Вредность не порок - Лариса Ильина

Не знаю точно, сколько прошло времени, прежде чем я смогла разогнуться. Одно могу сказать с, уверенностью — мне здорово полегчало. Ноги и руки, правда, тряслись, со лба градом катился пот, но все это уже были мелочи. Так мы и стояли на коленях перед кустами, Стас прижал меня к себе, я же, уткнувшись носом в его полосатую футболку, горько сожалела о том, что последнее время всячески его изводила и вообще вела себя как последняя свинья. Я так расчувствовалась, что решила поплакать, но поскольку это занятие для меня вещь весьма редкая, слезы, видно, все кончились, я поскулила-поскулила, да и заткнулась. «Ладно, сойдет!» — рассудила я, — и так — Вставай, салага! — снисходительно сказал Стас. — Пошли домой… — и добавил:

— Алкоголичка…

Не в моих принципах спускать кому бы то ни было подобные заявления, но сегодня явно не мой день, я пропустила это мимо ушей и задергалась, пытаясь встать.

— Ну и ну! — покачал он головой. — Ладно, кончай дергаться! Не умеешь пить — не берись!

Я согласно замычала, рассчитывая, что Стас проявит человеколюбие и поможет мне подняться. Он не только не обманул моих ожиданий, но даже пошел дальше: нагнулся и взял меня на руки. Хотя для него это был невелик подвиг, даже не крякнув, он без всякой натуги отнес меня в дом и сгрузил на кровать.

— Надеюсь, — закрывая за собой двери, съязвил Стас, — снять халат ты в состоянии сама…

— Ага, — обрадовалась я и прохрипела вдогонку:

— Стас, а бабка в городе, что ли?

— Нет, к Митрофановым пошла…

Он стал объяснять что-то о ведре, которое куда-то понесла бабка Степанида, я согласно кивала в такт его словам, а глаза мои слипались, слипались, слипались…

Раздраженное громыхание металлической посуды заставило меня подскочить на кровати, я в недоумении вытаращилась на дверь и прислушалась. Очередной удачный бросок не иначе как цинкового корыта об стену дал понять, что сражение в самом разгаре, я задумалась. Может, нас грабят? Через секунду за стеной что-то тонко звякнуло и, соприкоснувшись с полом, разлетелось в разные стороны десятками осколков. «Пожалуй, это банка…» Тут мне показалось, что сквозь непрекращающийся грохот я различила раздраженный бабкин голос, прислушалась и убедилась, что так оно и есть. Да, совершенно определенно она находится в скверном расположении духа. Мое предположение тут же подтвердила сама Степанида, строго выговаривавшая кому-то:

— Ишь ты! Скажи на милость!

После чего снова раздался грохот и вслед за ним более привычный набор бабкиных выражений, повторить который я не берусь по причине природной скромности и хорошего воспитания. Самым ласковым из них была рожа паразитская, однако кого она честила, было непонятно, на личности она не переходила. Мои догадки разрешил раздавшийся совершенно неожиданно голос Стаса.

Разом перекрыв бабкино взвизгивание, он категорично пробасил:

— Это ее личное дело.

Это глубокомысленное изречение заставило меня навостриться и вытянуть шею. Похоже, бабка честит меня.

А Стас (кто бы мог подумать!) за меня заступается! По совести, это ни в какие ворота не лезет! Я имею в виду бабку. Я ведь ей даже не внучка! Какое ее дело? За проживание исправно плачу, кавалеров не вожу, на пол не мусорю… Хочу — завтра замуж выйду, и баста! В тот же самый момент я услышала:

— Вот замуж выйдет, тогда пусть и шляется!

Ох уж эти мне провинциалы! Такие люди дремучие, ужас просто! Одни предрассудки и условности!.. И снова меня насторожил голос Стаса:

— Это ее личное дело…

Хоть один нормальный в этом сумасшедшем доме!

Я глянула на часы: пять. Где тут у нас зеркало? Ладно, если умыться, жить можно… Выходить из комнаты не хотелось, для достойной пикировки с бабкой у меня был явный упадок сил, но словно нарочно мне смертельно приспичило в туалет. Помучившись немного и поняв, что обмануть организм не удастся, я еще раз глянула в зеркало и вышла из комнаты. Мое появление на долю секунды прервало страстный бабкин монолог, Стаса, как выяснилось, в горнице уже не было. Правду сказать, выдержать разошедшуюся бабку непросто. На полу возле плиты я разглядела остатки разбитой банки, Степанида коршуном замерла над ними с веником, явно терзаясь оттого, что некому предъявить претензии за нанесенный ущерб.

