Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Коллектив авторов

Ситуация усугублялась не только в связи с радикализацией Советов. Муниципалитеты были не самым подходящим местом для активности политиков доктринерского склада, к какой бы партии они ни принадлежали.

«Народные избранники» на глазах «теряли лицо», будучи не в состоянии решить самые элементарные и столь же насущные запросы простых людей.

В разных городах социалисты совершали одни и те же ошибки, а муниципальная жизнь кишела одинаковыми пороками. В юмористических журналах высмеивались склонность милиционеров к реквизициям спиртного, выносу продуктов из лавок без очереди, привычке коротать время в чайных{2738}. Летом 1917 г. в среде обывателей, мечтавших о твердой власти, революционного милиционера постоянно сопоставляли с исчезнувшим городовым{2739}. В ноябре в Одессе особенно часто вспоминали городовых, при этом некоторые пылкие студентки-эсерки признавались, что готовы «доправеть до монархисток»{2740}.

Политикам приходится особенно сложно, когда тяготы быта сопровождаются беспомощностью хозяйственных руководителей.

4. Провал наступления на фронте и июльский кризис

Готовясь к наступлению, правительство усиленно перебрасывало на фронт резервы. В период с 8 июня по 15 июля 1917 г. в действующую армию отправилось 807 маршевых рот и 30 запасных полков общей численностью в 290,9 тыс. человек{2741}. Вряд ли это способствовало поднятию боевого духа в действующей армии: одни солдаты разбегались непосредственно из маршевых рот{2742}, другие прибывали на фронт зараженные идеями «мира без аннексий». В таких условиях призывы «миротворца» Керенского к активным военным действиям, конечно, вызывали раздражение. На Юго-западном фронте, куда отправился премьер, он получил полушутливое, полупрезрительное прозвище «главноуговаривающий»{2743}. Армия, отзывавшаяся о своем вожде подобным образом, стоила немногого. Впрочем, кое-где Керенский, лично производивший в прапорщики отличившихся солдат, все же имел успех{2744}.

В принципе единственный шанс на успех наступления был связан с выдвижением полководца, в котором бы увидели русского Наполеона. От генералов царской армии такого ожидать не приходилось. Всем известны были враждебные отношения между М.В. Алексеевым и А.А. Брусиловым. Первый приобрел репутацию добросовестного, но излишне осторожного и нерешительного человека{2745}. Второй имел склонность к политиканству и интригам{2746}. Алексеев обвинял Брусилова в том, что тот «предоставил Керенскому полную свободу распоряжений и сам даже в оперативном отношении поставил себя в полное ему подчинение»{2747}.

В ходе наступления правительство попыталось инициировать революционно-патриотический порыв: отличившимся частям присваивались почетные звания «полк 18 июня», вручались красные знамена{2748}. Но наступление провалилось, несмотря на серьезное превосходство в живой силе и технике. А.И. Деникин приводил данные по 19-верстному участку фронта, где при трехкратном преимуществе в артиллерии 17 немецких батальонов атаковали 138 русских{2749}. Солдаты атаковать не хотели — это не согласовывалось с удобным для них лозунгом «мир без аннексий и контрибуций». В ряде случаев в атаку шли одни офицеры, сопровождаемые смехом противника{2750}. Иной раз после успешной атаки солдаты отступали к прежним окопам, не изъявляя желания заниматься оборудованием новых позиций{2751}. Даже в боеспособных полках обнаружились громадные потери, после которых солдаты отказывались идти в наступление[159]. Дело в том, что солдаты «всегда протестовали против наступления, которое им казалось нарушением миролюбивой политики»{2752}.

Тем временем разразился правительственный кризис. 2 июля кадетские министры, не согласившись с соглашениями, достигнутыми социалистами с Центральной радой (они якобы предрешали волю Учредительного собрания), вышли из коалиционного кабинета. Расчет делался на пробуждение недовольства «мазепинцами» и активизацию сторонников «единой и неделимой». В дополнение к партийной программе кадеты приняли резолюцию: «В развитие программы партии принять принцип областной автономии Украины; образовать комиссию при ЦК по выработке для внесения в Учредительное собрание законопроекта об областной автономии Украины, с сохранением государственного единства России и при строгом обеспечении общегосударственных интересов»{2753}.

