Маршрут Оккама - Далия Трускиновская

— На Фоменко и на Машку! — встрял Витька.

— Где я его тебе возьму? Нет, Машка пусть у вас пока побудет, а сперва Фоменко на информацию. Информация такая — как выбраться из одна тысяча семьсот пятьдесят четвертого года обратно в двадцать первый век. Я знаю, где находится петля.

— Из ноутбука?

— Тебе, шестой, в компьютерные стрелялки играть вредно. Ты думаешь, неотлаженная программа — это как русифицированная стрелялка с табличками: пойди туда, нажми это? Если даже ноутбук найдется — мы с тобой там ни хрена не поймем. Костомаров рассказал. Ты у Фоменко спроси — он тоже это место знает. Назови ему одно слово — Марсель. Он сообразит.

Шестой некоторое время помолчал. Феликс взглянул на Витьку и покачал головой. Витька уставился на него с надеждой.

— Похоже, что у них и Фоменко нет, — еле слышно прошептал Феликс.

— Но тогда…

— Заткнись…

— Первый, я — шестой. Мне нужно посоветоваться с ребятами.

— Давай, советуйся. Через десять минут выходим на связь.

Рация замолчала.

— Может, он и жив, — пробормотал Феликс. — Может, они его куда-то спрятали…

— А Машка?

— Если бы мы согласились обменять ноутбук на Машку, то там бы наши косточки и сгнили, потому что Машки у них нет. То, что ноутбук — у нас, пока гарантирует нам что-то вроде жизни…

Витька повесил голову. Мысль о том, что невеста погибла, была для него совершенно неприемлема. Он самым искренним образом молился сейчас Богу, чтобы Машка оказалась в своем времени, хотя и там ей, очевидно, что-то угрожало.

Выждав около десяти минут, Феликс вызвал Шестого.

— Мы отдадим вам Фоменко, но вы должны все рассказать про Марсель — и прямо сейчас.

— В чем же тогда будет наше преимущество? — спросил Феликс. — Вы получите информацию и не отпустите Фоменко.

— Ты думаешь, он нам очень тут нужен? Самим жрать нечего, — более или менее честно признался Шестой.

— Вас же обучают лягушек жарить, змей, личинки из-под коры выковыривать…

— Грамотный! — возмутился Шестой. — Нас много чему обучают. Ну так ты говоришь?

— Да, — решился Феликс. — Должна же и у вас там совесть быть — хотя бы одна на четверых. Слушай внимательно, повторять не буду. В Марселе есть кварталы сплошных трущоб. Вас туда приведет любая проститутка. При трущобах — свое кладбище с церковью. В радиусе от двадцати до пятидесяти метров вокруг церкви и есть этот самый прокол. Возможно, это даже не прокол, а петля, так что будьте осторожны. Еще — тамошняя шпана убивает за крепкие башмаки. Сведений о туманных пятнах вроде бы нет. Хотя черт их разберет — может, видели пятно и приняли за привидение. Больше мы сами ничего не знаем.

— Спасибо, первый, — помолчав, сказал Шестой. — Теперь будем решать вопрос с Фоменко. Мы можем его вернуть в знакомое вам место — к церкви, где ты сидел на паперти. Мы сделаем это, когда стемнеет.

— Если не сделаете?

— С собой в Марсель мы его не потащим. Только, извини, одежку у него заберем, самим пригодится. Ну, ты хитрый, дня два посидишь на паперти наскребешь…

— Погоди, шестой, я еще одну вещь вспомнил. Сейчас ведь в Европе война. Вам в Балтийское и Северное море лучше не соваться. Франция и Россия воюют с Пруссией. Добирайтесь в Марсель огородами.

— Какая еще война?

— Семилетняя, шестой. Пикуля читать надо.

— А вы сами как туда отправитесь?

— Кто из нас хитрый? — удивился Феликс. — Мы будем к Одессе пробиваться. Все, отбой!

Он вовремя отключил рацию — Витька, вскочив, попытался вырвать ее из рук.

— Какая Одесса? — шипел Витька, чтобы не услышали и не всполошились богомольцы. — Какая тебе, к черту, Одесса? Я же говорил — не было никакой Одессы! Ее де Рибас только через тридцать лет построит! Там сейчас ближайшие порты — в Турции!

— Вот и замечательно, — согласился Феликс. — Самое для низ место. Кстати, ты тоже Пикуля не читал. Семилетняя война только через три года начнется.

Глава пятая

Идеальное оружие

Рассказчик — Борис Петрович Руновский, не человек, а живая легенда.

Начнем с того, что маленький Боря вместе с родителями попал в автокатастрофу и сильно повредил позвоночник. Было это лет пятьдесят назад, медицина оказалась не то чтобы совсем бессильна — жизнь-то ребенку врачи спасли, — а чересчур правильна. Если бы Борю сразу, как только родители встали на ноги, удалось отвезти к деревенскому костоправу — тот сладил бы с бедой успешнее, чем те полторы дюжины врачей, которые передавали пациента с рук на руки, начиная и не доводя до конца начатых курсов лечения.

Кончилось это горбом, который у шестилетнего мальчишки уже был довольно внушительный. А в четырнадцать Боря перестал расти, разве что становился все шире в плечах и, увы, все слабее ногами. В пятнадцать ему принесли костыли. И тут-то начинается легенда. Вместо того, чтобы смириться со своей инвалидской судьбой, парень решил рвануть вверх. И — сразу по всем направлениям.

Как ему это далось — одному Богу ведомо, но к тридцати Руновский был кандидатом исторических наук, преподавателем университета, возглавлял секцию водного туризма, резал из дерева пресмешные рожи и еще женился.

Жена была выше его на две головы, красавица редкая, умница — сама кандидат наук, и даже хозяйство вести успевала. Правда, ребенка у них сразу не получилось. Знакомая врачиха-гинеколог, перепробовав несколько диагнозов, додумалась:

— А еще, Ксюша, так бывает, когда муж и жена слишком друг друга любят. То есть — слишком много…

Это действительно был брак по большой любви.

В конце концов у них родилась дочка, Боря оставил водный туризм и, поскольку натура не выносила скуки, увлекся всякими загадочными явлениями — снежным человеком, летающими тарелками и поисками Атлантиды. Довольно скоро их квартира стала клубом для всевозможных энтузиастов, среди которых попадались и настоящие сумасшедшие.

Каким-то непостижимым образом нашли к Руновским дорогу и местные «зеленые». Это случилось уже в середине восьмидесятых. Борис Петрович со всем энтузиазмом ринулся в зеленое движение, сразу же увязав его со снежными людьми, и сам возглавил экспедицию по местным болотам, желая найти и спасти реликтовых гоминидов. При этом поразил молодежь полнейшим отсутствием страха.

От страха он отрекся еще в пятнадцать лет, здраво рассудив, что терять ему нечего, остается только рисковать и приобретать, рисковать и приобретать…

Что в теперешних учреждениях хорошо — так это низкие кресла. На стул не на всякий вскарабкаешься, а кресло — оно как раз для меня. Я прислонил к ручке костыли и ждал своего часа.