Леди и одинокий стрелок - Валерия Вербинина

– Тогда именно это, вероятно, ему и не понравилось.

Остатки спецвагона догорали в отдалении. Насыпь была усеяна убитыми и ранеными, а успокоившиеся лошади без седоков мирно щипали траву. Человек со звездой на груди меж тем спокойно выбрал ту, которая показалась ему самой быстрой. Пусть, может быть, и не такой быстрой, какой была его Птица, но все же лучше прочих. Именно это мгновение бандит в локомотиве, про которого все забыли, выбрал, чтобы с шиком покинуть этот свет. С воплями он спрыгнул с подножки, паля в человека со звездой. Билли метнулся в сторону. Его револьвер сделал пиф-паф, и бандит из локомотива споткнулся и упал навзничь. Другой налетчик, которого люди шерифа только ранили, лежал, притворившись мертвым, и выжидал. Воспользовавшись тем, что Билли перезаряжал «кольт», раненый пару раз выстрелил в его сторону, после чего поймал за повод ближайшую лошадь, взобрался на нее и галопом помчался прочь. Билли прицелился ему в спину, но тут же пожал плечами и опустил оружие. Пару раз чихнув от вьющейся в воздухе пыли, он поднялся в седло и подъехал к паровозу. Фрэнк У. Маккарти воззрился на него с плохо скрытым неудовольствием. Еще бы – ведь из-за этого дурацкого ограбления они потеряли три четверти часа и совершенно выбились из графика.

Билли потер нос, не выпуская из пальцев верный «кольт».

– Отцепляй последний вагон, – велел он, – от него мало что осталось. И гони что есть духу в Сан-Антонио да зови подмогу. Надо будет тут прибраться. Я поехал за тем парнем, что ускакал. Да, и вот еще что… – Он снял с груди шерифскую звезду и сунул Фрэнку. – Передай от меня… ну… сам поймешь. Там раненые лежат – Джо Бостон и другие. Их надо занести внутрь, а остальных можно и оставить. Джо – хороший парень, не то что Оливер.

– Понял, – сказал Фрэнк, воспрянув духом. – Эй, Дик! Зови кондукторов! Всех зови, надо отцеплять спецвагон, чтоб его… И раненых забрать. Шевелись!

Билли важно кивнул и поехал прочь, мурлыча себе под нос сентиментальную песенку. Ветер трепал концы сиреневого платка, завязанного на его шее.

5

Вечером одиннадцатого декабря славный город Сан-Антонио гудел, как растревоженный пчелиный улей. Местные кумушки лопались от сплетен, и подробности налета на остинский экспресс, гибели банды Неуловимого Сэма и бегства знаменитого преступника Билли Пули из-под стражи перелетали из уст в уста, обрастая все более фантастическими домыслами.

В частности, говорили, что:

– Билли в одиночку расправился с целой бандой;

– Билли уничтожил конвоиров, а затем разделался с налетчиками;

– Билли был заодно с налетчиками;

– Билли прикарманил содержимое сейфа из почтового вагона;

– Билли хладнокровно пришил двух престарелых дам-благотворительниц, не оказавших ему должного почтения;

– Билли покусился на честь мисс Дафны Сорроу, чей отец известен на Уолл-стрит под кличкой «печаль биржевиков»[19]. Мисс Дафна вместе с женихом ехала тем же экспрессом, и будто бы немедленно после встречи с Билли жениху была дана отставка.

Газеты захлебывались сенсационными заголовками. «Сан-Антонио дейли ньюс» выдала шапку «Самоотверженность машиниста», но ее уложил на обе лопатки «Сан-Антонио мессенджер», поместивший на первой странице статью «Бандит или герой?», написанную в весьма сочувствующем беглому висельнику духе.

И в самом деле: с одной стороны, Билли Пуля – вроде как преступник и убийца, а с другой, если бы не он, банда смылась бы вместе с деньгами, как уже не раз бывало, и ищи ее потом по всему Техасу, а то и в суверенной Мексике.

Городской комитет дам – поборниц трезвенности немедленно составил петицию на имя губернатора штата, где требовал для Уильяма Г. Мэллоуна смягчения наказания ввиду его неоспоримых заслуг на ниве искоренения железнодорожных налетчиков. В тексте прошения содержались весьма прозрачные намеки на то, что ни полиция, ни власти не сумели сделать того, что удалось обыкновенному бандиту с помощью пары «кольтов». Утверждают, что губернатор, получив эту петицию, произнес слова, которые и повторить-то неудобно, а написать – тем паче.

Машинист Фрэнк Маккарти купался в лучах славы. Газетчики осаждали его просьбами об интервью, и он с присущим шотландцам терпением в девяностый и сотый раз рассказывал, как ему пришло в голову симулировать дурноту, чтобы подать сигнал.

– Неужели вы не боялись? – спрашивал его молодой вихрастый репортер, который сидел, держа шляпу на коленях.

– Конечно, боялся немного, – простодушно признался Фрэнк. – Обрез-то у того парня был здоровенный.

