Приснись мне, убийца - Владимир Гриньков

– Я. Мое лицо было в зеркале.

Глава 37

На Большакова было страшно смотреть. Он посерел лицом и выглядел не лучше Козлова. Близнецы. Сидели друг против друга и внешне были очень похожи, только один не мог пошевелить руками – длинные рукава смирительной рубашки, надетой еще ночью, были связаны за спиной.

– Это было как прежде? – спросил Большаков. – Ты все видел в подробностях?

– Да.

– Кто был на этот раз?

– Старуха.

– Почему именно старуха?

– Не знаю.

– Но ты там, во сне, шел именно к ней?

– Да.

– Значит, знал ее прежде?

– Да.

– Откуда?

– Не имею представления.

– Хорошо, давай из сна вернемся сюда, в твою обычную жизнь. Здесь, не во сне, ты эту старуху знаешь?

– Нет.

– А во сне?

– Да, знаю.

– Как ее зовут?

Козлов пожал плечами.

– Но ведь ты говоришь, что знаешь ее.

– В лицо знаю.

– Давно? Знаешь ее давно?

Козлов задумался. Он даже наморщил лоб, и все лицо у него сразу сморщилось, словно печеное яблоко. Очень неприятное зрелище. Большаков поспешно отвел глаза.

– У меня такое чувство, что я узнал ее недавно.

– Как ты познакомился с ней?

– Не знаю. Там, во сне, я видел себя уже подходящим к ее дому.

– Адрес! – быстро сказал Большаков.

– Где-то на окраине. Там такой пустырь еще…

Большаков тяжело вздохнул. Он оттого так мучился, что уже успел позвонить в управление, дежурному, и тот ему доложил, что ночь прошла сравнительно спокойно и убийств не зафиксировано. Этой смерти, которую Козлов увидел во сне, не было. Или попросту еще не обнаружен труп. И от этой дилеммы Большакову было плохо, его била дрожь, которую он скрывал с неимоверными усилиями.

– Частный сектор, да?

– Да, – сказал Козлов.

– Итак, ты туда пришел. Что дальше?

– Вошел в дом.

– Как?

– Через дверь.

– Она была открыта?

– Закрыта на щеколду изнутри.

– А как же ты попал в дом?

– Я выбил дверь ногой.

– И не боялся, что услышат?

– Она глухая.

– Кто, хозяйка?

– Да. Эта старуха, к которой я шел.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – пожал плечами Козлов.

– Ладно, дальше.

– Я вошел в дом. Прошел в комнату, где спала эта женщина, и убил ее.

– Как?

– Ножом.

– Кто-то еще был в доме?

– Нет.

– Ты уверен в этом?

– Да.

«Потому труп и не обнаружен. Женщина жила одна. И если все это произошло в действительности, пройдет несколько дней, прежде чем соседи поднимут тревогу».

– Как выглядит дом?

– Обычный. Две или три комнаты, летняя веранда.

– Как он внешне выглядит? Меня это интересует.

– Кирпичный, шиферная крыша.

– Кирпич красный?

– Да, красный.

– А об этом ты откуда знаешь – как выглядит дом снаружи? Дело ведь ночью происходило.

– Мне кажется, что я был там днем прежде.

– В жизни?

– Нет. Во сне. Когда я шел к дому ночью, у меня было чувство, что я уже туда приходил. Незадолго до случившегося.

– Зачем?

– Зачем я приходил?

– Да. Причина какая-то должна быть.

Козлов задумался. Даже закрыл глаза. После долгой паузы покачал головой:

– Нет, не могу сказать. Какая-то пустота в голове.

– Думай! – резко произнес Большаков. – Зачем ты приходил туда раньше?

– Наверное, чтобы осмотреть это место.

– Место будущего преступления?

– Да.

– Значит, улица эта тебе знакома?

– Я шел по ней довольно уверенно, – сказал медленно Козлов, вспоминая свои ощущения. – Хотя и было темно.

– Вспоминай! Как она выглядит, эта улица?

– Окраина…

– Я знаю, что окраина! Ты уже говорил! Что там было?

– Пустырь…

– Говорил!

– Железная дорога! – вспомнил Козлов. – Точно, поезда ходили! Сразу за пустырем!

Большакова будто пружиной подбросило.

– Вставай! – Он схватил Козлова за плечо и потянул за собой к двери. – Едем! Ты покажешь мне эту улицу! Ты узнаешь ее!

Его слова звучали как заклинание. И со стороны он был похож на безумца. Точная копия Козлова.

Глава 38

Козлова посадили в машину как был – в смирительной рубашке. Рядом с ним на заднем сиденье пристроился высокий неразговорчивый парень, которого Большаков называл Колей, а сам Большаков сел впереди, рядом с водителем, скомандовал отрывисто:

– Едем!

Водитель завел двигатель, машина выкатилась с больничного двора, и только тогда Большаков определил маршрут:

– Вези на Кругляковку. На самую окраину, туда, где железная дорога. Знаешь?

Водитель кивнул. Большаков в открытое окно мрачно рассматривал дома и прохожих. Все в машине молчали, и только было слышно, как тяжело дышит Козлов. Большаков даже обернулся к нему, смерил недружелюбным взглядом, но ничего не сказал.

