Сборник научной фантастики. Выпуск 36 - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От рыданий Ленкиных стало совестно невмоготу, потеряв хладнокровие, он рискнул ей открыться в надежде ее успокоить и, кто знает, может быть, даже увлечь… в напрасной, как выяснилось, надежде.
– Только этих еще завихрений недоставало, героических опытов на себе!… – взвилась Ленка.
Никакими доводами не удавалось ее пронять, заявила даже, что, случись подобное у нее на работе, руки-ноги поотрывала бы такому горе-герою, ни больше ни меньше.
Вите, впрочем, не рискнула поотрывать, несмотря на то, что он от своих завихрений не отступался.
Более того. Вскорости стал без опаски вставать на подаренные ею весы. Не то чтобы постройнел заметно, однако же превозмог предательское уползание шкалы.
Еще через какое-то время и его потянуло в паре в Ленкой чуть свет порысить, а вечерком побултыхаться в бассейне, а затем и она, в свой черед, попросила дать для пробы глотнуть на сон грядущий таблетку Эксперимент расширился, таким образом.
Впрочем, оба отдавали себе отчет в ограниченности испытываемого препарата, в том, что он обладает не более чем тормозящим эффектом, Путинцев так его и назвал – метаторм, по науке. В просторечии же раствор, из коего приготовляли таблетки, именовался по-шоферски: тормозная жидкость.
Половинчатое, в сущности, средство. Паллиатив. Дабы двинуть вспять процессы старения… механизмы обмена, по идее, требовалось – в переводе с биологического языка на физический – обратить ось времени… Всего-навсего! Не тормозить, а включить задний ход. Перед нами чисто транспортная проблема, уверял друзей Витя Путинцев. Перебраться в сжимающуюся Вселенную.
Александр Климов. Шагающие в вечность
Въезжая в новую квартиру, бухгалтер Петров чувствовал себя счастливейшим человеком на свете. Собственно, квартира была вовсе не новая, а как раз наоборот – старая. Но в этом-то и состояла вся прелесть.
Затаскивая свои тючки и чемоданы по широчайшей винтовой лестнице на третий и последний этаж, Петров буквально физически ощущал, как его начинает обволакивать тихое и немного грустное очарование старинного московского особняка. Чудился запах пожелтевших книг, отблески розовых восковых свечей, шуршание кринолинов. С чердака явственно доносилось звяканье шпор.
Дом поражал безлюдьем в эти вечерние, обычно оживленные часы. Не прыгала по ступенькам детвора, не громыхали гулкие жестянки почтовых ящиков. Не пели, не кричали, не плакали. Даже лифт – и тот не грохал створками по той простой причине, что в доме его не было.
За высокими скрипучими дверями, безусловно, текла какая-то жизнь, но Петров ее не ощущал. Ему казалось, что он – хозяин огромного пустого замка, и фантазия помимо воли населяла комнаты и коридоры ушедшими в прошлое обитателями.
А с фантазией своей Петров бороться положительно не умел. К сорока годам он пришел к твердому убеждению, что в мире есть всего лишь две вещи, бороться с которыми человеку не под силу: фантазия и тараканы. И то и другое при внешнем различии одинаково неистребимо.
На службе Петрова, как ни странно, побаивались. Старик Стаканов-Скрипкин – счетовод с дореволюционным стажем утверждал, что Петров не так прост, как хочет казаться. Мол, бухгалтер-мечтатель – явление в природе настолько невероятное, что за этим кроется не иначе как карьеризм высочайшего артистического класса.
В семье же – человек как на ладони. Когда лет десять назад жена уходила от Петрова, вернее, навсегда уезжала в Сочи с красавцем капитаном дальнего плавания, она остановилась на пороге и, гневно поправив поясок платья, сказала:
– Петров! Ты даже не ничтожество! Ты что-то невообразимо более мелкое. Даже дождевой червяк и тот заботится о своей самке…
Петров хотел было заметить, что совсем в этом не уверен и, мол, вообще сильно сомневается, что червяки бывают разного пола, но Нина хлопнула дверью и исчезла из его жизни.
С годами забылось многое: даже полный превосходства взгляд брюнетистого капитана. Бухгалтеру начало казаться, что он никогда и не был женат. Но слова эти, грохочущие и какие-то оскорбляюще липкие, помнились. Они удвоили его природную житейскую неуверенность, все глубже толкая в спокойное надежное одиночество.
Поднимаясь наверх с последней пачкой книг, Петров лоб в лоб столкнулся с высушенной остроносой старушкой, выходившей из двери номер четыре на втором этаже. Не зная почему, он сразу окрестил ее "камергершей".
Старуха подозрительно оглядела нового жильца, зачем-то потрогала рукав его пальто и, вдруг повеселев, игриво промурлыкала:
– Если бы не старость, кругом остались бы одни сумасшедшие.
– Что? – опешив, переспросил бухгалтер.
На седых, будто припорошенных мукой, волосах старой дамы в неустойчивом равновесии закачалась шляпка с фантастическими цветами и вуалеткой:
– Раньше и привидения были другими. Какими-то благородными утонченными. Дамы, рыцари…
Петров уронил книги.
– Вы в какую квартиру? – поинтересовалась "камергерша", заглядывая в глаза остолбеневшему бухгалтеру.
– В шестую! – почти крикнул Петров, обрадовавшись, что наконец-то услышал что-то доступное пониманию.
– Шестая – это что рядом с пятой, – глубокомысленно заметила старуха.
– Что? – еще раз с довольно глупым выражением лица переспросил Петров.
И тут "камергерша" сделала такое, что повергло бухгалтера в глубочайшее изумление: подпрыгнув, она поцеловала его в лоб, затем перекрестила и, смахнув слезинку, выбежала во двор.
Петров еще несколько минут постоял в растерянности, потом собрал книги и пошел к себе на третий этаж. Сначала он хотел было расстроиться, но передумал.
"Милая, сумасшедшая старуха", – подумал он и улыбнулся.
На лестничную клетку третьего этажа выходило всего две двери. На одной была выведена белой эмалью кособокая шестерка, а на другой красовалась медная табличка. Смысл надписи практически утерялся в обилии завитушек, и Петрову удалось расшифровать только фамилию своего соседа из квартиры номер пять: ОРГАНОВ. Бухгалтер еще стоял, размышляя, на какую букву правильнее будет поставить ударение, когда откуда-то сверху раздался невыразимо печальный голос:
– Мое гениальное открытие похищено врагами! Сейф взломан и пуст…
Петров обернулся так резко, словно в спину ему воткнули булавку.
На лестнице, ведущей к чердачному люку, сидел мужчина весьма странной наружности. Могло показаться, что его присыпали золой – такой серый, пыльный, сразу и не определишь, где заканчивается костюм и начинается его обладатель. Вздыбленные патлы открывали лоб такой невероятной высоты, что невольно закрадывалось сомнение: осталось ли место для темени и затылка? Огромные очки в черепаховой оправе, казалось, тяжестью своей вот-вот продавят переносицу. Петров также обратил внимание, что галстук незнакомца почему-то завязан морским узлом, а все пуговицы и даже шнурки вырваны с мясом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});