Леди и одинокий стрелок - Валерия Вербинина

Решение созрело незамедлительно.

– Надо бы заполучить его к нам…

– Да, но как?

– Устроим вечер.

– Дорогая, благоразумно ли это?

– И заодно взглянем на эту дамочку. Что ты беспокоишься? Отдых в семейном кругу. Пригласим судью Рафферти, Грантов, потом Донованов…

– Может, и дедушке пошлем приглашение? Он так рад будет увидеть тебя лишний раз.

– Он же написал, что болен, так что, я думаю, не стоит. Нет, мы пригласим доктора, потом Стива Холидея…

– Умоляю, дорогая, его не надо! У меня от него мороз по коже.

– Ну и что? Гробы – тоже товар, не говоря уже о том, что каждому из нас они когда-нибудь да понадобятся.

– Когда ты так говоришь, – плаксиво отозвалась мать, – ты напоминаешь мне своего отца.

Миссис Хэрмони овдовела более десяти лет назад.

– Фу, мама, это низко. Его ведь ты выбирала, не я… Я бы, ясное дело, предпочла, чтобы моим отцом был Рокфеллер или Морган, на худой конец… Чикита! Вот тебе записка для твоего хозяина. И смотри, не забудь ему передать, что мы его ждем к себе завтра вечером!

8

Когда Амалия пробудилась утром, она долго не могла понять, где находится.

За окном заливались птицы. Где-то ржали и фыркали лошади, а в отдалении то и дело басом давала о себе знать корова.

Взгляд Амалии скользнул по светлым занавескам, по стенам, обшитым деревянными панелями. Единственным украшением комнаты была картина неизвестного, в какой-то миг своего существования вообразившего себя художником. Картина изображала горящий апельсин, по непонятным причинам зависший над большой лужей сизой мочи, что, судя по всему, должно было означать закат солнца над безбрежным морем.

Амалия вздохнула и закрыла глаза. Ей было тепло, хорошо и уютно. Кашель, от которого она страдала в Нью-Йорке, исчез бесследно. Теперь Амалия уже готова была допустить, что оказалась в тот момент чересчур мнительной. Она повернулась на бок, подложила ладонь под щеку и стала наблюдать за солнечным зайчиком, ползшим по стене.

Сегодня, разумеется, решительно невозможно уехать. Это было бы слишком невежливо по отношению к Ричардсонам. До конца недели остается пять дней, вот эти пять дней она и погостит на ранчо «Эсмеральда», а в понедельник Джон отвезет ее в Сан-Антонио, на вокзал. Наверняка она будет адски скучать – ведь вокруг нет ничего интересного, одни прерии, коровьи пастухи, то бишь ковбои, и коровы, зато правила приличия будут соблюдены.

В дверь постучали. Вошла Чикита – смуглая, черноволосая, хорошенькая служанка, и Амалия разрешила ей заняться своими волосами, после чего спустилась к завтраку.

Роберта за столом не оказалось: он поднялся ни свет ни заря и поскакал в лагерь ковбоев – посмотреть, как идут дела. Донованы вернулись на свое ранчо, и Амалия завтракала с одним полковником, который заметно улучшил свое мнение о ней после ее вчерашней выходки.

Когда Джон принес вино, дядя Чарли осведомился о ее планах. Ответ Амалии огорчил его.

– Видно, вы здорово обижены на нас, если не хотите остаться хотя бы до Рождества, – заметил он.

Амалия объяснила, что ее присутствие может понадобиться дома. Полковник подумал, кивнул и опрокинул стаканчик.

– А ваш муж? Он знает, где вы?

Поскольку никакого мсье Дюпона в природе не существовало, он, разумеется, ничего и не мог знать. Амалия, впрочем, не стала вдаваться в столь утомительные подробности. Она опустила ресницы и, выдержав паузу, огорошила полковника замечанием, что никому не известно, что творится в голове у мсье Дюпона.

– То есть как? – удивился полковник.

– Дело в том, – сказала Амалия, – что он… э… не в себе.

– Так почему вы с ним не разведетесь? – прогремел полковник.

Амалия указала на то, что в Европе развестись с сумасшедшим невозможно.

– Вздор! – фыркнул полковник. – Ох, уж мне этот Старый Свет! Если у мужа повылетали все винтики, так жена должна иметь возможность по крайней мере сберечь свои. Сколько вам лет?

– Восемнадцать, – сказала Амалия.

До восемнадцати ей оставалось чуть больше двух месяцев.

– Разумеется, – пробурчал полковник, – в вашем возрасте тащить такую обузу… – Он вздохнул. – Ваше здоровье, дорогая леди! И пусть провалятся в тартарары все, кто вам не мил!

