Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра - Наталья Аверкиева

Сотрудники продолжали смотреть на меня, не шевелясь.

— Том, может по пивку? — осторожно подал голос Карл.

— Да, Том, давай, — поддержал друга Вольфган. — День сегодня полное говно. Заодно и расслабишься.

— Только без фанатизма и стриптиза на окне. — Я достал из портмоне двести евро. — Габи, Билли, сгоняйте в магазин. Купите что-нибудь на стол и выпить. Если кто-то хочет, может валить домой. Пусть этот мерзкий день уже закончится.

И я позорно ретировался в свою нору. Надо пройти еще пару уровней и замочить еще десяток тиномонстров.

Все-таки дети — это чудесно! После небольшой попойки на работе, я уехал к Мари, посчитав, что только там могу нормально расслабиться. К тому же она должна была вернуться с работы ближе к часу ночи, поэтому надо было отпустить фрау Ирину домой. Мы возились с детьми на полу в гостиной, играли в лошадку. То есть я был кривой на все четыре лапы лошадкой, а Дэнни и Алекс пытались на мне кататься. В итоге дело кончилось тем, что мы с детьми начали табуном бегать на четвереньках из комнаты в комнату, пугая своим лихим видом несчастную фрау Ирину. Когда у старой лошадки кончились силы и она протянула усы, лапы и хвост поперек коридора, Дэнни забрался ей на живот и обхватил ручками и ножками. Алекс попытался спихнуть брата, но тот крепко держал мое неподвижное тело. Алекс захныкал и уполз от нас на кухню. Я различал их! Это было мое главное достижение! Нам больше не нужны были браслеты и разные комбезы. Я очень четко отличал детей.

— Папа! — четко сказал кто-то сбоку.

— Что? — ошарашено повернулся я к Алексу.

— Папа! — радостно сообщил мне ребенок и… со всей дури засандалил моим грязным ботинком в глаз.

Фрау Ирина суетилась вокруг, прикладывая к синеющему глазу лед. Она охала, ахала, через слово извинялась и что-то кудахтала на русском, наверное, забыв, что я не понимаю ни слова на этом варварском наречии. Глаз дергало, обжигало льдом. Я чувствовал, как кожа опухает даже под кубиками льда. Близнецы сидели в стульчиках и «ели» кашу, если так можно назвать процесс размазывания еды по столикам и друг другу.

— Вы лучше детей покормите, — посоветовал я женщине, поняв, что ей опять придется мыть всю кухню.

— Как же вы, герр Том?

— Лед я могу и сам подержать, — вздохнул я. — Знаете, я за последние сутки пытался подраться два раза. Никто меня не достал. Никакого вреда мне не причинил. И только восьмимесячный Александр умудрился глаз подбить. Все-таки жизнь очень смешная штука.

— Подраться? — округлила глаза женщина.

— Помните, Мари показывала вам фотографию женщины, которую категорически нельзя подпускать к детям? — Она кивнула. — Это жена моего брата-близнеца, если вы не знаете. Вчера я пытался помириться с братом. Она закатила истерику и начала нести очень обидную для меня чушь. Мы разругались. Билл, мой брат, выкинул меня из своего дома.

— Герр Том…

— Том. Зовите меня просто Том. Герр… — я недовольно поморщился. — А сегодня она пришла ко мне на работу и оскорбила мою мать…

— Фрау Симону? — ахнула няня. — Как можно?

Я кивнул.

— Меня от нее оттащил сотрудник, бывший спецназовец.

Фрау Ирина засмеялась:

— Знаете, Том, это провидение. Вы же хотели выпустить пар и получить по морде? Ну вот. Все ваши желания сбылись. Бойтесь исполнения…

— …своих желаний, — улыбнулся. Я бы хотел, чтобы мое другое желание сбылось. Только оно не дает мне никаких шансов и надежд.

Домой я уехал до возвращения Мари. Мы искупали детей с няней, уложили их спать, я традиционно рассказал им сказку про злую ведьму и околдованного мальчика, с которым не понятно, что делать и как его расколдовать, о принце, который мечтает о принцессе-несмеяне, но вынужден жить с другой принцессой — очень классной, достойной, но совершенно нелюбимой. И о том, как этот самый принц запутался, нет на него доброй крестной-феи, ну, на худой конец джина из волшебной лампы или хоть какой-нибудь маленькой волшебной палочки. Когда дети заснули, я понял, что тоже выдохся и больше не могу. Оставив фрау Ирине сто евро на такси, я удрал домой, иначе вырублюсь у Мари на коврике в прихожей.

— А еще он назвал меня папой! Понимаешь? Мари, Алекс назвал меня папой! Его первое слово было папа! — рассказывал я Мари по телефону, неторопливо перестраиваясь из ряда в ряд, чтобы повернуть к дому.

