Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг - Питер Бёрк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итальянском языке словосочетание uomo di lettere еще в 1645 году было использовано в названии книги иезуита Даниэле Бартоли. Такого определения заслуживали два итальянских полимата XVII века, Франческо Реди и Лоренцо Магалотти. Реди получил известность отчасти благодаря исследованию паразитов, а отчасти – хвалебной поэме о тосканских винах Bacco di Toscana (1685). Магалотти писал стихи и рассказы, а также публиковал результаты экспериментов и письма «на научные и просветительские» темы[320].
Но несмотря на эти ранние примеры, именно период с начала XVIII и до конца XIX столетия был подлинным веком интеллектуалов-литераторов, иными словами, людей, которые (помимо сочинения поэм, пьес или романов) вносили вклад в гуманитарные науки и проявляли интерес к наукам естественным[321].
Писательницы-интеллектуалки
Как предполагает гендерно-нейтральное словосочетание gens de lettres, новая ученость отводила женщинам более важную, чем прежде, роль, а точнее – сразу две роли: организаторов-вдохновительниц и ученых.
Середина XVIII столетия в Париже стала великой эрой расцвета салонов, которые создавали образованные дамы, такие как мадам Дюпен, мадам Жоффрен, маркиза дю Деффан и ее племянница и бывшая помощница мадемуазель де Леспинас, известная как «Муза Энциклопедии». На этих собраниях можно было часто видеть и слышать полиматов, например Монтескье, Вольтера, Бюффона, Дидро и д'Аламбера. Для успеха салона его хозяйка должна была обладать широкими интересами, а сами салоны увеличивали круг знаний их завсегдатаев, как мужчин, так и женщин[322].
Салоны такого типа существовали и в других странах и играли важную роль в интеллектуальной жизни нескольких поколений. Например, в Лондоне 60-х годов XVIII века синими чулками называли именно посетителей салонов, сначала обоих полов, а затем только образованных женщин. Самый знаменитый салон держала Элизабет Монтагю, «королева синих чулков», у которой часто бывали полимат Сэмюэль Джонсон, Джошуа Рейнольдс, Дэвид Гаррик, Эдмунд Бёрк и Гораций Уолпол[323]. Что касается Берлина, то в 80-е годы XVIII века среди завсегдатаев берлинского салона Генриетты Герц и Рахели Левин появились еще не ставшие полиматами братья Гумбольдты.
Некоторые женщины той эпохи демонстрировали очень широкую образованность. Леди Мэри Уортли Монтегю, в преклонных годах державшая салон в Венеции (1750-е годы), знала латынь и несколько современных языков, писала стихи, романы и критические эссе, познакомила Западную Европу с прививками от оспы, участвовала в дискуссиях об образовании и положении женщин и планировала издать в виде книги свои письма с описаниями Османской империи, где она жила в 1716–1718 годах[324].
В этот период женщины становились все более активны и как самостоятельные ученые. Среди самых ярких и знаменитых примеров, о которых речь пойдет ниже, были француженка Эмили дю Шатле, итальянка Мария Гаэтана Аньези, уроженка Швейцарии Жермена де Сталь, немка Доротея Шлёцер, шотландка Мэри Сомервилль и англичанки Гарриет Мартино и Мэри Энн Эванс (более известная под псевдонимом Джордж Элиот), писавшая очерки на разные темы, прежде чем нашла свое призвание в сочинении романов.
Французское Просвещение
Очевидно, что искать широкообразованных gens de lettres эпохи Просвещения лучше всего во Франции, поскольку французы задавали тон не только в области моды и искусства, но и в интеллектуальной жизни Европы. В число самых известных французских полиматов того времени входили Монтескье, Вольтер, Шатле, д'Аламбер, Дидро и Кондорсе.
Биограф Монтескье отмечал, что писать о человеке «с таким количеством интересов» трудно, потому что это требует от самого пишущего «разнообразных знаний – научных, философских, юридических, исторических и литературных»[325]. Самое важное литературное произведение Монтескье – «Персидские письма» (Lettres persanes, 1721) – демонстрирует интерес автора к Востоку, а также умение представить себе, как могла выглядеть Франция в глазах чужестранца, принадлежащего к другой культуре. Помимо своего труда «О духе законов» (De l'Esprit des lois, 1748), шедевра в области сравнительного социального и исторического анализа, Монтескье писал о политической экономии и древней истории.
