Вся Урсула Ле Гуин в одном томе - Урсула К. Ле Гуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я, конечно, могла бы поехать в Портленд, поступить там в школу для девочек и завести себе задушевную подружку, а когда соберусь выходить замуж, то сыграть свадьбу у нее, где-нибудь в фешенебельном районе Уэст-Хиллз, в особняке с паркетными полами и дорогими обоями в виде пейзажей. И, когда я буду спускаться по сверкающим ступеням лестницы, одетая в серебряные и белые кружева в окружении целой стайки прелестных дебютанток, а оркестр будет играть «Вот невеста идет!», и отец моей подруги, высокий, благородный, с сединой на висках, отодвинет моего жениха и возьмет меня под руку. А мои фрейлины подхватят шлейф из белых и серебряных кружев… Мисс Лили Херн из Клэтсэнда…
Нет, мисс Лили Фрэнсис Херн из Портленда выходит замуж! «Букет невесты» тогда был бы из флер-д'оранжа, его привезли бы морем из южной Калифорнии. Но я бы все равно бросила его только Дороти!
ДЖЕЙН, 1907
Вот для чего я появилась на свет.
Я ношу черную юбку, белую блузку, белый фартучек, а к волосам прикалываю белую шапочку. Волосы я кокетливо спускаю двумя локонами на щеки, а остальные взбиваю, подкалываю шпильками и высоко зачесываю.
Я принимаю заказы посетителей и улыбаюсь. Приношу им подносы с едой. Женщины одобрительно посматривают на меня: двигаюсь я ловко и быстро и всегда выгляжу очень аккуратной и опрятной. Мужчины же мною откровенно любуются. Оборачиваются, ищут взглядом.
Я видела, как дрожат их руки, когда я прохожу мимо — легкая, точно дуновение ветра, — и как краснеет у многих шея над целлулоидным воротничком. Спасибо, мисс. Я хожу туда-сюда через болтающиеся двери, отделяющие жаркую кухню, полную шума и криков, от прохладного зала ресторана, где слышится лишь негромкий шелест голосов. Я таскаю тяжеленные подносы, нагруженные тарелками с едой или тарелками с объедками, с обгрызенными костями, с непрожеванной и выплюнутой пищей, с пустыми и наполовину полными стаканами, покрытыми отпечатками жирных пальцев, Я ставлю на стол горячее в красивом блюде, изящно разложенное, ароматное, аппетитное. Я собираю со столов грязные тарелки, блюда, салатницы в потеках соуса.
Я ставлю на поднос большой графин из-под вина и легко уношу его. И вся я легкая, чистенькая, светлая, милая, и это я даю пищу голодным. Я оставляю порядок, чистоту и изобилие пищи всюду, куда прихожу.
Я всем нравлюсь, всех удовлетворяю. Но не ради этого хожу я между столиками, пролетаю, легкая как ветер, за креслами посетителей. Нет, не для этого родилась я на свет! А потому — что ОН стоит сейчас у стойки слева, склонив темную голову над меню, потом поднимает глаза и видит меня. Я была рождена для того, чтобы он мог меня увидеть! А он был рожден для того, чтобы его могла увидеть я! Он — для меня, а я — для него; лишь для этого пришли мы в этот мир, к свету солнца и звезд, к звукам моря, к земным просторам.
ФАННИ, 1908
Она всегда была хорошей, светлой девочкой — истинная дочь своего отца. Очень хорошо училась в школе. Получала награды за грамотность, за сочинения по литературе, за работы по математике. В «Юнион-скул» на карнавале она исполняла роль принцессы Весны.
Она играла главную роль в пьесе, которую девочки старших классов поставили в «Финн-холле» в Саммерси.
Она тогда несла в руках целую охапку калл и напевала:
Что мне до них?
Что мне до них?
И приподнимала свои пышные юбки и, держась, точно королева, склонялась в глубоком реверансе. И где только они этому учатся? Откуда они все это знают?
С утра до вечера носится по пляжу, как птица-перевозчик, а уже на следующий день — «Что мне до них?», и голосок такой звонкий и приятный, и держится, как королева, и ничуть не смущается на сцене в ярком свете прожекторов, и все вокруг ей аплодируют… Только я не могла. Я просто пальцы не могла расцепить от волнения, пока занавес не закрылся. Интересно, чего это я так волновалась за нее? Почему я всегда так за нее боюсь? Она никогда не попадала в неприятности. Она всегда все делала хорошо, как надо. Ах, наша Джейни! — восхищаются все. Джейни поджидала нас возле гостиницы. Какой же она все-таки стала красавицей!
Когда Мэри убежала из дому с этим никчемным Бо Водером, даже не выйдя за него замуж, я искренне сочувствовала Элис Морз, но чего, собственно, она ожидала?
Ведь она позволяла Мэри и краситься, и кататься на машине с любым лесорубом или портовым грузчиком, а то и с такими, что живут случайной работой в приморских городах! А Джейн, хотя она всегда с Мэри дружила, никогда не отправилась бы кататься в такой компании!
И я ни разу не испытывала по этому поводу ни малейшего страха. Джейн себе цену знает. Она очень хорошая девочка. И очень похожа на Джека Шоу — такая же высокая, тонкая, и глаза такие же ясные, и всегда готова улыбнуться, рассмеяться. Но гордая. А Джонни будет очень похож на Сервина, такой же простой и милый.
Мне с ним легко. И за Джонни я тоже не опасаюсь.
С ним ничего плохого случиться просто не может. Но почему же я так боюсь за мою девочку? Мне страшно даже произносить эти слова: «Моя девочка». Слишком многое оказывается поставленным на карту.
«Ненавижу игру в покер при низких ставках», — всегда говорил Джек Шоу. «Ставка — доллар, Фан?» — говорил он, раскладывая вечером доску для игры в крибедж у нас на ранчо, а сухой снег тихо шуршал по стенам. «Я и так уже должна тебе десять тысяч долларов, Джек Шоу!» — говорила я. «Ничего, Фан, давай еще разок сыграем, ставка — доллар! А при грошовых ставках и играть-то бессмысленно».
Нет, я боюсь не Лафайета. Он, кажется, человек неплохой при всех его городских замашках, и я точно знаю, что он в нее влюблен без памяти. Оба они друг в друга влюблены. Так что ж, выходит, я этого и боюсь?
А что значит «быть влюбленным без памяти»? Джек Шоу.
Моя любовь — это Джек Шоу. В то самое мгновение, когда я увидела его у прилавка с упряжью в магазине Оксфорда, я влюбилась в него без памяти. И сразу