— Дэнни обязательно скажет мама! Дэнни — мой сыночек! — В голосе слышалась гордость и ревность.

— Я хочу, чтобы и Дэнни называл меня папой! Ты даже не представляешь, как это круто! Я ушам своим не поверил, когда Алекс назвал меня папой!

— Сильно он тебя?

Я заметил, как за мной пристроилась полицейская машина с мигалкой. Красно-синий огонек неприятно бил по глазам, отражаясь во всех зеркалах.

— Честно говоря, да. У меня даже искры из глаза посыпались. Синяк приличный получился. Никогда бы не подумал, что у детей такая силища!

— Черт… Как же ты теперь?

Машина обогнала меня и начала явно прижимать к обочине.

— Да ладно. Что я с синяками что ли никогда не ходил? Погоди, похоже, от меня полиция что-то хочет.

— Нарушаешь? — забеспокоилась Мари.

— Если только за день они новых знаков не повесили на нашей улице. Я уже у дома. Тут нечего нарушать.

Да, полиция была по мою душу. Они начали тормозить передо мной, явно вынуждая остановиться.

— Я тебе попозже перезвоню, — быстро проговорил я и скинул соединение, отключив громкую связь в машине, а телефон кинув в «карман» на двери.

Из машины вышло двое полицейских и неторопливо направились в мою сторону. Я опустил стекло и приготовил документы для проверки.

— Герр Том Каулитц? — еще раз сверил мою личность с правами полицейский.

— Да, это я.

— Выйдете, пожалуйста, из машины.

— А в чем дело?

— Выйдете, пожалуйста, из машины, — более твердым голосом повторил полицейский.

Я заметил, как второй схватился за пистолет, в открытую намереваясь направить на меня ствол. На всякий случай я показал им руки и медленно выбрался из машины.

— Так в чем дело? У меня с собой нет ничего запрещенного.

— Спокойно повернитесь лицом к машине, руки на капот, ноги шире плеч.

— Господа… — попытался возразить я, без особого желания подчиняясь.

— Том Каулитц, — его руки проворно начали обыскивать меня. — Вы обвиняетесь в нанесении тяжелых телесных повреждений Тине Каулитц, которой вы так же угрожали физической расправой. Вы имеете право хранить молчание…

— Что?! — вырвался я. — Какие избиения?! Спятили?! — Я оттолкнул обыскивающего меня полицейского. — Никуда я с вами не поеду! Я не бил ее!

И в следующее мгновение меня швырнули на капот машины, резко ударив по ногам, разводя их в сторону. Суставы плеч пронзила острая боль. На запястьях щелкнули наручники. В отчаянье я треснулся лбом о капот собственной машины. Господи, ну зачем Карл не дал мне ее убить?

Глава 6

Всю дорогу в участок меня то трясло от стресса, то клинило от обиды. Я изо всех сил пытался держать себя в руках, но получалось плохо. Слава богу, я не пил с ребятами. А то еще и за это бы попало. В голове крутились мысли о побеге. Я представлял, как меня выпускают из машины, я лихо со всеми разделываюсь и убегаю. Только дальше идеи убить Тину мысли почему-то не шли.

Машина остановилась. Меня выудили на улицу, с двух сторон крепко взяли за руки и повели в здание. Абсурд, какой абсурд! С Тиной ничего не могло случиться такого, чтобы за мной приехали полицейские! Из офиса она ушла вполне себе здоровой. И тут меня осенило! А если это Билл ее приложил, а она на меня все свалила? Меня завели в кабинет и усадили за стол.

— Наручники снимите, — буркнул я. Полицейские слишком туго стянули кольца и металлические браслеты пережимали вены на запястьях.

Мужики не шелохнулись.

— Ну или ослабьте немного. Я уже пальцев не чувствую. Пережали всё.

Они стойко игнорировали меня.

— Когда я буду писать на вас жалобу, то обязательно укажу на это, — пригрозил я. Дебилы.

В кабинет вошел еще один полицейский.

— Том Каулитц? — посмотрел на меня.

— Дональд Дак, — фыркнул я.

Он улыбнулся. Положил на стол папку с документами, сам сел напротив.

— Наручники снимите. У меня нарушено кровообращение. Это может привести к необратимым последствиям.

Он оценивающе посмотрел на меня. Потом кивнул одному из полицейских. Тот расстегнул наручники. Я, потирая запястья, развалился на стуле. Нога непроизвольно дергалась, раздражая меня самого.

— Уже поздно, все ушли, поэтому со следователем, которому поручено ваше дело, вы будете беседовать завтра, — раскрыл папочку полицейский и начал перекладывать с места на место какие-то бумажки.

— А можно узнать, в чем меня обвиняют?