Суд над победителем - Олег Курылев

Уставшие от многочасового ожидания советские солдаты и офицеры равнодушно наблюдали за происходящим сверху, принципиально ни во что не вмешиваясь. Никто из них не только не сошел на берег, но даже не вышел за пределы борта своего судна на трап. Они демонстративно давали понять — все, что делается на шведской пристани, их не касается. Но, как только очередной бедолага ступал на край железной палубы, его принимали две пары цепких рук, и он тут же исчезал из поля зрения всех, кто наблюдал за ним снизу.

Перед тем как отправить интернированного на советский транспорт, его, как и в лагере, подводили к столу, за которым сидели три человека: полицейский офицер, инспектор Международного Комитета Красного Креста и представитель министерства иностранных дел. Рядом стояло несколько полицейских с автоматами и несколько человек в штатском. У арестанта забирали регистрационную карту шведского Красного Креста, сверяли ее с большим списком в толстой тетради, после чего в карте проставляли штамп с датой убытия и возвращали ее владельцу. С этой минуты он становился военнопленным, но было непонятно, оставался ли он после этого в поле зрения МККК[15] или нет.

Некоторое время Алекс издали пристально наблюдал за всем, что происходило возле стола регистрации. Он не заметил, чтобы кто-нибудь из находившихся там проявлял к подходящим к столу немцам дополнительный интерес, сверяясь, например, с каким-нибудь списком. Это означало, что больше никого уже не отсеивали.

— Смелей, смелей, — крича в рупор, призывал шведский офицер. — Первые займут лучшие места на этом комфортабельном судне, последним достанутся койки возле отхожего ведра.

Алекс протиснулся сквозь серую массу интернированных как можно дальше от глаз оцепления к оставленному на путях железнодорожному вагону. Убедившись, что его не могут заметить с борта русского транспорта, он расшнуровал и скинул солдатские ботинки, снял парусиновые штаны, смотал с шеи платок, прикрывавший белую рубашку, и незаметно повязал галстук. Надев извлеченные из мундирной сумки туфли, он быстро сбросил штормовку и преобразился в весьма опрятного господина, неизвестно как очутившегося среди сотен однообразно серых арестантов. Пригладив волосы и протерев щеки и шею одеколоном из маленького флакончика, он одернул свою светло-кремового цвета куртку, напоминавшую тропический френч времен англо-бурской войны, отряхнул брюки и начал быстро пробираться на свободное от людей место, сжимая в руке только шведско-английский разговорник. Он шел, перешагивая через ноги и вещи сидящих, с озабоченным видом сопроводителя груза, портового служащего, санитарного инспектора, кого угодно, только не кандидата в военнопленные.

— Разрешите, джентльмены, — говорил он по-английски, когда приходилось кого-то потревожить, — прошу прощения.

Немцы подвигались, никто из них, а к этому времени здесь были перемешаны уже все четыре лагеря, его не узнал и не окликнул. Выбравшись из толпы, Алекс направился к оцеплению с явным намерением пройти сквозь него наружу.

— Эй! А ну-ка погоди! — остановил его полицейский офицер. — Куда? Вы кто такой?

Полицейский говорил по-шведски, и Алекс понял только, что его не пропускают. Он принялся что-то объяснять по-английски, но был подхвачен под руки и подведен к столу регистрации.

— Ваши документы? — по-немецки потребовал сидевший за столом полицейский чин.

— Talar du engelska?[16] — спросил Алекс.

— Что? Говорите по-немецки!

— Jag forstar dig inte.[17]

— Talar du tyska![18]

— Jag talar inte tyska. Jag talar lite svenska,[19] — коверкая слова, произнес Алекс.

— Да ты кто такой? Где твои документы? — Швед удивленно оглядывал столь непохожего на других интернированных молодого человека.

— I am a representative of «Instone Air Line Ltd.», — сказал Алекс, переходя на английский.

— Чего-чего? — Полицейский посмотрел на инспектора МККК.

— Говорит, что он представитель британской авиакомпании «Инстон Эйрлайн», — недоуменно пожал тот плечами.

Полицейский, которому кто-то из его подчиненных гарантировал, что сегодня за тройное оцепление ни в ту, ни в другую сторону не проскочит и мышь, был склонен в это верить.

— Какой, к дьяволу, представитель! Ты мне тут комедию не ломай, где твоя регистрационная карта?

— Jag forstar dig inte.[20] I once again repeat, I am a representative of «Instone Air Line Ltd.».[21]

Вторую фразу Шеллен адресовал чиновнику МККК, видя, что тот хорошо понимает по-английски.

— In such case you should have documents[22], — с акцентом, но достаточно бегло произнес крестоносец.

