Родная старина - В. Сиповский

Из Киева и являются в Москву просветители.

В 1649 г. боярин Ртищев вызвал нескольких киевских ученых-монахов для училища, заведенного им при Андреевском монастыре близ Москвы.

Федор Михайлович Ртищев, любимец царя, был замечательным лицом того времени. Он был вполне русским человеком. Набожный, благочестивый, ревнитель родной старины и священных преданий, он в то же время не довольствовался, как большинство его современников, только внешней обрядностью. Его большой и пытливый ум доискивался внутренней стороны, смысла религии: он увлекался учением Христа о любви к ближним, о самоотречении;

не жалел денег на выкуп пленных из мусульманских земель, не отказывал в помощи нуждающимся, устроил больницу и приют для убогих. Во время войны с Польшей он взял на себя попечение о раненых и больных воинах, на свой счет содержал, лечил их, а по выздоровлении давал им помощь. Большой был охотник Ртищев до церковного богослужения и до священных книг. Но и там, и здесь его поражали разные неисправности, противоречия, и понял он, как необходим пересмотр книг и новые переводы их с греческого; а для этого нужны были знающие переводчики, притом из чисто русских людей, которым можно было бы вполне довериться. И вот благочестивый боярин выражает желание на свой счет пригласить и содержать нескольких киевских ученых, «ради обучения словено-российского народа детей еллинскому названию». Мысль эта полюбилась и благочестивому царю. Главным из приехавших ученых был Епифаний Славинецкий, иерей-монах братского монастыря. Это был весьма ученый по тому времени человек: он знал вполне греческий язык и латинский, понимал и еврейский, изучил основательно писания святых отцов, греческую и латинскую духовную литературу и пр. Скромный, сосредоточенный Епифаний предпочитал уединенную жизнь ученого всяким санам и почестям.

Недолго пробыл он в монастырской школе; царь назначил его справщиком типографии и перевел в Чудов монастырь, где также было училище. Исправление богослужебных книг, задуманное Никоном, было поручено Епифанию. Помощниками его в этом важном деле были его земляки, приехавшие с ним, – Арсений Сатановский и Даниил Птицкий, а затем Арсений Грек и несколько велико-россиян. Обдуманно, с большой осторожностью принялся Епифаний за дело, и под его надзором были напечатаны все богослужебные книги. Кроме того, он переводил много сочинений Отцов Церкви с латинского языка, перевел несколько мирских книг по истории, географии и др., составлял словари: один – где объяснял значения слов, встречаемых в церковных книгах и в богослужении, а другой – греко-славяно-латинский. Особенно хотелось ему сделать новый, более исправный перевод Библии, но успел он перевести только Новый Завет и Пятикнижие. Смерть (1675) прекратила его 26-летнюю в высшей степени полезную деятельность на пользу книжного дела и просвещения. Он оставил после себя нескольких учеников, хорошо знавших греческий язык.

Епифаний писал также проповеди и поучения. Проповедь была новостью в Великой Руси; давно она здесь замолкла, ее даже опасались, – думали, что она может повести к вольнодумству и ереси… В иных проповедях Епифаний касается и больной стороны тогдашней русской жизни – невежества и боязни просвещения.

«В нынешние времена, – говорит он, – мы видим много ослепленных людей, которые возлюбили мрак неведения, ненавидят свет учения, завидуют тем, которые хотят озарять им других, вредят им клеветами, лицемерием, обманом; подобно тому как совы, по своей природе, любят мрак и скрываются, когда засияет солнечная заря, так и эти мысленные совы, ненавистники науки, скроются в любимый ими мрак, когда ясная благодать пресветлого царского величества захочет разрушить тьму, прогнать темный обман и благоизволит воссиять свету науки и просвещать природный человеческий разум».

В поучении священникам Епифаний говорит между прочим: «Пекись и промышляй всем сердцем и душою, сколько твоей силы станет, увещевай царя и всех могучих людей везде устраивать училища для малых детей, и за это, паче всех добродетелей, ты получишь прощение грехов своих!..»

Другим выдающимся западнорусским просветителем в Москве был Симеон Полоцкий, прибывший сюда в 1664 г. Он уступал Славинецкому в познаниях и в глубокомыслии; это был не келейный ученый труженик, а скорее общественный деятель и ловкий придворный человек, приятный собеседник и неутомимый писатель, готовый во всякое время писать проповедь, рассуждение, драматические произведения (мистерии), даже стихи на разные случаи.

