Дрожь в основании ада - Дэвид Вебер

снова повернулся лицом к смуглому темноволосому мужчине в форме капитана. Хэмптин поклонился, зажав шляпу под левой рукой, в то время как ладонь правой руки слегка легла на рукоять меча, чтобы удержать его.

— Капитан, — ответил Тирск с легким ответным поклоном и протянул правую руку, когда оба мужчины выпрямились. Они пожали друг другу предплечья, и Тирск указал на два стула по обе стороны маленького столика. Сабрэхэн уже расставил графины с виски и стаканы. Теперь, по короткому кивку головы Тирска, камердинер исчез, оставив офицеров одних.

Хэмптин подождал, пока граф сядет, прежде чем устроиться в кресле напротив. Их положение — не случайно — позволяло им обоим смотреть через кормовые иллюминаторы «Чихиро» на броненосный галеон, на котором он вернулся в залив Горат.

— Я с некоторым интересом изучил ваш отчет, капитан, — сказал Тирск, наливая виски в оба стакана. — Это было впечатляющее чтение. Мне было жаль слышать о вашем корабле — и, конечно, о ранениях адмирала Росейла, — но ваша эскадра справилась хорошо. Очень хорошо. И от имени его величества я благодарю вас всех. Уверен, что он добавит свою личную благодарность к моей, как только у него будет время прочитать ее.

— Это было… хаотично, милорд. — Хэмптин, казалось, искал именно те слова, которые хотел, и он потягивал виски, как будто хотел выиграть время, пока обдумывал их. — Не было ничего даже отдаленно похожего на формальную тактику или построение, — продолжил он через мгновение. — Во всяком случае, не в нашей части сражения. Адмирал Рейсандо смог удержать свою линию лучше, чем мы, но когда дело дошло до «Дреднота»…

Его голос затих, когда он посмотрел на корабль, который ему дали, чтобы доставить домой, и Тирск кивнул. Он уже пришел к выводу, что Карлтин Хейджил сделал именно то, что явно намеревался сделать. Приз — и угроза — мощного броненосца были слишком велики для Росейла или его капитанов, чтобы сопротивляться соблазну. Они окружили «Дреднот», как голодные волки, сосредоточив три четверти своей общей боевой мощи на одном корабле, и часть графа хотела разозлиться на них за то, что они позволили так манипулировать собой. Но, как он сказал Хэмптину, он уже прочитал отчет капитана. Если уж на то пошло, он уже читал отчет Поэла Халинда, и у него не было никаких сомнений в том, что огромная мощь «Дреднота» сделала эту концентрацию неизбежной.

С точки зрения хладнокровной логики, Хейджил вполне мог принять неправильное решение. Если бы он сосредоточился на том, чтобы прорубить себе путь наружу, комбинация брони и боевой мощи его корабля почти наверняка позволила бы ему это сделать. Вместо этого он сознательно решил пожертвовать любым шансом на спасение, чтобы прикрыть обычные галеоны. Учитывая, какой урон «Дреднот» нанес в одиночку всей западной эскадре и галерному флоту Поэла Халинда, его жертву ради спасения менее полудюжины небронированных галеонов следовало считать сомнительным обменом. В то же время Тирск знал, что на месте Хейджила принял бы точно такое же решение. Было время и место для хладнокровной логики; было также время и место для выполнения обязанностей человека перед другими людьми из плоти и крови, которые сражались вместе с ним. Хааралд из Чариса установил этот стандарт для своего флота в месте под названием пролив Даркос, и учитывая то, что Хейджил, должно быть, знал, что случится с любым чарисийским пленником, достаточно глупым, чтобы сдаться…

— Вы, кажется, взяли его удивительно нетронутым, — сказал он.

— Больше из-за его брони, чем из-за какой-либо заботы, которую мы проявили в этом отношении, милорд, и только после того, как он потерял руль и был полностью лишен мачт. — Губы Хэмптина дрогнули в мимолетной улыбке. — Понимаю, что ваш лейтенант Жуэйгейр проверяет его от киля до последнего груза, но уже могу сказать вам, что его броня намного прочнее нашей. Невозможно быть уверенным, но, судя по вмятинам, по моим лучшим оценкам, мы ударили его по меньшей мере двести раз. Но даже при том, что мы пробили его броню в полудюжине мест — благодаря пушкам адмирала Халинда, а не нашим собственным, — мы так и не пробили ее по-настоящему. На самом деле, большинство трещин, похоже, образовались, когда была вмята деревянная основа брони; сами пластины просто ухмылялись при наиболее тяжелом выстреле, который у нас был.

— Это я уже понял из вашего отчета. — Тирск покачал головой. — Лейтенант Жуэйгейр также прочитал ваш отчет — и адмирала Халинда — и его предварительный вывод заключается в том, что чарисийцы используют стальную броню, а не железную, и что им каким-то образом удалось еще больше укрепить ее поверхность. — Он поморщился. — Это не то, что я хотел услышать, вы понимаете, тем более, что даже лейтенант не может понять, как им удалось закалить такие большие пластины. Если уж на то пошло, самая большая одиночная пластина, которую мы можем изготовить, даже из железа, имеет всего два фута в ширину и длину; у них в четыре раза больше и в полтора раза толще, в придачу. Это как раз те новости, которые я действительно не хотел слышать.

— Я не виню вас, милорд. — Хэмптин отхлебнул еще виски. — Их пушки пробивали насквозь любой из наших галеонов, в которые они попадали. Винтовые галеры противостояли им лучше, чем что-либо еще, что у нас было, но по крайней мере семь из них были пробиты чисто, и практически у всех выживших были треснувшие и разбитые пластины.

— Мы уже отправили запасные пластины и болты по каналам, — сказал ему Тирск. — И мы ввели в строй еще три винтовые галеры с момента отбытия адмирала Халинда. У нас также будет по крайней мере еще две до конца следующей пятидневки. Я бы хотел отправить вперед все пять, но существует значительное давление, чтобы оставить их здесь для защиты залива Горат.

— Мы с адмиралом Росейлом обсуждали это перед тем, как я отплыл домой, милорд. Он все еще испытывал сильную боль, и целители все больше склонялись к мнению, что им нужно