Алекс, словно что-то вспомнив, стал лихорадочно шарить по карманам. Сначала он извлек сохраненную им когда-то газетную вырезку с фотографией залетевшего на шведскую территорию австралийского «Ланкастера», потом карточку, выданную ему важным столичным адвокатом Олонбергом. Больше ничего интересного в его карманах не было. Свою солдатскую книжку и шведскую регистрационную карту минут десять назад он засунул в щель под железнодорожным рельсом. Окончательно перейдя на английский, Алекс стал быстро рассказывать историю про вынужденную посадку их бомбардировщика на аэродром Сатенас, совершенную в апреле этого года, буквально за несколько дней до окончания войны.

— Погодите, откуда у вас это? — перебил его чиновник МККК, ткнув пальцем в карточку.

— Этот жетон мне выдал адвокат Симон Олонберг несколько дней назад, как своему клиенту.

— А какие у вас дела с адвокатской конторой Олонберга?

— Так я же вам и объясняю, сэр, — тяжба по поводу нашего самолета. Того самого, о котором я вам рассказываю. Ваши власти не хотят возвращать его, хотя еще в мае имелась вполне четкая договоренность. Как раз по этому делу я должен был встретиться здесь в Треллеборге с одним важным господином из министерства авиации и с нашими летчиками. Но не успел я вчера приехать, как в первую же ночь меня обокрали в гостинице, утащили все документы и, самое главное, папку с важными бумагами, — слова про украденную папку Алекс произнес чуть ли не плача.

Говоря все это, он не мог знать, что тот самый «Ланкастер» действительно все еще стоит на обочине взлетной полосы Сатенаса и что дальнейшая судьба его и вправду под вопросом.

— Что за ерунда! — продолжал недоумевать инспектор. — Ну а среди немцев-то вы как оказались?

— Видите ли в чем дело, — приготовился к обстоятельному повествованию Шеллен, — когда меня обчистили в гостинице, я конечно же отправился в полицию, ведь, как оказалось, в этом городе нет нашего диппредставительства. Но все полицейские тоже куда-то подевались. Их не было ни в участке, ни на улице. Мне сказали, что надо идти на пристань, там, мол, намечается какое-то важное мероприятие (я плохо понимаю по-шведски). Я пришел. Еще не было восьми утра, только-только светало, но здесь и вправду толкалось громадное число полицейских, однако никто не хотел меня даже выслушать. Один офицер — у него еще был крепко подбит правый глаз, так вот, он посоветовал мне сегодня к ним не соваться, а приходить завтра в управление на какой-то улице. Я хотел записать название, но он уже ушел. Я собирался порасспросить еще кого-нибудь и некоторое время походил тут, а потом у меня так схватило живот, что я уже думал, не заворот ли это кишок…

— Погодите-погодите… Да погодите же вы, черт! При чем тут живот? — потерял терпение «крестоносец».

— Ну как же… Когда меня схватило, я бросился… — Алекс закрутил головой, — вон за тот пакгауз… да, да, к тем вон ящикам, — показал он в сторону далекой постройки, находящейся в зоне оцепления. — А что было делать? Едва добежал. Там я пробыл минут сорок, а может, и целый час, так меня подвело. Только соберусь выйти, а тут опять, и так несколько раз. Можете сами пойти посмотреть. Не иначе — накануне в ресторане мне что-то подсунули, перед тем как похитить документы…

— Так, хватит! — хлопнул ладонью по столу чиновник. — Мы не можем задерживать погрузку из-за одного человека.

Он по-шведски переговорил с представителем МИДа, тот согласно кивнул и подозвал одного из своих сотрудников. Указывая на Алекса, министерский чиновник пару минут вводил сотрудника в курс дела.

— Короче, разберитесь, Мартин, с этим человеком. Возьмите мою машину и одного… нет, двух полицейских. В первую очередь выясните, имеет ли он отношение к интернированным немцам. Раз он утверждает, что его обворовали в гостинице, поезжайте туда и узнайте, действительно ли этот господин снял там номер и если да, то под каким именем зарегистрирован. Если он действительно провел эту ночь в отеле, значит, к нашим туристам и вправду не имеет отношения. Тогда постарайтесь выяснить, что у него за проблемы с пропажей документов. Все. Давайте следующего!

Уловив слово «хотэль», Алекс догадался, что его собираются везти на опознание в гостиницу. Этого следовало избежать любыми средствами, да, собственно говоря, он и не знал в Треллеборге не только ни одной гостиницы, но и ни одной улицы. Единственное, что ему удалось выяснить по дороге в этот город, — это отсутствие здесь британского консульства.