Симеон скоро по приезде в Москву был призван к важному делу: ему поручено было образование царских детей. С этого времени он становится видным лицом, живет во дворце; к нему обращаются за советами по разным вопросам, дают важные поручения. Он занимается опровержением раскола в сочинении «Жезл правления», затем составляет полное изложение веры «Венец веры», пишет проповеди и поучения, изданные в двух книгах: «Обед душевный» и «Вечеря духовная». В проповедях он старается быть по возможности проще, понятнее для слушателей и касается жизненных явлений – в этом главное их достоинство, – обличает невежество, суеверия и пр., обращается к царю с мольбою завести школы, умножить учителей…

– Многие еретики, – говорит он, – потонули в глубине Священного Писания от неискусного плавания; и наши нынешние лжемудрецы, неискусные в плавании, дерзко ворвались в пучину писаний, думая добывать оттуда жемчуг премудрости… Лучше было бы им стоять на берегу и помалу утолять жажду этой животворной водой.

Хотя сочинения Симеона не отличаются большой глубиной мысли и ученостью, а его вирши (стихи) крайне тяжеловесны и лишены всякой поэзии, но тем не менее значение его в Москве в деле просвещения очень немаловажно: как наставник царских детей, как проповедник, наконец, просто как советник и собеседник высокопоставленных лиц, он мог послужить не менее ученого Славинецкого на пользу дела; в эту пору при дворе заговорили гораздо настоятельнее, чем прежде, о необходимости школ и церковной проповеди.

В это же время среди пришлых в Москву «новых людей» выделялся еще один замечательный человек, серб (хорват) – Юрий Крижанич. Это был высокообразованный католический священник, пламенный патриот-славянин. Невыносимо было для него видеть, как западное славянство гибло, теряло свою самобытность под игом немцев, как греческое духовенство высокомерно относилось к православным славянам, как стремилось господствовать над ними, и заветною мечтою Крижанича стало потрудиться над освобождением славян. Он думал, что Россия, единственное сильное славянское государство, управляемое могучим самодержцем, может освободить и объединить все славянские племена. Главным несчастием для них было то, что церковные распри Западно-римской церкви и Восточной разделили их; но Крижанич думал, что эта распря Рима с Византией не должна иметь для славян никакого значения и они могут, не обращая внимания на различия католической и православной церкви, соединиться в одно целое… Но пылкому мечтателю не посчастливилось в Москве. Взгляды ли его на церковные вопросы здесь не понравились, или его заподозрили в каких-либо опасных замыслах – неизвестно; но в 1661 г. отправили его в Тобольск. Четырнадцать лет провел Крижанич в ссылке и здесь написал свои замечательные сочинения. Наиболее любопытные из них – грамматика и политические его думы «Разговоры о владетельстве». В первом труде он пытается провести свою мысль о едином всеславянском языке; во втором в виде разговоров и отдельных рассуждений он излагает свой взгляд на устройство государства, на состояние России сравнительно с другими славянскими и европейскими государствами, рассматривает подробно правительственный строй и частный быт, указывает недостатки и средства к их исправлению. Вопрос о необходимости просвещения и науки для России его сильно беспокоил.

«Высший дар человека есть разум, – говорит он, – деятельность разума выражается в мудрости, мудрость же приобретается учением и книгами. Мудрость столько же нужна для государей, как и для обыкновенных людей; при живых советниках нужны еще лучшие мертвые советники – книги: книги не увлекаются ни алчностью, ни враждою, ни любовью, – книги не ласкательству ют, не боятся поведать истину. Скажут: между мудрыми рождаются ереси, и потому мы не должны учиться мудрости. На это отвечаю: Магомет не был мудр и никаких мудрых бесед и хитростей не выдумал; крайнюю глупость написал в своих книгах, а между тем наплодил ересь, более всех распространившуюся по свету. А на Руси ересь (т. е. раскол) встала разве не от глупых, некнижных мужиков? От мудрости ереси искореняются, а от невежества пребывают вовеки… Святые отцы были мудры, а не зачинали ересей, но ратовали против них… От огня, воды, железа умирают многие, а между тем люди не могут жить без них; так же точно и мудрость потребна людям».