Двор чудес - Ирина Владимировна Одоевцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы зашли в Казанский собор
И потом в эстетическом стиле
Мы болтали забавный вздор.
А весна расцветала и пела,
И теряли значенья слова,
И так трогательно зеленела
Меж торцов на Невском трава.
1964
«Дни лучезарней и короче…»
Г. И.
Дни лучезарней и короче,
Полны тревогой звездной ночи,
И снова наступает осень
Золототканым торжеством.
О, до чего же мир несносен
В однообразии своем!
Однообразье красоты,
Однообразье безобразья,
Однообразные черты
Всех этих «я» и этих «ты»,
Однообразие веселья,
Однообразие тоски,
Круговращенье карусели,
Взлет и падение качелей,
Часы, минуты, дни, недели
Горят, как ночью мотыльки,
На белом пламени тоски,
На черном пламени похмелья
Воспоминаний.
1953–1963
«В чужой стране…»
Я во сне и наяву
С наслаждением живу.
И. О.
В чужой стране,
В чужой семье,
В чужом автомобиле…
При чем тут я?
Ну да, конечно, было, были
И у меня
Моя страна,
Мой дом,
Моя семья
И собственный мой черный пудель Крак.
Все это так.
Зато потом,
Когда февральский грянул гром —
Разгром
и крах,
И беженское горе, и
Моря – нет – океаны слез…
И роковой вопрос:
Зачем мы не остались дома?
Давно наскучивший рассказ
О нас,
Раздавленных колесами истории.
Не стоит вспоминать о том,
Что было. Было да прошло
И лопухом
забвенья поросло…
…Хрустальный воздух Пиреней.
Все безрассудней, все нежней
Вздыхает сердце.
На высоте трехтысячеметровой —
Где снег небесно-голубой —
Жизнь кажется волшебно новой,
Как в девятнадцать лет
На берегах Невы.
Орел бесшумно со скалы
Взметнулся ввысь
И полетел
К Престолу Божьему,
Должно быть.
– Мгновение, остановись!
Остановись и покатись
Назад:
В Россию,
В юность,
В Петроград!
Крик сердца,
До чего банальный крик,
Лишенный волшебства
И магии.
Ведь знаю я,
Что этот миг
Не остановится
И не покатится назад,
И не вернутся мне
Моя страна,
Моя семья,
Мой дом,
Мой черный пудель Крак.
Я не многострадальный Иов,
Который после всех утрат
Стал снова славен и богат —
Славнее и богаче во сто крат.
Не будет у меня, как у него,
Ни сыновей, ни дочерей,
Ни сказочных дворцов,
Ни рощ оливковых,
Ни аравийских скакунов,
Верблюдов, коз, овечьих стад,
Ни шелковых ковров,
Ни слуг покорных,
Ни драгоценностей библейских…
Не будет ровно ничего
И никого.
Не будет даже канарейки,
Герани на окне,
Зеленой лейки —
То, что доступно каждой швейке,
Но недоступно мне.
И все-таки наперекор всему, —
Сама не понимая почему, —
Наперекор безжалостной судьбе
И одиночеству,
По-прежнему во сне и наяву
Я с наслаждением живу.
1962
«Ожиданье Страшного суда…»
Ожиданье Страшного суда?
Страшный суд происходит всегда —
Завтра, сегодня, вчера,
С вечера и до утра.
Дальше нечего ждать —
Ни ангелов, ни чертей,
Ни райских, ни адских затей.
Дальше нет ничего. Дальше лишь
торжество,
Дальше лишь благодать
Вечности и бессмертия.
Все же поверьте,
Ангелы и черти,
Встретить хотела бы я вас
Хоть мимоходом, случайно, на час,
Хоть на минутку крылато-хвостатую.
1961
«Да, бесспорно, жизни начало…»
Да, бесспорно, жизни начало
Много счастья мне обещало
В Петербурге над синей Невой —
То, о чем я с детства мечтала,
Подарила судьба мне тогда,
Подарила щедро, сполна,
Не скупясь, не торгуясь: – На!
Ты на это имеешь право. —
Все мне было удача, забава,
И звездой путеводной – судьба,
Мимолетно коснулась слава
Моего полудетского лба…
«Сияли фонари. Текла спокойно Сена…»
Что связывает нас, всех нас?
Взаимное непонимание.
Георгий Иванов
Сияли фонари. Текла спокойно Сена.
Я не предчувствовала зла.
И вдруг…
Нет, это не любовная измена,
Не африканской ревности недуг.
Нет, это проще и больней во много раз.
Я плачу. Слезы катятся из глаз:
– Прощай – прощайте,
мой последний друг.
Сомкнулся навсегда порочный круг
Обиды, одиночества и тьмы,
И больше «я» и «вы» не составляем «мы».
Взаимное непониманье,
Смущенное пожатье рук.
Прощенье это иль прощанье?
Не все ль равно, ведь навсегда.
Без обещанья: – До свиданья.
Что делать мне теперь? Идти куда?
О если б зло предчувствовать заране.
Сократ когда-то говорил
(Сократ? А может быть, Эсхил?):
«Друзья мои, нет на земле друзей».
И с этим надо помириться.
«Неволя ты, невольница…»
Неволя ты, невольница,
Разлука ты, разлучница,
Чужая сторона!
Так еженощно мучиться
У лунного окна.
Царапается, колется
Бесовская бессонница,
Бесовская тоска.
Хоть на луну завой,
Хоть закричи совой,
Взлети до потолка!
Но нет, постой, постой,
Постой и помолчи —
«В муку все перемелется»
(Не мýка, а мукá,
Та, что нужна для хлеба) —
Ты видишь там, в ночи,
В апофеозе неба,
Скрестились, как мечи,
Победные