Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

«Наконец пришел наш черед, и мы переступили порог громадного кабинета. В глаза бросился невероятной длины стол для заседаний — торцом к массивному письменному, — сейчас он был завален подарками, из которых размерами и роскошью выделялись высоченная хрустальная ваза и бюст самого Цвигуна.

Сияя улыбкой и распространяя легкий аромат хорошего коньяка, юбиляр вышел нам навстречу. Вячеслав Тихонов проникновенно, как отрывок из «Малой земли» (этот «шедевр» Брежнева он чуть позже запишет на радио и озвучит по ТВ), прочитал приветственный адрес; Гостев сказал несколько слов на тему «фильм и день рождения», а я озвучил шутливую телеграмму от съемочной группы. Семен Кузьмич, без сомнения, считал день своего рождения днем историческим и нашего шутливого тона не принял. Сказав «спасибо», он начал благодарить Коммунистическую партию за то, что она разглядела талантливого паренька из простой семьи, открыла все дороги, а потому он, генерал Цвигун, всем обязан ей, родной… Со стороны все это выглядело достаточно нелепо: рядовые коммунисты и затесавшийся в наши ряды беспартийный Тихонов принимали от члена ЦК заверения в истинной преданности партии.

Закончив заученную речь, хозяин открыл неприметную дверь в деревянной панели стены и пригласил в персональную комнату отдыха — по существу, в квартиру. Застеленный белейшей накрахмаленной скатертью стол был уставлен вазами с фруктами и шикарными коробками «кремлевских» конфет. Семен Кузьмич лично разлил по рюмкам марочный коньяк и, подняв свою, принялся опять благодарить Коммунистическую партию. Дождавшись, когда мы выпьем и деликатно закусим конфеткой, он откровенно посмотрел на часы. Мы поспешили откланяться, потому что в приемной ждали те, кто еще не принял клятву верного коммуниста. Семен Кузьмич проводил нас до двери и с каждым троекратно расцеловался…»

Кинорежиссер Игорь Таланкин трудится над очередным фильмом — экранизирует повесть Льва Толстого «Отец Сергий» с Сергеем Бондарчуком в главной роли. Главную женскую роль в картине исполняет Валентина Титова, для которой эта работа станет судьбоносной: здесь она встретит свою новую любовь, после чего распадется ее 14-летний брак с Владимиром Басовым, в котором нажито двое детей. Человека, пленившего Титову, звали Георгий Рерберг, он работал на «Отце Сергии» главным оператором (вместе с Анатолием Ивановым). До этого, как мы помним, Рерберг снимал с Андреем Тарковским «Сталкера», но их содружество закончилось скандалом: Тарковский обвинил Рерберга в порче дорогой пленки, и оператор предпочел уйти с картины.

Первая встреча Титовой и Рерберга на съемочной площадке произошла в среду, 28 сентября (кстати, муж актрисы Владимир Басов в тот день тоже снимался: в фильме «По семейным обстоятельствам» он играл эпизод уличной встречи с Галиной Аркадьевной). Группа «Сергия» работала в Псково-Печорской лавре. Рерберг первым подошел к актрисе, чтобы познакомиться, на что та ответила: «А мы с вами уже давно знакомы». — «Разве мы виделись?» — удивился Рерберг. «Мы не виделись, но вы как-то звонили Басову, а его не было дома. Я хорошо помню тот наш разговор». Но Рерберг внезапно обиделся. «Я этого что-то не помню», — пробурчал он и удалился. На что Титова про себя подумала: «Ну почему мужики все время лгут?»

Вечером настоятель Лавры пригласил режиссера, оператора и нескольких актеров к себе на ужин. При этом каждому из гостей были вручены презенты: Таланкину, Титовой и Николаю Гринько перепали простые наручные часы, а вот Рербергу достались золотые — у него в тот день был день рождения, ему стукнул «сороковник». Как ни странно, но, когда Титова встретила Басова, тому тоже было 40 лет. Судьба, однако…

Вспоминает В. Титова:

«Рерберг мне поначалу не очень понравился. Гога выглядел очень жестким и говорил жестко, его все боялись. Я к тому времени уже много о нем слышала, смотрела его фильмы: «Первый учитель», «Дворянское гнездо», «Зеркало». В нашем доме часто произносили его имя, я знала, что он самый-самый. Правда, слава его была со скандальным оттенком: талантливый оператор и жгучий сердцеед.

Но за ужином я вдруг поняла: да он же ничей… В его глазах была боль одинокого человека. Поздно вечером он зашел ко мне в номер — якобы за спичками. Мы разговорились. А когда на следующий день я вернулась в Москву, вместе со мной прилетели сплетни. Гога ведь покорял всех женщин, поэтому все были убеждены, что и я не устояла. Конечно, эти разговоры дошли до Басова, он все время пытал меня: правда это или нет? Наконец я ему сказала: «Ты веришь? Ты считаешь, что мне не дорога моя семья, мой дом, мой муж? Если спросишь еще раз, выйду замуж за Рерберга». Тогда он отстал. А потом я действительно ушла к Рербергу…»

