Маршрут Оккама - Далия Трускиновская

Удивительно, как раздражает молодое активное существо, когда и без него проблем по горло.

Убедившись, что он действительно спит, я залезла к нему в куртку, достала оба билета, его и Антошкин, пошла в туалет, порвала бумажки в мелкие клочья и спустила воду. А потом из другого конца шестикомнатной квартиры позвонила…

— Привет! — сказала я. Время суток для приветов было неподходящее, но моего звонка ждали.

— И вам привет.

— Все в порядке?

— Сидим, ждем сигнала.

Довольно было услышать голос, чтобы представить себе человека спокойного, крепко стоящего на земле, уверенного, несуетливого, знающего свое дело.

— Значит, так. На протасовский рейс освободилось два места. Вы сразу идите к диспетчерам и объясняйте ситуацию. Люди заболели, помирают, тиф, чума, холера, что угодно, живут на другом конце города, вам по телефону сказали номера билетов…

Я продиктовала. Память на цифры у меня абсолютная, как Дашкин слух. Но и у того, кто меня слушал, она не хуже, дважды повторять не приходится.

— Понял. В без двадцати шесть подойти к диспетчерам и объяснить ситуацию.

— По прилете отзвонить.

— Само собой.

— Когда отыщете этого Фоменко — только наблюдение, понятно? Вечером еще раз отзвонить.

— Дальше — по обстоятельствам?

Я задумалась. Кто его знает, какие там вылезут обстоятельства. Допустим, идея отыскать на болоте прокол между временами не такая уж идиотская — и что тогда?

— Главное — информация, — решила я наконец. — И все носители информации. Кассеты, бумажки, ну, сами понимаете. То, что можно предъявить.

— Человек — это то, что можно предъявить?

Опять мне пришлось принимать решение. Скверное — но я спасала не только собственную шкуру, я спасала прежде всего своих детей. Если я влипну они достанутся мужу, а ему доверять живое существо хоть малость полезнее таракана попросту опасно.

— С человеком возникнет куча проблем. Только неодушевленные предметы. И чтобы никто… ну…

— Потом не кричал о пропаже, — закончил мужской голос в трубке мою благоразумную мысль. Больше добавить мне было нечего.

Хорошо, что на свете еще есть мужчины, которые берут деньги за хорошо выполненную работу, подумала я, и хорошо, что я знаю, где взять таких мужчин. А лучше всего — что этой информации нет у моей проклятой КОМАНДЫ!

— Ни пуха ни пера, Феликс!

— К черту!

Он первым положил трубку.

Если за мной ведут наблюдение так же, как я сама — за Древлянским и Костомаровым, то уже знают: разбираться я отправила любовника-оболтуса и его приятеля. И уже вздохнули с облегчением, потому что такой десант — в первую очередь и главным образом прореха в кошельке. В моем.

Я же себя самой умной не считаю. Если я догадалась нанять девочку-хакера и залезть в транспортные Сети, то же самое могут проделать и Горохов, и Музалевский…

Вот пускай и ищут по всему Протасову красивого блондина в дорогих тряпках ростом метр восемьдесят семь, с громким голосом и широкими жестами!

И пусть обращают поменьше внимания на двух деловитых мужичков, спешащих по улице с простыми спортивными сумками. Мужички неприметные, обоим за тридцать, оба коротко стрижены, у обоих — совершенно пустые лица, глаз по такому лицу скользит беспрепятственно и ни на чем не застревает.

Мужички эти с первого дня основания банка служат у меня в охране. Пару раз в странной ситуации я их брала телохранителями. И позавчера обоих отпустила в честно заработанный отпуск. Если кто не верит — парни взяли билеты и вместе с семьями укатили в южном направлении.

И ни одного из них не зовут Феликсом…

Просто пару лет назад фишка у нас была такая: если я звоню и требую Феликса, значит, бросить все дела и прибыть туда, где я с телефоном нахожусь. Мало ли что! Сейчас же, исходя из того, что мои разговоры, возможно, прослушиваются, Феликс и пригодился!

А как ребят зовут на самом деле — извините, коммерческая тайна.

— А ты уверен, что корабли из Марселя приходят в Санкт-Петербург? спросил Феликс. — Конечно, он ближе, чем Рига, но приходят ли они в Ригу — тоже большой вопрос.

— Поплывем с пересадками. Была бы под рукой карта…

Витька взял прутик и стал рисовать по пыли контуры Европы.

— Каттегат и Скагеррак… — мечтательно произнес он. — Не могу спокойно слышать эти названия, сразу Летучий Голландец мерещится.

— Это где-то возле Дании, — вспомнил Феликс.

— Была бы Машка…

Феликс похлопал товарища по плечу.

— Ну, была бы. Мы, может, вообще палубными пассажирами поплывем, или в трюме, нам крысы пальцы обгрызать будут, потом еще неизвестно, насколько в Марселе застрянем, в трущобах. Ты обязательно хочешь протащить Машку через все это?

— Я хочу знать, что с ней.

— Если бы она попала сюда — нам бы про нее по рации сказали.

— Про Вовчика же не сказали.

Это был серьезный довод. Тело бывшего бармена, возможно, лежало в том самом лесу, куда вынесло и Витьку Костомарова, и Александра Фоменко, и Феликса, и непонятно откуда взявшийся спецназ через яйцевидное пятно белого тумана. Во всяком случае, Феликс на него не наткнулся, спецназ если и наткнулся — то помалкивал. Но Вовчик Костомарову — никто, а Машка — невеста. Они могли ловить его на эту удочку. Если не ловили — то, может, Машке повезло и она осталась на Семеновских болотах…

— Может, все-таки попробуем выдернуть Фоменко?

— Нечем.

Витька с Феликсом увязались за богомольцами. Те шли попарно, бормоча молитвы, и если переговариваться очень тихо — никто не поймет, что разговор совершенно не божественного свойства.

Богомольцы направлялись к Питеру, и туда же ехали на телегах крепкие мужики — город вовсю строился. Замешавшись в дорожную толпу, Витька и Феликс чувствовали себя в сравнительной безопасности. Беспокоились они, правда, насчет спецназовского интеллекта — осознают ли ребята, куда их занесло, и догадываются ли, насколько опасно устраивать стрельбу в людном месте?

В полдень все разбрелись по обе стороны обочины, сели подальше от пыли обедать. Феликс, покидая сарай, не взял с собой никаких припасов, у Витьки их и подавно не было. Но в карманах синего мундира завалялись деньги, медные полушки и копейки, чеканенные еще при царице Анне Иоанновне.

— Пойду, возьму на копейку хлеба и луковицу, — сказал Феликс. — Ты там с графьями в фараон дулся, а я с простыми мужичками говорить выучился.

Витька остался стеречь мешок. Он растянулся на траве, сунув мешок под голову, и удивился тому, что голова лежит на плоской и жесткой поверхности. Это был не сложенный лифчик, это было что-то совсем другое… Витька сквозь мешковину ощупал предмет величиной с прилично изданную книгу и крепко задумался.