Уже утром 3 июля слухи о правительственном кризисе поползли по столице. В 1-м пулеметном полку анархисты созвали митинг, на котором призвали к демонстрации против Временного правительства. Вместо полкового комитета, которым руководили большевики, был избран временный революционный комитет, который возглавили анархисты. Пулеметчики реквизировали около трех десятков грузовиков, украсили их красными и черными знаменами, установили на них пулеметы и отправились на них в город, предварительно направив делегатов на предприятия Выборгской стороны и Путиловский завод.

Предполагалось, что это будет демонстрация устрашения: на знаменах красовались лозунги типа «Да погибнет буржуазия от наших пулеметов!», «Берегись капитал — булат и пулемет сокрушат тебя!» Свергать Временное правительство на самом деле никто не собирался — пулеметчики попросту не желали отправляться на фронт. Со стороны происходящее виделось так: «С раннего утра 3 июля по Фурштатской улице к Таврическому дворцу началось движение большевизированных войсковых частей и толп вооруженных рабочих… Заметно было их сильное волнение, неуверенность и даже трусость…»{2754} В общем, солдаты вели себя так, как полагается вести постепенно разбухающей и потому смелеющей толпе.

Во второй половине дня на Выборгской стороне появились первые колонны рабочих, которые прихватили с собой те самые знамена, которыми снабдили их большевики 18 июня. Грузовики с пулеметами появились в центре города, где «чистая публика» пыталась усовестить солдат. Прозвучали револьверные выстрелы в воздух, затем пулеметчики начали палить поверх голов. Поднялась паника, появились случайные жертвы. К центру города тем временем приближалась 30-тысячная колонна рабочих Путиловского завода. На Сенной площади ее обстреляли из пулеметов с колокольни — этот момент запечатлен на известном фотоснимке, который в советское время комментировался как «расстрел Временным правительством мирной демонстрации».

Вопреки представлениям о давно планировавшемся заговоре, июльский кризис застал лидеров большевиков врасплох. Ленин находился на даче В.Д. Бонч-Бруевича в Нейволе. Ход заседаний рабочей секции Петроградского Совета, где тон задавал Г.Е. Зиновьев, убеждал, что большевики вяло отреагировали на кризис правительственного кабинета и не задумывались о его последствиях. Известие о том, что к Таврическому дворцу идут Пулеметный и Гренадерский полки, прогремело, как гром среди ясного неба: Л.Б. Каменев предлагал срочно выбрать комиссию для того, чтобы придать выступлению мирный характер. Лишь в связи с выступлениями анархиста И.С. Блейхмана и неизвестного представителя меньшевиков-интернационалистов члены рабочей секции приняли резолюцию о желательности перехода власти к съезду Советов{2755}. До вечера 3 июля большевики отнюдь не считали себя руководителями событий на улицах.

H. H. Суханов описал следующую картину. По Невскому от Садовой к Литейному шел один из восставших полков — внушительная вооруженная сила, которой «было, пожалуй, достаточно, чтобы держать власть над городом». Но когда со стороны Знаменской площади раздались выстрелы, «командир колонны, ехавший в автомобиле, обернулся и увидел пятки разбегавшихся во все концы солдат». Восставшая армия не знала, куда и зачем ей идти. «У нее не было ничего, кроме “настроения”», — так оценил ситуацию Суханов{2756}.

Около 10 час. вечера 3 июля собрание большевистских организаций в Таврическом дворце все же решило присоединиться к движению, чтобы «придать ему организованный характер». Решили вернуть в столицу Ленина. Только на следующий день, 4 июля, большевики решились возглавить демонстрацию под лозунгами передачи власти Советам. Тем временем в Петроград прибыла делегация из Кронштадта, к центру города стянулись около 100 тыс. солдат и 300 тыс. рабочих. Матросы направились к дворцу Кшесинской, где перед ними с балкона выступил Ленин. Из-за недомогания он говорил кратко, выражая надежду, что лозунг демонстрантов «Вся власть Советам!» победит. Вероятно, в связи с этим возник слух, что Ленин «никуда не уезжал и скрывался среди павловцев (солдат Павловского полка. — В. Б.), облекшись в мундир этого полка». Люди готовы были поверить, что павловцы «его прикрывали, а он их баламутил»{2757}.

В свое время в советской историографии утвердилось представление, что Временное правительство «расстреляло мирную демонстрацию» рабочих и солдат. На деле даже большевики были не в силах усмирить агрессивную стихию. «От казармы к казарме перебегали какие-то темные подстрекатели, уговаривая солдат примкнуть к вооруженному выступлению заводов», — свидетельствовал Ф. Степун. Но все это, по его мнению, «было скорее какою-то бунтарскою маятою, чем революционным действием»{2758}.