Там, где была тишина - Евгений Кривенко

Хозяин, оживленно суетясь, пригласил гостя к столу.

В комнату вошла женщина, но уже другая. Это была молодая туркменка со светлыми волосами, что является здесь большой редкостью. На ней была красивая красная одежда, на груди сверкали серебряные украшения. Она мельком взглянула на Макарова своими удлиненными восточными глазами и тотчас же отвернулась.

«Неужели жена?» — изумился Макаров, невольно косясь в сторону молодой туркменки.

Затем в комнату входили и другие женщины, но ни одну из них Дурдыев не называл по имени. Только и слышно было: «Эй ты, подай то, убери это!»

Позже Макаров узнал, что все эти женщины были женами Дурдыева.

— Хорошее дело! — возмущался Макаров. — Сторож, советский служащий и целый гарем содержит. Куда смотрит местная власть?

Местные люди только покачивали головами в ответ на это. Они знали, что и сам Ниязов, председатель аулсовета, имеет несколько жен. Формально запрещенное, многоженство продолжало существовать. Глухая борьба шла в кишлаке. Нужно было делить землю, создавать коллективное хозяйство. Но людей, взявших землю у вчерашнего бая, находили заколотыми. Страх заставлял жителей поселка уходить прочь, в другие районы, а то и в Афганию, к своим родственникам, на тот берег Аму-Дарьи. Кишлак опустел.

А страна покрывалась строительными лесами, на которых весело трепетали знамена и лозунги первой пятилетки. Девушки в синих комбинезонах, положив друг другу руки на плечи, топтали бетон на быках Днепростроя. В клубах пыли, нажимая на перфораторы, стучащие, как пулеметы, трудились хлопцы, только вчера прибывшие из глухого села. Росли стены Краматорского и Горловского заводов. Гигантские комбинаты поднимались в Березниках и Соликамске. У всех на устах был Турксиб, о котором сочиняли песни.

А Магнитка! Словно исполинский магнит, притягивала она к себе сердца отважных патриотов.

А вот эта стройка в глухих-преглухих, тысячелетиями молчавших горах Кугитанга!

Но газеты, наряду с сообщениями о рекордах ударных бригад, печатали заметки о противодействии кучки врагов и отщепенцев. Где-то рушились своды глубоких шахт, пылали колхозные конюшни, падали под вражескими выстрелами советские активисты.

Не все было в порядке и на участке Макарова. Он знал, что среди рабочих ведется какая-то тайная агитация, подстрекательство к саботажу и срыву работ, что кто-то сознательно спаивает рабочих и втягивает их в картежную игру.

Нужно было что-то предпринимать. Но что именно?

…Сухо и неприязненно встретили Макарова в аулсовете.

За столом, покрытым полинявшей кумачовой скатертью, сидел Карим Ниязов — председатель аулсовета, рядом с ним — Сатилов. Ниязов пристально посмотрел на Макарова, потеребил бороду, кивнул на стул.

— Вот полюбуйтесь, — заговорил он, обращаясь к Сатилову. — Набрал разной швали со всего света, а они наших людей избивают.

У Макарова перехватило дыхание. Он ждал чего угодно, но только не этого.

Не шевелясь, он смотрел прямо в глаза Ниязова. Тот отвернулся.

— Что там случилось, Макаров? — сухо спросил Сатилов. — Нам нужно знать всю правду.

— Бригадир Солдатенков заступился за женщину, которую избивал Дурдыев, — ответил Макаров. — Это произошло в конторе.

— Что это за женщина? — голос Сатилова звучал все так же сухо.

— Жена Дурдыева, — ответил Макаров. — Вернее одна из его жен.

— Вот видишь, — вскочил Ниязов. — Это на что похоже? Кто дал право? Дурдыев свою жену наказывал. А ты здесь при чем?

Ниязов побагровел. Он не сводил с Макарова злобного взгляда.

— Пришли на нашу землю и людей избиваете!

Кровь отхлынула с лица Макарова. Он встал.

— Земля это наша, советская, — холодно заговорил он, не глядя на Ниязова. — И мы пришли сюда делать с вами наше общее дело.

— Правильно, — отозвался Сатилов. — Но зачем же бить людей?

— Будешь отвечать, начальник, — снова закричал Ниязов, наливаясь кровью.

Макаров снова сел.

— Нужно сначала разобраться, — спокойно и сдержанно заговорил он. — Нужно разобраться во всем этом деле. Солдатенков не мог позволить, чтобы при нем избивали женщину. — Он резко повернулся к Сатилову. — Вы знаете, зачем она пришла в контору?

Сатилов пожал плечами.

— Она пришла попросить портрет Ленина, — волнуясь, продолжал Макаров. — Это же понимать нужно. А он ее… кулаками.

В комнате воцарилось молчание.

— Это его жена, — злобно кривясь, сказал Ниязов. — Его право жалеть ее или бить. Зачем против наших обычаев идешь? Я требую, чтобы завтра же этого бригадира на стройке не было. Пускай уходит туда, откуда пришел!

Сатилов поднял на Макарова черные, выразительные глаза. Красивое лицо его было серьезно.

— Может быть, так действительно лучше будет? — негромко произнес он.

Макарову стало жарко.

— Что вы мне предлагаете, Сатилов? — горько усмехнулся он. — Солдатенков мой лучший бригадир. Он возглавляет ударную бригаду. За что же его увольнять? За то, что он поступил, как настоящий советский человек? Тогда уж лучше мне самому оставить стройку. — Он медленно поднялся. — Я не сделаю этого, товарищи, но я сегодня же отдам приказ снять с работы конторского сторожа, позволившего себе в советском учреждении избивать женщину.

Удивление и любопытство мелькнуло в черных глазах Берды Сатилова. Ниязов насмешливо улыбнулся.

— Прямо мудрец настоящий, — процедил он. — Все решил, как царь Соломон. Смотри, как бы ты не промахнулся!

Сатилов молчал…

…Поздней ночью вернулся Макаров в контору. Вокруг стояла тишина, только изредка лаяли шакалы в густых тугаях.

На темном небе, словно на исполинском ковре, рассыпаны прекрасные узоры: и «первые цветы» и «птичий след», и даже пышные «эрсаринские розы» — все чудеса бархатистых текинских ковров.

«Черт возьми, — думает Макаров, — просто не верится, что в этой тишине, под этим сверкающим небом могут быть люди, помышляющие натравить человека на человека, а то и просто убить его ударом кинжала». Но туркменская пословица гласит: «Нет гор без волков», а горы были рядом, и сердце даже во мгле ощущало их каменистые громады.

В конторе все спали. В дальнем углу за конторским шкафом, поджав к подбородку ноги, на деревянной кровати с веревочной сеткой спал Буженинов. Что-то нехорошее снилось ему, он стонал и поскрипывал зубами, поворачиваясь с боку на бок.

Против входа на раскладушке храпел Николай. Он и сегодня отмахал километров пятнадцать, уточняя нивелировочные ходы. Не спала только Наталья. Она стояла возле освещенного лампой стола в своем старом сарафанчике и в каких-то стоптанных турецких шлепанцах на босу ногу. Увидев Макарова, она улыбнулась.