Хотя он «не любил математику и физику и ничего в них не понимал», его интерес к естествознанию проявился в записках об анатомии, планах написать геологическую историю Земли и докладе об экспериментах над животными и растениями, представленном в Академии города Бордо в 1721 году. Полный спектр его интересов отразился в собрании книг, насчитывавшем почти четыре тысячи томов: его до сих пор можно увидеть в городской библиотеке Бордо. Благодаря многочисленным книгам о путешествиях и собственным поездкам по Италии, Англии и Центральной Европе Монтескье сделался знатоком разнообразных людских обычаев. Он питал особый интерес к Китаю и не только читал о нем книги, но и обращался с вопросами к Аркадио Хуангу, китайцу, перешедшему в христианство, и иезуитскому миссионеру Жану-Франсуа Фуке[326].
Биограф Вольтера писал об «универсальном характере его интересов» и называл его «всезнающим полиматом»[327]. По строго академическим критериям Вольтер, пожалуй, не подходит под определение полимата, но столь разносторонней личности просто невозможно не уделить несколько строк. Вольтер считал себя литератором, а также philosophe, то есть примерно тем, кого сейчас мы называем «публичным интеллектуалом»; он участвовал в дискуссиях и конфликтах своего времени, в том числе связанных с делом протестанта Жана Каласа, подвергнутого пыткам и казненного по обвинению в убийстве собственного сына, которого он заподозрил в намерении перейти в католичество. Многие поэмы, пьесы, повести и романы Вольтера, особенно сатирическая повесть «Кандид» (Candide, 1759), служили проводниками его антиправительственных идей. Его «Письма об Английской нации» (Letters on the English, 1733) представляют собой больше, чем просто травелог или путеводитель по английской культуре, поскольку восхваление Англии подразумевало критику Франции. Вольтер был особенно плодовит как историк: он оставил после себя книги о шведском короле Карле XII, российском царе Петре I и французском короле Людовике XIV, а также знаменитый «Опыт о нравах и духе народов» (Essai sur les mœurs et l'esprit des nations, 1756), новаторскую работу в той области, которую мы сейчас называем социокультурной историей[328]. Вольтер также писал философские труды, критикуя в них Декарта и Лейбница. Он был популяризатором науки, особенно ньютоновской, благодаря чему стал членом Лондонского королевского общества. Вольтер опубликовал очерк о геологии и проводил физические и биологические эксперименты, в частности отрезал головы улиткам, чтобы выяснить, способны ли они к регенерации[329].
Свой «Опыт» он написал для любовницы, маркизы Эмили дю Шатле, которая сама была полноправной участницей сообщества ученых-просветителей. Она была известна в основном как математик и натурфилософ, представила диссертацию об огне на конкурс, организованный Академией наук, и участвовала в дискуссиях о кинетической энергии и динамике с такими ведущими учеными, как Пьер де Мопертюи. Ее книга «Основы физики» (Institutions de Physique, 1740) предлагала читателю синтез идей Ньютона и Лейбница. Дю Шатле написала рассуждение о счастье и перевела «Начала» Ньютона и отрывки из «Басни о пчелах» (The Fable of the Bees) Бернарда де Мандевиля. Она писала статьи в Journal des savants и была избрана членом Болонской академии[330].
Составители «Энциклопедии» Жан д'Аламбер и Дени Дидро по научным интересам сами были энциклопедистами. Д'Аламбер, более всего известный как математик, также внес вклад в физику (преимущественно в изучение динамики жидкостей и твердых тел) и теорию музыки. Он написал историю упразднения ордена иезуитов и опубликовал пять томов очерков по литературе и философии. Статьи д'Аламбера в «Энциклопедии» охватывали разные темы – от религии до математики. Он также издал знаменитое «Предварительное рассуждение» (Discours préliminaire l'Encyclopédie, 1751) к этому труду, содержавшее обзор всех наук и искусств[331].
Что касается Дидро, то его интересы включали в себя философию, психологию, естественную историю, химию и музыку, обсуждавшиеся в его «Письме о слепых в назидание зрячим» (La Lettre sur les aveugles à l,usage de ceux qui voient, 1749) и других работах, которые были опубликованы только после его смерти, как,