После завтрака полковник предложил Амалии сесть на лошадей и осмотреть земли Ричардсонов. Она ответила, что с удовольствием бы поехала верхом, но не захватила с собой амазонки. Поначалу ее собеседник даже не мог понять, о чем идет речь, и Амалия не без труда ему растолковала, что амазонка – это платье для верховой езды, скроенное особым образом.

– У нас все женщины ездят в мужском костюме, – отозвался полковник. – Думаю, костюм матери Боба придется вам как раз впору.

Амалия слегка опешила. Она не могла и помыслить, что ей когда-нибудь придется одеться мужчиной, но делать было нечего. Чикита принесла костюм, и, облачившись в него, Амалия с удивлением заметила, что он чрезвычайно ей идет. Полковник настоял на том, чтобы она надела и ковбойскую шляпу, и вместе они отправились осматривать владения Ричардсонов. Амалия сидела в седле как влитая и получила от поездки массу удовольствия. Щеки ее раскраснелись, и если бы кто-то из ее чопорных старосветских знакомых сейчас услышал, как громко она смеется, то наверняка решил бы, что она дурно воспитана. На обратном пути они с полковником уговорились проскакать наперегонки, и она опередила старого вояку на несколько корпусов. После этого полковник говорил о своей гостье не иначе, как с нескрываемым восхищением.

Чикита отправилась в город, спросить, нет ли писем. Она вернулась с пачкой конвертов для Ричардсонов – в основном по поводу купли-продажи скота, и с записочкой от мисс Хэрмони, адресованной лично хозяину ранчо.

Запыленный и грязный, тот появился только к трем часам дня.

– Боб! Тут тебе приглашение от мисс Арабеллы на какую-то soirée![23]

Боб швырнул сомбреро через всю комнату в руки Чиките, которая тотчас убежала со шляпой хозяина.

– Дядя Чарли, какие могут быть, к черту, суарэ? Пума задрала двух телят, старший объездчик мается печенью, а ты…

– Женщины! – значительно сказал полковник, воздевая толстый палец. – Бьюсь об заклад, в городке уже судачат, кого ты к нам привез. Арабелла – такая же бессердечная вертихвостка, как и они все. Натяни ей нос, парень! Ей-богу, тебе нечего стыдиться. С такой леди, как Амалия, ты положишь на лопатки любую из девиц на сто миль в округе!

– Мне показалось, вчера вы были о ней другого мнения, дядя, – пробормотал Боб.

Полковник грозно взглянул на него.

– Чтобы я держал зло на леди, которая так ездит верхом? Иди лучше умойся как следует, от тебя разит потом. Завтра чтобы ты выглядел у меня как огурчик! – Полковник тяжело поднялся с места. – И запомни: если ты не едешь, ей-богу, я сам поеду с ней, без тебя!

Услышав, что приглашение распространяется и на нее, Амалия поднялась к себе и распаковала все платья, какие были у нее с собой. Она стояла перед нелегким выбором. Арчер находился если не на окраине цивилизации, то, по крайней мере, очень близко к ней. Амалия могла поклясться, что здесь и слыхом не слыхивали о парижских модах, турнюрах и последних веяниях в области дамских шляпок. С одной стороны, ей не хотелось дразнить здешних обитателей раздражающей изысканностью, которую они все равно не оценят, с другой, оказалось невероятно трудно устоять перед соблазном быть элегантной так, как она привыкла. Проведя полчаса в ужасающих терзаниях, рядом с которыми меркли душевные муки Цезаря и Наполеона, Амалия все-таки остановилась на самом простом платье бирюзового цвета с вышивкой. Когда на следующий день Амалия спустилась в нем по лестнице, племянник Боб и дядюшка Чарли утратили дар речи, из чего можно было заключить, что в выборе своем Амалия не ошиблась.

Час спустя они были уже в Арчере. Городок состоял всего из одной улицы, называемой Главной, по обе стороны от которой высились деревянные и каменные дома вперемежку. Возле них с важным видом разгуливали куры и гуси.

Около одного из домов возникло неожиданное препятствие, и экипаж остановился. Увеселительное заведение, то бишь салун, называлось «У Джо». Рядом на солнце грелась большая собака, и черный кот сидел на крыльце, благодушно жмуря желтые глаза. Дверь в салун была самой обыкновенной, но с какими-то небольшими сквозными дырочками. Присмотревшись, Амалия поняла, что это отверстия от пуль.

– На этом крыльце застрелили шерифа Отиса, – сообщил Джон благоговейным тоном, каким лет сто спустя экскурсоводы станут предъявлять посетителям музея какой-нибудь алмазный венец стоимостью в миллион долларов.

Напротив салуна располагалось небольшое здание с вывеской «У Стива», возле которого лежали аккуратно сколоченные деревянные гробы. Возможно, соседство салуна и гробовщика кое-кому показалось бы символичным, но мы воздержимся от далеко идущих выводов.