Королек - Виктор Каннинг

Гримстер остался в комнате один. Зачем сэр Джон пошел в открытую, клялся?.. Конечно, Гримстер знал, что Департамент его пометил. Сэру Джону нет никакого смысла говорить об этом вслух… если только правда, что Вальда погибла случайно. Может, он преувеличивал опасность… Опасность никогда не бывает случайной. Случайностей вообще не бывает. Все спланировано. И все же случайности происходят, и тогда трудно их принять…

Гримстер долго сидел, думая о Вальде и сэре Джоне.

Коппельстоун привез отчет по Билли Э. Уильям Прингл в настоящий момент держал зоомагазинчик в Хай-Уайкомб – в основном птицы в клетках и тропические рыбки. Тридцать три года. Мать умерла, отец – вышедший в отставку священник – живет в Линкольншире. Прингл учился в школе Аундл, потом в кембриджском Клэр-колледже. Существенных средств нет, определенной профессии тоже. Зоомагазином владеет меньше чем полгода. До того трудился разнорабочим на строительстве домов и автострад, потом – недолго – помощником учителя в Эссекской начальной школе. Не женат. Судимостей и приводов не имеет. Зообизнес едва позволяет сводить концы с концами.

Гримстеру этот человек был понятен. Отец, видимо, из сил выбивался, чтобы дать сыну образование, а Прингл окончил Кембридж, да так и остался не у дел, перебиваясь случайными заработками. В краткой биографии нашелся только один интересный пункт. Когда умерла мать – пять лет назад, – Прингл унаследовал трастовый фонд: семь тысяч фунтов. Основную часть он вложил в электронную компанию Диллинга; когда компания обанкротилась, Прингл оказался основным кредитором. Как и когда они с Диллингом познакомились, неясно. Причем долг, отметил Гримстер, похоже, совершенно не волновал Диллинга. По своей смерти он оставил около пяти тысяч фунтов наличными, и все отошло Лили. Казалось бы, ему следовало хоть часть оставить Принглу…

Отчет подготовили без разговора с Принглом. Если бы его допросили, возникли бы дополнительные факты. Впрочем, Гримстер сомневался, чтобы новые данные помогли. Прингл явно был закадычным другом Диллинга.

Несмотря на поздний час, Гримстер понес отчет в комнату Коппельстоуна – кое-что обсудить. Сэр Джон поехал в следующий пункт назначения один, Коппельстоун должен был вернуться в Лондон наутро. Но он уже напился и не желал ничего обсуждать.

На столе у локтя Коппельстоуна стояли две бутылки виски – полная и почти пустая. Сам он утопал в кресле, положив ноги на табурет. Он начал пить еще до ужина, продолжил на ужине и после – в своем номере. От спиртного покрасневшее лицо покрылось пятнами, однако речь, хоть и замедлилась, была вполне понятна. Он приветствовал Гримстера, приглашающе махнул рукой на бутылки. Гримстер отказался, тем не менее сел за стол напротив и закурил.

– Маленький Наполеон, – сказал Коппельстоун, – укатил дальше на запад расставлять и тасовать миньонов… Откуда он набирается человечности, чтобы справиться с актом совокупления с женой? Ходят слухи – повторяю, только слухи, – что он души не чает в жене и двоих сыновьях. Увидеть его ласковым – и я готов умереть! – Коппельстоун глотнул виски, покатал жидкость во рту и, поморщившись, проглотил.

– Болеутоляющее?

Коппельстоун взглянул на Гримстера из-под густых бровей и улыбнулся.

– У нас у всех своя боль. – Пародируя сэра Джона, он продолжал: – Подайте машину, Коппельстоун. Гримстер, вы только взбаламутили воду, не трогайте мисс Стивенс. И никаких специалистов с континентальными корнями. Слишком много забот. Господь предполагает, а сэр Джон располагает.

Коппельстоун внезапно улыбнулся.

– А у вас с ней действительно получилось?

– Вы сегодня нагрузились, Копи, – произнес Гримстер. – Что произошло?

– Всегда расследуете, да? Я сегодня не нагрузился; я сегодня перегрузился – и так уже несколько вечеров подряд. Но мои вечера – спасибо разумному распределению обязанностей в Департаменте – пока что принадлежат, слава богу, мне. Расскажите про ваш факирский трюк – сексуальное доминирование, подавление личности… смотришь неотразимым взглядом на жертву – и нет отказа. Только вот дурацкая маленькая пятница… А теперь вам действовать нельзя. Хозяин велел воду больше не мутить.

– Коппи, может, вам хватит? Ступайте в постель.

– А что мне даст постель, кроме ненужных снов? Разве у меня нет торможения – кортикального или, как его, цервикального?

– Вы подготовились.

Коппельстоун кивнул:

– Читаю ваши отчеты… Это – то самое кольцо?

– Да.