Хорошо, что у меня железное алиби… Увидев меня, бабка оживилась, подбоченилась и поджала губы. Я с независимым видом направилась к дверям, этого она уже не снесла, поворачиваясь за мной, словно флюгер, изобличающе ткнула вслед костлявым пальцем:

— Слава богу. Веры здесь нет! Где это видано?!

Прикинувшись, что совершенно не понимаю, о чем речь, я молчком шмыгнула в дверь. Бабка продолжала буйствовать, но вслед за мной не вышла…

Посетив известное заведение, я взбодрилась и прогулялась по саду, мимоходом сунув нос в окно к Стасу.

Комната была пуста. Пошарив в раздумьях по клубничным грядкам, я набрала в горсть ягод и заглянула в беседку, потом под летний навес, с некоторым удивлением убедилась, что Стас приступил-таки к постройке бани, однако его самого нигде не обнаружила. Наконец я добралась до сарая.

— Стас!

В глубине души я испытывала к «двоюродному» большое чувство признательности, и мне непременно хотелось как-то его выразить. Войдя в сарай, я разглядела его любимую «девятку» и лишь затем увидела половину Стаса. Вторая его половина лежала под машиной, заднее колесо было снято и сама «девятка» поднята домкратом.

Я легонько пошлепала пальцем по пыльному капоту и проникновенным голосом поинтересовалась:

— Колесо проколол, да?

Стас выбрался из-под машины, сел и хмуро спросил:

— Тебе чего?

Это было немного грубовато с его стороны, но я не стала обращать внимания, желание сказать Стасу что-нибудь хорошее пересилило.

— Ничего, — я улыбнулась, — посмотреть… Машину чинишь?

— Чиню.

— Сломалась, да?

— Да.

— А-а! Понятно. — Он посмотрел косо и усмехнулся. — А сам починить сможешь?

— Смогу.

— А! А что сломалось?

Стас произнес фразу, в которой я услышала два знакомых слова: «капот» и «двигатель», в конце прозвучало слово «накрылся», я кивнула, переминаясь с ноги на ногу, Стас моргнул на меня пару раз и опять залез под машину. Теплой дружеской беседы, какие частенько случались у нас в прежние времена, очевидно, не получалось.

Стас на меня злился, мало того, он явно тяготился моим присутствием. Решив не сдаваться так просто и попробовать еще раз, я обошла вокруг «жигуленка», чертя по поверхности пальцем, наткнулась на несколько вмятин и царапин и, предположив, что это должно его расшевелить, радостно сообщила:

— Ой, Стас, смотри, у тебя тут машина помята!

Некоторое время в сарае царила гробовая тишина, потом Стас сердито засопел да как рявкнет:

— Иди, Стаська, отсюда!..

Я подпрыгнула и выкатилась вон.

— Подумаешь! — пренебрежительно тянула я, торопливо шлепая к площади Восстания. — Обиделся! Просила я его здесь оставаться? Или они что, думают, я без них «Спокойной ночи…» смотрю и спать ложусь? А бабка тоже хороша! Нет, пора с этим кончать! Всякая там демократия хороша по телевизору, а когда тебе каждый норовит своим мнением в глаз тыкнуть — это полный беспредел. Стоило за столько верст ехать, чтобы на третьем десятке получить сладкую парочку из бабки с нянькой!

Настроенная самым решительным образом, я стремительно приближалась к очагу культурного времяпрепровождения горельчан, машинально поправляя свежеуложенную прическу и поминутно поглядывая на часы.

Опоздать я не боялась, но и приходить раньше было не в моих привычках. Природная вредность требовала прибыть к месту свидания тютелька в тютельку, чтобы удостовериться, что и кавалер прибыл точно к назначенному сроку. Минутная стрелка замерла в строго вертикальном положении, когда я, последний раз украдкой глянув в маленькой карманное зеркальце, обогнула трансформаторную будку и вышла к магазину промтоваров, что был расположен как раз напротив бара «У Лизы».

К вечеру на площади, или, как это называлось у местного населения, «на круге», собиралось довольно много народу. Количество, естественно, варьировалось в зависимости от времени года и погодных условий, однако сегодняшняя благодать гарантировала присутствие как минимум двух третей способных самостоятельно передвигаться горелкинских обитателей. И, окинув площадь взглядом, я поняла, что так оно и есть. Большая часть народу живописно располагалась возле «Донны Анны», «Лиза» в большей степени привлекала дачников, то есть горожан, явно пытающихся разнообразить бесхитростный деревенский отдых элементами привычной жизни.

Не успела я приглядеться к витрине магазина, отражающей толпящийся возле бара народ, как от толпы отделилась высокая статная фигура и двинулась в мою сторону.

Я оглянулась. Глаза против воли стали округляться, и дыхание сбилось.