Приехали на Кругляковку – старый городской район, застроенный одноэтажными домами.

– Поезжай вперед, – сказал водителю Большаков. – Нам нужна последняя улица.

Он вдруг резко обернулся к Козлову и спросил:

– Ведь так?

Тот посмотрел на Большакова затравленным взглядом и промолчал. Большаков скрипнул зубами, отвернулся.

Выехали к окраине. Улица тянулась слева направо. Впереди раскинулся пустырь.

– Узнаешь? – спросил Большаков, не оборачиваясь, но Козлов не ответил, и ему пришлось повторить вопрос, возвысив голос: – Узнаешь?

– Нет, – сказал негромко Козлов.

– Поезжай направо, – скомандовал водителю Большаков. – Проедем всю улицу до конца, а потом вернемся.

Дома, мимо которых они проезжали, оставались справа. Большаков повернул голову и напряженно всматривался в окна домов, только предварительно уточнил у Козлова:

– Красного кирпича дом? С шиферной крышей?

– Да.

Они здесь все были сложены из красного кирпича. После третьего или четвертого дома Большаков обернулся к Козлову:

– Узнаешь?

– Нет.

Козлов выглядел плохо. Его лицо посерело еще больше, и в глазах читались безумие и тревога, и когда Большаков увидел этот взгляд, у него и самого сердце сжалось, и стало трудно дышать. Он вдруг понял, что Козлов сейчас смертельно боится – еще и сам, наверное, не уверен на все сто, что все с ним происходящее – правда. Надеется, что все как-то образуется само собой, окажется в итоге неправдой, мифом. Как-то объяснится, и не будет ничего – ни этих жутких снов, ни трупов в реальной жизни. И поэтому сейчас отчаянно трусит, боясь обнаружить дом. Тот самый дом, из сна.

– Этот? – в очередной раз спросил Большаков. – Или вот этот? – Опять обернулся.

Козлов отрицательно качнул головой. Дом за домом. Все – из красного кирпича, и все покрыты шифером.

– Узнаешь дома? – спрашивал Большаков, уже раздражаясь. – Может быть, вон тот?

Козлов за его спиной молчал.

– Саму улицу ты узнаешь?.. Ты немого из себя не разыгрывай! – взорвался Большаков, резко обернулся к Козлову и осекся.

Лицо Козлова из серого стало белым, белее мела, и на всем лице – одни только темные глаза, а в них – ужас. Одно мгновение понадобилось Большакову, чтобы все понять, он заполошно обернулся, стрельнув взглядом вдоль улицы, и закричал шоферу, захлебываясь от охватывающего его возбуждения:

– Разворачивай!.. Едем назад!.. Скорей!..

И пока машина неуклюже разворачивалась на узенькой улочке, дрожал от нетерпения.

– Видел? Видел, да? – допрашивал Козлова; еще и сам не верил, что нашли тот самый дом, но где-то в самой глубине уже знал: это случилось. – Который из них? – кричал Большаков. – Покажи!

Он забыл, что руки Козлова связаны за спиной. Наконец развернулись и медленно поехали вдоль улицы.

– Который? Покажи! Вот этот?

И вдруг увидел дом. При доме – летняя веранда, а ведь Козлов говорил ему как раз – веранда там была. Резко обернулся, выдохнув коротко:

– Здесь?!

А Козлов сидел, закрыв глаза, и в лице не было ни кровинки. Значит, здесь.

Большаков выскочил из машины, бросился к дому, но, будто вспомнив что-то, вернулся, рванул ручку дверцы, за которой сидел Козлов, закричал:

– Выходи! Выходи! Со мной пойдешь! Все покажешь сейчас!

Козлов даже не шелохнулся, его оставили силы, и Большаков схватил Козлова за руку, вытащил из машины. Подбежал, сохраняя невозмутимое выражение лица, Коля, взял Козлова под вторую руку, и они вдвоем с Большаковым поволокли Козлова к приоткрытой калитке. Он не сопротивлялся, просто ноги его не слушались и волочились по земле. Коля распахнул калитку ударом ноги. Гревшаяся на солнышке кошка испуганно метнулась прочь, и когда Козлов увидел эту кошку – застонал и забился.

– Что?! – закричал Большаков, бешено вращая глазами. – Узнал?! То самое место, да?!

Они едва ли не бегом миновали двор, обогнули угол дома. Дверь, ведущая в дом, была распахнута. Последние силы, казалось, оставили Козлова. Он обмяк и повис на руках своих спутников, но, едва они попытались ввести его в дом, забился и закричал.

– Вперед! – рычал Большаков.

Крупные капли пота стекали по его лицу, хотя на улице было не жарко. Коля рукой обхватил Козлова за шею, тот захрипел и перестал сопротивляться. Его втащили в дом, миновали веранду, первую комнату, где не было ничего интересного, переступили порог второй комнаты и остановились. Козлов уже не хрипел, но глаза были закрыты, и он тяжело дышал. Прошло много, очень много времени – так им всем показалось, и Козлов наконец открыл глаза. Они стояли в полутемной комнате, единственное здесь окно было завешено каким-то покрывалом, и в этом сумраке на кровати угадывался силуэт лежащего человека.