Записки под партами - Ники Сью

— Доверься мне, — говорит Даниил. Его голос в этот момент звучит как-то иначе, мягко и нежно, заботливо, что ли. Поднимаю глаза, а он руки расправляет в стороны и одаривает меня улыбкой. И вдруг, кажется, что само солнце спустилось вниз, что его лучи обняли меня и согревают. Неужели человек может передавать такие ощущения другому, просто улыбнувшись. — Я поймаю тебя.

— Не смогу, — качаю головой. Хотя понимаю, что должна. Просто обязана. Если хочу уйти. Он вздыхает тяжело. Но все также ждет. Дает мне возможность решиться. И я решаюсь. По крайне мере, настраиваю себя на это.

— Сейчас, рюкзак возьму, — лезу назад в кабинет. Накидываю ранец на плечи и возвращаюсь снова. Скидываю ноги вниз и сжимаю края подоконника. Давно так страшно не было. Боюсь не столько за себя, сколько за него. Ведь мы можем вместе упасть, тогда пострадаем оба. А ведь он недавно только оправился.

— Так дело не пойдет, — прерывает мои терзания Матвеев. Цокает нервно, раздражается. Наверное, уже проклинает тот момент, когда решился помочь. Затем обхватывает рукой мою щиколотку. Я аж дергаюсь от неожиданности. А потом делает до ужаса безумный поступок. Тянет резко меня на себя. И я падаю. Всего какая-то секунда, а в груди отдало ударов сто сорок не меньше. Дыхание остановилось. Глаза закрылись.

— Поймал, — слышу его голос возле уха, чувствую его руки у себя на талии. И этот цитрусовый аромат, парящий вокруг нас. Тепло окутывает меня с головой, будто все это сон. И только когда козел шатнулся, я поняла, что Даниил меня обнимает.

Глава 21

Реакция последовала моментально: я тут же оттолкнула его. Щеки горели от дикого смущения, в груди колотило предательски сердце, а дыхание было таким, будто я пробежала супер марафон. Нужно успокоиться. Но этой привилегии мне не дали.

— Я слезу первым, — заявил Даниил и начал спускаться. Всего пару секунд и он уже на земле. Моя очередь. Собрала всю волю в кулак и дрожащими ногами начала ступать на деревянную балку. Тело меня не слушалось, будто команды мозга поступали куда-то в другое место. И когда ступня соскользнула, я опять оказалась в мужских объятиях. Чувствовала на своей шее его теплое дыхание. И этот тонкий цитрусовый аромат. Никогда подобной близости у меня не было. Казалось, все это каким-то неестественным действием. Поэтому я опять оттолкнула парня. Он смотрел ледяным взглядом, наводящим страх и дискомфорт. Будто я сбежала из тюрьмы, а меня поймал надзиратель.

— С-спасибо, — произнесла еле слышно. Что бы он там не подумал обо мне, но уйти без слов благодарности не могла. Ведь чаще всего люди проходят мимо умирающих прохожих и только единицы остаются неравнодушны к чужому горю.

— Что ты делала там? — Строгий голос, взгляд прямо в упор. Чувствую, как нервы начинают колотить молоточками.

— Неважно, — отвечаю сухо. Нужно уходить. Милой беседы все равно не выйдет. Мы слишком разные.

— Если я спрашиваю, значит, важно, — злиться, кажется. Руки в карманах, спина прямая. Высокий такой, широкоплечий и жутко уверенный в себе парень.

— Мне идти нужно, — опять уклоняюсь от ответа. Рассказывать историю о своей семье, о сестре-психопатке, об отце, которому наплевать на свою дочь, я точно не буду. Не хватало еще, чтобы у людей в школе появился новый повод поиздеваться надо мной.

Поправляю рюкзак и разворачиваюсь быстро. Только сейчас вспоминаю про работу, и про то, что меня там сегодня не увидели. Вот эта мысль особенно печалит. Ведь я не предупредила даже. Подставила коллег, которые надеялись на меня. Ненавижу Яну. Просто всеми внутренностями. Не могу понять ее поступков, а уж про оправдать и речи нет. Почему каждый раз все заканчивается вот так. Ладно, раньше она была маленькой. Но сейчас мы обе довольно взрослые. И жить мирно до сих пор не научились.

— Стой, — когда я дохожу до внешнего школьного двора, Даниил хватает меня за руку и резко поворачивает. Замираю при виде этого ледяного взгляда. Брови сведены, хмурится, злится видимо.

— Отпусти, пожалуйста.

— Что за мода такая уходить, когда с тобой разговаривают? — Говорит он, а в голосе явно звучат нотки раздражения.

— Мне идти надо, — пытаюсь откинуть его руку, но хватка становится только сильней.

— А я мог тоже мимо пройти, не будем прикрываться типичными отмазками.

— Ну, раз мог, надо было пройти, — кидаю ему, выплескивая свой негатив. Хотя он совсем не виноват в том, что Яна меня заперла в кабинете. Но именно сейчас мне очень хочется закрыться в своей коморке дома, и переварить весь спектр эмоционального напряжения. Да и не друзья мы с ним, чтобы разговоры по душам устраивать. Ведь когда я помогла ему, не пытала. Почему он ведет себя иначе, не понимаю.

— В следующий раз так и сделаю, — резко отпускает мою руку и смотрит так пронзительно. А я не могу устоять, опускаю голову. Под таким напором точно бы язык понес рассказывать, все как есть. В его глазах мелькнуло то самое чувство, которое я давно не видела. Чувство заботы.

Через пару секунд слышу шаги. Матвеев уходит, так быстро и стремительно, что мне становится не по себе. Не так должны заканчиваться спасательные операции. Но уже поздно что-то менять. Так будет лучше. Не стоит лелеять надежду там, где ей нет места.

Я жду минут пять, может больше. Даю возможность покинуть территорию первым, своему спасителю. Затем ухожу сама. Бреду по улицам, преодолевая разные закоулки, и все думаю, почему мы с Яной не смогли стать друзьями. Если вспомнить, я никогда не делала ей ничего плохого. Всегда шла на уступки. Даже первые ее просьбы с домашкой воспринимала как возможность стать ближе. Все же у них с Милей была аналогичная ситуация. Оцет умер, мать вышла замуж за другого. Обе не жаждали нового союза, но родители не спрашивали разрешения. Видимо решили, что так будет лучше для них и их детей.

Когда мы впервые встретились, я подумала: «сестра — это неплохо». Наличие мачехи, конечно, не вызывало радостных эмоций, но отец выглядел до ужаса угрюмым. Он смотрел на мир через серую призму, где каждый день шел дождь. Даже еда, которую готовил всегда очень вкусно, стала получаться какой-то пресной. Иногда папа мог