– Покажите.

Гримстер протянул тыльную сторону ладони, так что кольцо оказалось на уровне глаз Коппельстоуна. Движение руки, мгновенный блеск кольца и вид чуть дрогнувшего пьяного лица Коппельстоуна зародили фантастическую надежду. Впрочем, сразу пришла мысль, что ничего не сработает, да и не может сработать с этим человеком; хотя, обнаружив свою власть над Лили, Гримстер часто в мыслях воображал себе всякое – ведь что бы он ни делал, что бы ни говорил, все подчинялось одной страсти: желанию знать на сто процентов то, что подспудно жило в нем смутными подозрениями. А теперь Коппельстоун сам прошел подготовительную стадию – и готов был подчиниться.

Гримстер заговорил ровным голосом:

– Она смотрит на кольцо, а я поднимаю его выше уровня глаз и говорю ей следить, не двигая головой, а потом медленно опускаю…

Продолжая говорить, Гримстер медленно опустил кольцо на несколько дюймов ниже уровня глаз Коппельстоуна – тот следил взглядом.

– Прямо вот так? – Рука Коппельстоуна потянулась к стакану виски, но тело оставалось неподвижным.

– Именно. Прямо вот так. Разумеется, самое важное, что человек – пусть и показывает сначала отвращение из некоей, скажем, гордости, – на самом деле желает отключиться. Погрузиться в сон, расслабиться…

Азарта Гримстер не испытывал, чувствовал только хрупкую надежду, что пьяный Коппельстоун может поддаться, что, заглянув обсуждать Прингла, он получил в подарок от удачи такой счастливый случай, какого не добьешься никакими ухищрениями. И слова потекли сами:

– Вы смотрите на кольцо. Одними глазами. Вверх, а потом медленно вниз; вы чувствуете, как веки тяжелеют, тяжелеют; вас клонит в сон… вас манит отдых… забвение. Глубокий, глубокий сон, какого у вас не было прежде…

Коппельстоун вдруг вздрогнул всем телом и пробормотал:

– Полная ерунда… полная… – Речь затихла, когда кольцо снова опустилось вниз; на этот раз его веки тоже опустились, и голова чуть качнулась вперед.

Гримстер дружелюбным, ровным голосом продолжил:

– Каждому иногда хочется сбежать – через выпивку, через сон, через исповедь… Нам с вами это понятно. У нас столько всего, от чего хочется на время облегчить душу…

Гримстер видел, как Коппельстоун погружается в гипнотический сон… проваливается, как Лили. Без оживления, не возбуждаясь сейчас, на пороге правды, с отточенной ясностью мысли, поддерживающей безупречное равновесие сочиняемого на ходу плана, Гримстер произносил слова легко и монотонно:

– Вы засыпаете, засыпаете. Теперь вас ничто не беспокоит. Вы слышите меня, Коппельстоун? Хотя вы и спите, вы слышите меня, да?

Коппельстоун коротко вздохнул и ответил:

– Да, я слышу вас.

– Хорошо. Очень хорошо. Потому что вы многое хотите мне рассказать. Многое, что накопилось у вас внутри и от чего следует избавиться. Так? – Гримстер осторожно забрал из руки Коппельстоуна стакан с виски и поставил на поднос. Затем поднес ладонь к наклоненной голове Коппельстоуна и мягко двинул ее к спинке кресла. – Правда, так лучше? Гораздо лучше?

– Да, так лучше.

– Тогда просто расслабьтесь и чувствуйте себя уютно. Это лучший сон в вашей жизни, и, когда вы проснетесь, вы забудете, что он связан со мной или кольцом. Вы забудете все, кроме того, что я пришел поговорить и выпить, а вы заснули в кресле, а когда проснулись, я уже ушел. Это понятно, Коппи?

Коппельстоун отвечал без задержки, ровным голосом – так обычно говорила Лили, бесцветно, механично:

– Да, понятно.

– Не будем спешить. Сначала убедимся, что вы действительно готовы мне помочь. Вытяните перед собой правую руку. – Гримстер слишком часто обжигался на службе, чтобы сразу не сообразить: то, что выглядит, словно невиданная удача, может оказаться домашней заготовкой, и Коппельстоун, то ли из своих соображений, то ли по указке из Департамента, лишь изображает гипнотический ступор. Хотя Гримстер не делал прежде такого, подробные указания из книги Вольгеши отпечатались в памяти.

– Поверните ладонь вверх, Коппи. – Коппельстоун повернул ладонь вверх. При желании он мог симулировать опьянение, в состоянии опьянения мог действовать, если таков был его план, но даже Коппельстоун не мог фальсифицировать гипнотическую каталепсию. – Теперь, когда я скомандую, попытайтесь опустить руку – и увидите, что не сможете. Ваша рука застынет. Вы не в силах ею пошевелить. Вам понятно?