Повелитель света - Морис Ренар

Дверь оказалась отнюдь не потайной, да и лестница вовсе не походила на склеп, а сам погребок изобиловал пузатыми бочонками. Один из них крутанулся под рукой еврея, открыв проем и ступени еще одной лестницы. Эта уже уходила далеко вглубь, к холоду, влажности, вязкой тишине и непроницаемому мраку. Тюбаль поднял фонарь, и свет его отразился от блестящего свода. То было место столь укромное, столь удаленное от человеческих ушей, что Чезаре невольно перекрестился.

– У этого дома особое предназначение, – посмеиваясь, произнес Тюбаль. – Еще недавно он служил прихотям синьоры Лукреции Борджиа. Что все объясняет.

Фонарь опустился, тускло осветив очертания чего-то лежащего на столе. Чезаре, подхватив фонарь, направил на это подобие трупа уже более яркий поток света и признал подесту Борсо Строцци, умершего накануне. Но он ли это был?

Нет! Просто желтая восковая кукла, сделанная по его подобию, обряженная в его одежды и даже с кинжалом, торчавшим прямо из «сердца».

Он повернулся к Тюбалю. Голубые огоньки танцевали на покрытых влагой стенах. Еврей только что разжег нагреватель под другой восковой фигурой – совершенно голой, прекрасной и женственной.

– Я ее расплавляю понемножку почти каждый день, – пояснил старик.

Леонора д’Урбино!

Чезаре застыл на месте от ужаса. Стало быть, предчувствие его не обмануло. Апоплексический удар подесты, чахотка маркизы – все это результат порчи! О! Колдовство его отнюдь не удивляло. Он, как и все, верил в него и для защиты от сглаза даже носил в перстне правый глаз куницы-белодушки.

Нет, его ужасало, пробирая до мозга костей, то, что он находился в одной из тех лабораторий, о которой каждый говорил (хотя сам там и не бывал ни разу) как о настоящей преисподней; он словно прикоснулся к чему-то отвратительному, собственными глазами увидел тайный источник пагубных злодеяний, узнал, что Тюбаль – этот ничем не примечательный, будничный, часто приходивший к нему Тюбаль – является опасным помощником Бога: колдуном!.. Теперь он понимал. Будучи чародеем, еврей сошелся с Миланелло (манера покойного скульптора угадывалась в куклах благодаря присущим ему недостаткам).

И за все загадочные смерти, от которых содрогалась Феррара, за таинственные недуги представителей семейств Бисканти, Ториа, Полеони и многих других в ответе были эти заговорщики.

Словно угадав мысли Чезаре, еврей поспешил их дополнить:

– Это последние статуи Миланелло. Он сделал их заранее. Я ждал, пока мне прикажут их использовать. – Затем, наклонившись к уху скульптора, чтобы подчеркнуть важность откровений, коим предстояло скрепить их сообщничество, он произнес: – Видите ли, с воском нужно смешать крестильное масло и золу от сожженных частей просфор. Это не ритуальный воск, просто удобная субстанция, только и всего; что до масла и золы, то заменить их может каббалистическая церемония. Но сходство куклы должно быть максимальным. (Если бы не это, я бы не стал обращаться к лучшим из ваятелей!) Затем нужно одеть куклу в принадлежавшую приговоренному одежду; совершить ритуал; произнести над ней проклятия… И все готово. Начиная с этой минуты, что бы вы ни делали с копией, от этого страдает оригинал, и плоть умирает от ран, полученных воском. Это седьмая из семи порч, та самая, которая вызвала смерть короля Шотландии Дуффа, короля Франции Карла IX…

– И моего покровителя Галеаццо Бисканти, не так ли, мерзавец?

– Неужели, мессир, этот светлейший проведитор дал бы вам больше денег, чем Тюбаль?

– Гнусный колдун!

– Оскорбляя нас, вы оскорбляете двух пап и одного императора! И потом, мы мстим так, как можем.

Чезаре припомнил историю одного еврея, сожженного некогда неподалеку от церкви Санта-Мария-ин-Вадо за кражу и осквернение просфоры – освященного хлеба, из которого в результате сего кощунственного преломления выплеснулась кровь и забрызгала потолочный свод над алтарем. Так вот, подумал он, откуда идет это ожесточение иудеев.

Тюбаль продолжал:

– Как я уже понял из ваших слов, устранение – уж простите мне это слово – женщины не вызывает у вас отвращения. Стало быть, вот ваша первая задача: завершить это.

Избавленный от влажных покровов, «эмбрион» статуи демонстрировал свое зачаточное состояние. Любой скульптор сравнил бы такой акт с осквернением могилы. Бордоне склонился над рудиментом. Лицо, уже в достаточной мере «отделанное», воспроизводило детские черты Маргариты де Гонзага, герцогини д’Эсте, второй супруги герцога Алонсо, на которой он только что женился.

– Получите за это десять тысяч флоринов! – объявил еврей.

– Но кто это оплачивает, боже правый?

– Ха! Кто оплачивает? Кто оплачивает?.. Ха-ха-ха!

Чезаре погрузился в раздумье. Его равнодушный взгляд пробегал по диковинам подземелья: написанным повсюду формулам; двадцати одному фаянсовому горшку (три ряда по семь), которые были соединены между собой медной проволокой; агонизирующей жабе, посаженной на кол в магическом круге; горке красной глины на дне наполненного водой кувшина.

Внезапно, закатав рукава, он вытащил этот глиняный ком и начал его замешивать. Глина быстро приняла форму лица, немного поработав над которым своими искусными большими пальцами, Чезаре, держа ее словно Персей, помахал наконец головой Баччо делла Такка.

Тюбаль лишь рассмеялся. Только тут Чезаре, уже занесший длинную иглу над зрачками жертвы, вспомнил их недавний разговор.

– Действительно, – сказал он. – Что это мне даст?

Его кулак взлетел, ударил – и расплющившееся глиняное лицо сделалось уродливым и гротескным.

Приступ нового безудержного смеха сотряс тощее тело колдуна. Увидев это, Чезаре вспылил и заявил, что всего этого, мол, хватит для того, чтобы повесить и сжечь всех до единого евреев Феррары, и пригрозил донести на Тюбаля властям.

Старый еврей, однако, продолжал хихикать с надменным видом.

– Впрочем, – добавил он, – любого, кто попытается нанести мне визит, поразит молния, прежде чем он обнаружит скрытую среди бочек потайную пружину. Да и не боюсь я инквизиции – с моей-то протекцией! Вы, кажется, хотели узнать, кто оплатит устранение герцогини? Так вот, это…

Судя по всему, за евреем стояла некая крайне влиятельная персона. Чезаре даже показалось, что он прочел ее имя по губам старика.

– Замолчи! – взмолился он.

– Вы не ошиблись, мессир. Он хотел бы получить возможность заключить третий брак… Но у вас какой-то отсутствующий вид. О чем вы думаете? Что за мысли скрываются за этим вашим взглядом?

Чезаре, не говоря ни слова, продолжал буравить его страшным взором. Момент был сопряжен с риском; просчитать шансы не представлялось возможным. Съежившийся воск, капля за каплей, падал с фигурки в огонь. Чезаре шагнул вперед. Еврей живо опрокинул фонарь и задул нагреватель.

Их накрыл подземный мрак.

– Должен вас предупредить, что дверь заперта, – произнес суховатый голос, – и лишь я один в силах ее открыть.

– Так открывай давай, – ответил покорный голос. – С чего ты взял, что