела

И рукою влажной, белой…

Обе плакали и пели —

Дездемона и Офелия —

Перед тем как умереть

От любовного похмелия…

Нет, довольно. Хватит! Брось!

Ничего мне здесь не мило,

Ни о чем я не просила,

Никого я не любила.

Обо мне не надо петь,

Не за что меня жалеть.

1956

«– За верность. За безумье тост…»

– За верность. За безумье тост.

За мщенье!.. —

                   Пенных кубков звон.

Какой сквозной тревожный сон:

                   Узорчатые рукава,

                   «Дочь пекаря, сова…

                   Слова, слова, слова…»

Белеет мост. Блестит погост.

О, вихри вздохов, волны слез!

Известно все заранее:

Средь звезд

                   И роз

                   Апофеоз

                   Непонимания.

Высокий королевский дом

                   В туманной Дании.

И королева с королем,

                   И принц на первом плане.

                        Прожечь вином,

                        Залить огнем,

                   Пронзить рапиры острием!

                   Ни хмеля, ни похмелия,

                   Цветы на память, на потом,

                   Цветы на новоселие.

Как тихо спит на дне речном,

В русалочьей постели,

Как сладко спит бессмертным сном

                        Офелия.

1955

«Это молоточек-память…»

Это молоточек-память,

Искромечущее пламя,

Звездноплещущее знамя

В суматохе голубой,

Волн ликующий прибой,

Струн гитарных перебой,

Разговор сама с собой.

То, что скользкой льдинкой тает,

То, о чем сосед не знает,

То, чем пенится корыто,

То, о чем стучат копыта

По торцовой мостовой

В Петербурге над Невой,

То, что пляшет шито-крыто

Пляскою святого Витта

В подсознании, на дне,

Что потеряно во сне,

То, что белой ниткой шито,

То, что шито красным шелком,

То, что рыщет серым волком,

Крысою по книжным полкам,

То, о чем не скажешь толком,

То, чего не объяснить,

То, на чем порвется нить

Жизни.

           И стихов.

1953

«Не во мне, а там, вовне…»

Не во мне, а там, вовне,

В сердце ночи, в глубине,

Как на плоском дне колодца,

Светлодумная луна.

Лунный луч спиралью вьется,

Скользкою эмалью льется,

Образуя на стене

Искрометного уродца.

В сердце ночи у окна,

Где стихи и тишина,

Безысходно, точно встарь,

Мутностеклый длинный-длинный

Блоковский горит фонарь,

И в его бессмертном свете

В зеркалах и на паркете

Рябь отчаянья видна.

– Друг мой, незнакомый друг,

На одной со мной планете,

Очень мне «и ску и гру»,

Не с кем мне вести игру

Без ухаба, без ушиба,

Без азартного загиба,

Некому: пожатье рук,

Некому: – За все спасибо!

– Здравствуй, здравствуй! – поутру.

Вечером: – Спокойной ночи.

Спи, закрывши звезды-очи,

Спи до завтрашнего дня!..

Иль точнее и короче —

Нет в лазури одиноче,

Белопарусней меня!

1959

Ночь в вагоне

Ренэ Герра

У окна качается пальто,

Как повешенный.

Не о том. Совсем не то.

Вместо имени – местоимение.

Он? Оно? Растерянность, смятение

С болью-солью смешаны.

Дребезжанье, лязг и треск.

За окном рога оленьи,

Между рог оленьих крест

Светится торжественно-неярко,

Как ляпис-лазурная лампадка.

До чего