Исповедь четырех - Елена Погребижская

(Решительно ударяет ладонью.)

Надо было тупо пролезть в это окно. Как угодно, ногами вперед. Вот если бы я это сделала, я сейчас не была бы тем, кем я сейчас являюсь. А с другой стороны и хорошо, что я туда не пролезла. Была бы я сейчас женой подводника. Мы виделись как-то разок. Он такой стройный, тощий, долговязый, красивый в форме. Но нам не о чем было говорить. Все очень мило, но говорить не о чем.

Слушаю я сижу Свету и думаю: вот поедем мы на гастроли в город, где живет моя первая любовь, я позвоню, мы встретимся, а говорить с человеком, может, будет и не о чем. И куда-то волшебство девается… Наверное, туда же, куда и детство.

Мы говорили и говорили, и все получалось, что о любви. У Светы находилось множество слов и оттенков и полутонов, чтобы описать влюбленности, сменяющие одна другую. Это собственно и было, и есть суть всего, на эти оттенки и полутона и нанизывается то, что я пытаюсь приземлить и оконкретить как творческий путь сидящего передо мной человека. Причем у меня-то как раз все устроено совсем по-другому.

— А когда ты целоваться начала?

— Да я прям сызмальства начала целоваться. Ой, люблю это дело (смеется).

Света: Меня поглощало это занятие прямо в 7 лет. Я тогда не читала еще Цветаеву, но совершенно согласна с ней, что жизнь длится во время поцелуя. Надо целоваться. И я с удовольствием этим занималась. Это было так порочно и развратно. Под таким секретом от родителей, а играли тут же за углом у пожарной лестницы в бутылочку. Когда остальные дети начали трахаться, я стала совсем целомудренной. Я свое отцеловала. У меня все в поэтику пошло, в творческую сублимацию. Первый опыт… Знакомство с телом другого. Ты знакомишься с чьим-то телом, и кто-то позволяет тебя знакомиться с твоим организмом. Это интрига, это очень волновало и будоражило. Я вообще по природе своей сенсорик. Мне очень важно ощущение кожи. Самые первые тактильные познавания друг друга с детского садика начались. Я помню, что мы там на раскладушечках лежали валетиком. Кто-то гладил мою ногу, а я гладила тоже ножку кого-то ребенка. Не помню уже, какого. Это были первые желания тактильные, контактировать. Как дельфины, они трутся друг об друга, им тоже это надо.

— А что, Света, смысл жизни — это любовь?

— Да, конечно, эту мерзкую человеческую жизнь и все гадости, которые люди творят, может оправдать только любовь.

Фактически мы со Светой были как два персонажа из фильма «Брат-2». Один спрашивает другого «В чем сила, брат?» И этот другой как календарик-переливашка: то киллер, то бомж, то еще кто. И в итоге диалога с Другим Брат-2 понимает, что сила — в правде.

А из нашего разговора понятно, что сила — в любви.

Глава четвертая

Юл

Каждая Светина песня — это всегда посвящение кому-то. Хотя есть несколько песен-исключений из правила. Когда Света училась в медучилище, там проходили разные конкурсы самодеятельности, в том числе и конкурс политической песни. Тогда бурно отмечался день рождения комсомола. И нужно было исполнять со сцены комсомольские песни разных лет. Свете и ее группе по жребию достались песни первых пятилеток. Нужно было их где-то откопать, выучить, ну и, в общем, Света их сама придумала. Такой задорный бред был на музыку положен. «Шагайте дружно в ногу с поколением…» — что-то такое. И… они выиграли. И понеслась музыкально-медицинская карьера. Вся Светина команда пришла на конкурс в хирургических халатах, это те, у которых завязочки сзади. Мне потом даже попалась какая-то архивная заметка про тот самый конкурс, и кто-то вспоминал, что 5-е медучилище что-то пели, выиграли и что все они были именно в хирургических халатах.

Светино медицинское образование в целом продолжалось десять лет. Сначала училище, потом медицинский педиатрический санкт-петербургский, ленинградский даже, институт, который потом переименовали в академию.

И меня, честно говоря, удивляет, почему Света так и не работала врачом. Она такое количество раз и в песнях, и в жизни обращается к медицине, оперирует специфическими врачебными терминами постоянно, у нее есть в тексте «Белых людей» «неанатальные» сны, упоминает разные «депривации», и это все никому просто так в голову не придет, кроме медика. И вообще, Света кажется таким человеком, с которым хочется поделиться своей занозой и услышать от нее дельное что-то в ответ. По-моему, врачи как раз такие быть должны.

Света: Слова и трупы — разные вещи. Я не люблю детские трупы, я боюсь их. Я никогда не смогла бы быть врачом. Ну, собственно, как и взрослые трупы.

Я: Ну а трупы обязательны?

Света: В медицине — безусловно. Без этого никак. У меня идет всю жизнь осознание и познание смерти. Вообще, это, пожалуй, единственная тема, которая меня интересует по большому счету от и до, идея смерти. А, собственно, ничего другого в жизни нет интересного, кроме как смерть. Любовь? Ну да, все равно это то, что в итоге нас приведет к смерти, как один из пунктов. Вот, самое загадочное, что есть в жизни — это смерть. В медицине она слишком очевидна.

Я: А тебе эти знания медицинские вообще в жизни пригождались?

Света: Ну, конечно, как пациенту.

Я: А не было таких случаев, что кто-то говорит: ах, кому-то плохо, а ты сразу говоришь: я знаю, что делать, что-то вроде этого, как бывает в фильмах.

Света: Если друзья обращаются, я, по крайней мере, могу кого-то направить к нужному специалисту, или оценить сложность ситуации и сказать человеку, насколько ему нужно быстро принимать меры ну или сколько ему жить осталось, например. Тогда у Юла я поняла, что это меланома и ему осталось жить полгода… однако, молодец, он прожил полтора.

Я: Он жив или нет?

Света: Нет, он умер.

Я: Это вот тот парень, про которого ты говорила у себя дома, когда мы ели солдатский взрывпакет, ну, сухпаек?

Света: Да, Юл Абрамов, тогда еще он был жив.

Я: А что такое меланома?

Света: Это злокачественная опухоль из меланоцитов. Он сковырнул родинку, он занимался каратэ, она была на тыльной стороне стопы, он ее механически травмировал, и потом это разрослось в меланому. Это самая злокачественная опухоль, которую можно придумать, молниеносные метастазы, она не лечится, от нее просто стопроцентная летальность, дело в сроках. Вот он, по-моему, покорил все сроки. С таким диагнозом живут полгода, год максимум. Ну, мы, как могли, отвлекали, песенками, записывали что-то, бодрили с Валеркой Тхаем, старались его поддержать. Достойно ушел, молодец. Классный парень, классный поэт, классный музыкант.