На «Ленфильме» режиссер Борис Фрумин снимает фильм «Ошибки юности» по сценарию Эдуарда Тополя. Съемки ленты начались в середине июля, но шли чрезвычайно нервно из-за постоянных претензий цензуры. Претензии были обоснованны, поскольку то, что написал Тополь и снимал Фрумин, однозначно подпадало под понятие «антисоветчина». Речь в фильме шла о молодом парне Дмитрии Гурьянове (эту роль исполнял актер Театра имени Вахтангова Станислав Жданько), который, с отвращением отслужив в Советской армии, затем возвращается на гражданку, но и там никак не может найти себя. Уже в первоначальном виде сценарий фильма был непроходным, но каким-то непостижимым образом был запущен в производство. А потом, когда была уже снята треть картины, и Главлит понял, что из него получается, начались сплошные наезды. К примеру, главпур Советской армии потребовал изъять из него все эпизоды, связанные с армейской жизнью героя. 28 сентября черновой вариант фильма посмотрел худсовет студии и поддержал генералов: армейские эпизоды надо изъять! Их не волновало даже то, что в таком случае в корзину полетят несколько сот метров пленки и сюжет во многом потеряет свою стройность. Но у цензоров была другая задача: «Черт с ним, с сюжетом, главное, чтобы крамола не проскочила!»

Вспоминает Э. Тополь:

«В истории, которую я написал, не было ничего необычного, она проста и банальна, тысячи таких вот Гурьяновых кочуют по советским стройкам, городам и весям, я встречал их повсюду — на Тюменском Севере, и в Хибинах, и в Тольятти, и на якутских алмазных рудниках, и на строительстве киргизских горных электростанций. Но именно эта реальная маета молодежи, ее неосмысленные поиски чего-то другого в советской жизни приобретают в картине характер осмысленности, характер недовольства окружающей жизнью, которая снята была режиссером с неподдельной достоверностью, поскольку все — и армию, и черноморские пляжи, и деревню, и северную стройку, и столичных мебельщиков-грузчиков — он снимал в реальных казармах, деревнях, селах, с реальными солдатами, офицерами, колхозной и заполярной молодежью. И эта реальная советская жизнь со всей ее бытовой явью — с убогими танцами в сельском клубе, кондовыми офицерами в армии, пьянками и мордобоем на ударной стройке и жирным житьем хамеющих столичных мебельщиков, — эта реальная жизнь больше всего привела в ярость кинематографическое начальство…»

В четверг, 29 сентября, главный режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов получил к своему 60-летию от властей предержащих подарок: его наградили орденом Трудового Красного Знамени. Подарок был более чем неожиданный, учитывая то, что каких-нибудь несколько месяцев назад «Правда» раздолбала его спектакль «Мастер и Маргарита», и большинство специалистов предрекали после этого закат карьеры прославленного режиссера. Ан нет — его наградили орденом да еще пообещали через месяц отпустить с труппой театра в первую западную гастроль — во Францию.

Свой день рождения Любимов отмечал на следующий день. Эта дата была знаменательна тем, что именно тогда произошло примирение юбиляра с его коллегой Анатолием Эфросом. Судьба развела двух этих великих режиссеров два года назад, когда Эфрос поставил на «Таганке» «Вишневый сад». Причем Любимов сам пригласил Эфроса поставить эту пьесу на сцене своего театра, а когда увидел — возненавидел ее создателя. Спрашивается: зачем тогда звал? Вражда двух режиссеров угнетала весь театр. Они не только не здоровались друг с другом, но старались даже не встречаться на одной территории: если к театру подъезжал кто-то из них и видел у входа машину недруга (у Любимова был «Ситроен», у Эфроса — «Жигули»), то тут же разворачивался и уезжал. Высоцкий три раза приглашал режиссеров к себе в гримерную, чтобы попытаться их помирить, но все было напрасно. Как вдруг в день 60-летия Любимова это чудо свершилось. Вот как об этом вспоминает В. Золотухин:

«Таганка» празднует 60-летие своего создателя… В театре шумно. Труппа сидит на полу, на афишах знаменитых любимовских спектаклей. Праздник, победа, удача, впереди — Париж, огромное, месячное турне. Бренчат гитары, работает дешевый ресторан. Это актрисы под капусту и соленые огурчики наливают именитым гостям по шкалику водки. Пьянство коллективное еще не запрещено. Любимов разгорячен. Только что знаменитый поэт Вознесенский преподнес юбиляру огромного глиняного раскрашенного Петуха Петровича. Держит его в руках, говорит разные слова и заканчивает: «Чтобы в ваших спектаклях никогда не было пошлости и безвкусицы!» — и расшибает вдребезги Петьку об пол… Лихо! Лихо! Мало кто понял метафору, но — лихо. Может быть, Андрей Андреевич намекал Мастеру на живого петуха, появляющегося в «Гамлете»… раздражал его живой петух в трагедии Шекспира или просто ради хохмы?.. Но вдруг среди грома, шума и веселья образовалась та самая звенящая тишина. Она образовалась не сразу, а с первым шепотом-известием, что по маршу лестницы поднимается Эфрос и с ним два-три его артиста. Эфрос поднимается в логово к своему врагу, сопернику, жуткому скандалисту. Он поднимается… он приближается. Театр замер, обмер… что-то будет, что, думали все, может выкинуть в первую очередь Любимов — вот чего боялись знающие о конфликте. Эфрос подошел близко и тихо-тихо, но точно ставя слова в ряд образной формулы, произнес: «Юра, я хочу в этот день подарить тебе то, что ты так любишь и что так хочешь и стремишься иметь», — и подает ему старую книгу. Юра разворачивает и читает: А. Чехов, «Вишневый сад». И Юра поплыл. Он заплакал. Хотя он ненавидит у мужчин, у артистов слезы. «Слезы — это сантимент, который надо задавить сразу, как гаденыша, в зародыше…»