В тексте статьи этот момент беседы с героем был передан следующим образом: «И уж, конечно, страх не был ведом отважному машинисту!»

Но больше всего общественность будоражил знаменитый бандит Билли Пуля, перед которым в очередной раз спасовало правосудие. Поскольку проинтервьюировать его не представлялось возможным, обратились за помощью к тем людям, которые его видели.

Помощник шерифа Джо Бостон находился в больнице, и врачи наотрез отказались пускать к нему кого бы то ни было. Старший кондуктор для интервью был также непригоден, ибо при одном имени Билли его начинала трясти мелкая или крупная дрожь. Почтальон же и охранник почтового вагона поведали публике, что видели парня со звездой на груди, но там был такой дым, что они затруднялись даже сказать, какого цвета у Билли глаза. Оставался опять-таки машинист, однако и из него мало что можно было вытянуть.

– Ну, сначала я услышал громкий взрыв и не сразу понял, в чем дело, а потом увидел, что горит хвостовой вагон. Тот самый, где ехала охрана.

– А потом? – зачарованно спрашивал репортер.

– Потом? Ну, потом началась пальба жарче прежнего: тах-тах-тах-тах, – и продолжалась минуты три. А потом все стихло. Тот парень, что с обрезом, выскочил наружу, паля почем зря, но он тоже замолчал.

«Был сражен на месте рукой знаменитого Билли Пули», – застрочил в блокноте репортер. И спросил:

– Ну, а дальше-то что было?

– Появился парень со звездой шерифа. Отдал звезду мне, велел отцепить хвостовой вагон, забрать раненых и гнать что есть духу в Сан-Антонио.

Добавим от себя, что, к чести для репутации Фрэнка Маккарти, он привел поезд в пункт назначения с опозданием всего в четверть часа.

– И вы, конечно, поняли, что перед вами тот самый…

– Ничего я не понял. Я только удивился, когда он мне звезду отдал. Но потом решил, что если человек так поступает, значит, на то есть причина.

Дальше начались репортерские муки.

– И какой он был из себя?

– Билли? Обыкновенный парень, довольно симпатичный. Я бы дал ему лет семнадцать, не больше. Очень уж он молодой.

– Как он вел себя?

– Нормально. Он вообще вежливый был. По крайней мере, со мной.

– Не угрожал вам?

– Зачем? – удивлялся Фрэнк.

– А глаза у него какие? Злые, свирепые?

– Глаза? – Фрэнк Маккарти углублялся в воспоминания. – Нет. Смеющиеся.

Репортер чесал карандашом в затылке. Ох, и влетит ему от редактора за смеющиеся глаза матерого убийцы!

– Как по-вашему, это правильно, что его должны были повесить?

– Я же не судья и не присяжный заседатель, – фыркал Фрэнк. – Почем мне знать?

Впрочем, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что повешение откладывается на неопределенный срок ввиду исчезновения лица, повешению подлежащего. Пока власти допрашивали свидетелей и по крупицам восстанавливали картину происшедшего, Билли Пуля не терял времени и теперь наверняка находился уже вне пределов досягаемости, а учитывая славу беглеца и его предыдущие подвиги, было маловероятно, чтобы он когда-либо вернулся в те края.

Вряд ли кто понимал это лучше, чем Джейсон Карпентер, занимавший пост начальника полиции Сан-Антонио. Губернатор штата прислал ему письмо с приказом изловить преступника, где бы он ни был, и немедленно его вздернуть. К несчастью, письмо было составлено в довольно резких выражениях, а Карпентер не выносил, когда ему приказывали. Он ненавидел губернатора и всех умников-политиканов из Остина, причем, пожалуй, даже больше, чем преступников, пойманных и беглых. Своих подчиненных Карпентер презирал за тупость и нерасторопность, а правосудие – за идиотизм и абсурдность. Если бы кретины из Остина вздернули Билли Пулю на месте, а не тащили его обратно в Сан-Антонио, где он был пойман, у него, Карпентера, было бы одной проблемой меньше.

В общем, Карпентер ненавидел все на свете. Он ненавидел бы и собственную жену, если бы она по доброй воле не сделала все, чтобы максимально устраниться из его жизни, а также ненавидел бы и собственных детей, но они, очевидно, почуяв, какой прием ждет их в этом мире, вовсе воздержались от того, чтобы родиться. В данное же мгновение Карпентер больше всего ненавидел истеричную старую даму с всклокоченными волосами, сидевшую по другую сторону стола в его рабочем кабинете. Даму звали миссис Бишоп, и, захлебываясь собственной речью, она рассказывала о какой-то блондинке в шляпе с вуалеткой, которая вызывала у нее живейшие подозрения. Покачиваясь на задних ножках стула, Карпентер смотрел на сморщенную шею дамы и думал, как было бы хорошо придушить ее, а также, как ему следует гордиться тем, что он такой терпеливый человек, раз до сих пор не сделал этого.