Грусть улыбается искренне - Александра Яки

Небо которые сутки готовилось расплакаться ливнями, но что-то постоянно не давало ему осуществить задуманное. Тучи всё сгущались, слетались, хмурились, угрожали… Дули северные ветры, но в коридорах больницы стояла необъяснимая тягучая духота.

— Три дня собирался. Ливанёт, — Инга вглядывалась в хмурящееся вечернее небо через окно в столовой. — Ты тоже дождь чувствуешь, правда?

— Чё?.. — парень, полулежавший на столе, нехотя приподнялся и подпёр тяжёлую голову.

— Ну самочувствие ведь меняется? — она отошла от окошка и села рядом. — Голова болит, нет разве?

— Болит, — Виктор кивнул слишком резко, и ему показалось, что мозги вот-вот разлетятся на осколочки. — О-очень.

Ужин давным-давно закончился. Малышня, посмотрев вечернюю сказку, отправилась на боковую, избавив несчастных мамочек от необходимости читать на ночь. И столовая, и коридоры пустовали, готовясь ко сну. Даже Шпала не бродил допоздна, как обычно, а одиноко страдал в палате — Золушкин сказал, что Эмму выпишут в ближайшие два дня, а его, голубчика, ещё подержат «под арестом».

Виктору же в маленькую палату не хотелось. От духоты некуда было деться, как будто природа в ожидании грозы заставила весь мир остановиться, замереть так, что даже воздух не шёл в лёгкие. В голове точно дрожали какие-то раскалённые пружины, а веки опускались сами собой. Но, как ни странно, спать не хотелось.

Утомленный взгляд зацепился за старый замок на узенькой неказистой двери, которую почему-то никто никогда не открывал, во всяком случае в Витькином присутствии.

— Инга, а что там? — он указал на подозрительную дверь.

— Если бы я знала, — девушка пожала плечами. — При мне только раз Тамара туда заходила, но, увы, я тогда не обратила внимания, зачем.

— А хорошо бы узнать, что от нас скрывают! — Витя, несмотря на плохое самочувствие, выпрямился и взбодрился.

— Да прям там, скрывают, — отмахнулась Инга. — Фильмов насмотрелся, а?

— Насмотрелся, — кивнул парень и потянулся, смачно зевнув. — Тут так нудно, что волей-неволей начнёшь искать приключения.

— Всё, друзья мои, — как того и следовало ожидать, на пороге выросла Наталья Тарасовна. — Кажется, уже десять? Я не ошиблась? Отбой! — она поманила пальцем Витьку с Ингой. — Вам, что ли, личное приглашение? Умылись, зубы почистили?

— Ага, — отозвались ребята хлипким нестройным хором.

— Ну всё, по палатам, — бодренько пропищала она, хлопая их по спине. — Давайте-давайте, по койкам. Я вам не Тамара Ивановна, в игровой на диване спать не позволю!

Нехотя передвигая ноги, мальчишка безразлично помахал подруге и пошёл в бокс. В пижаму переодеваться решил на скорую руку, даже свет не включая. Ему почему-то вдруг подумалось, что из какого-то окна той высотки, что напротив, может глядеть на больницу какой-нибудь зевака-полуночник. Витька и сам дома по ночам, когда не спалось, высовывался в форточку и наблюдал, что у кого делается: где свет зажёгся, где погас, кто не спал всю ночь, а кто проснулся ни свет ни заря… Зачем ему или ей так рано вставать, на работу или в институт?.. Иногда бывало жутко осознавать, что в каждой квартире, в каждом окне, в каждом этом маленьком светящемся квадратике своя особенная жизнь, свои неповторимые судьбы.

Виктор лёг, не укрываясь, — слишком одолевала духота. Интересно, а вот если бы он сам жил в подобной многоэтажке с окнами на больницу, о чём бы он думал? Может, рассуждал бы, кто да с чем лежит? Кому плохо, а кто выздоравливает? Или почему среди ночи свет зажёгся: мелочь какая или случилось что-то серьёзное? Или, может, просто кто-то балуется?

На последней мысли парень невольно улыбнулся, даже несмотря на то что настроение тому не способствовало. В последнее время любые раздумья: плохие, хорошие, далёкие, близкие, глубокие, поверхностные, умные, дурные — все рано или поздно делали сальто-мортале и сворачивали на больничные будни. Значить это могло только одно: жизнь по самое не хочу застряла в этой тоске и скорее всего основательно и надолго. Оптимизма это не прибавляло, как, впрочем, и пессимизма тоже. Витька ясно понимал: жизнь просто свернула на новую дорогу, вошла в другую колею, которая отличается от того, что было раньше.

Окно квадратиком охватывало небольшой кусок неба и частичку светящегося города. Тучи с севера всё сползались, как ведьмы на шабаш, грозя городу подчистую залить его водой. Иногда одна из них, разгневанная, выпускала из своей волшебной палочки молнию, и Виктор тогда внимательно вслушивался, ожидая раската грома. Но эпицентр грозы пребывал ещё слишком далеко, чтоб звук, мчась аж оттуда, мог бы опознаваться человеческим ухом. Зато лёгкий скрип двери Виктор услышал мгновенно и резко обернулся. У порога кто-то стоял.

— Пошли, — тихо проговорила фигурка в плаще.

— А… Инга, — он моментально узнал девушку. Чьи бы ещё волосы так ярко белели на фоне коридорной черноты?

Парень быстро нырнул в тапочки и с некоторым опасением выглянул в коридор. — Куда пошли-то? — спросил он непонимающе.

— Куртку надень, — не стала объяснять Инга и только жестом поторопила Витьку.

Он стянул с вешалки ветровку и, напяливая её на ходу, вышел из палаты, осторожно прикрыв за собой двери.

— Куда тебе идти приспичило? И так душно. Не до ночных путешествий в куртках.

— Тебе приключений хотелось или мне? Пораскинь мозгами. В холле окно открывается, можно будет развеяться, — девушка улыбнулась.

Витька не то усмехнулся, не то фыркнул. Странно, что инициатива погулять ночью исходила от неё: послушная девушка — и здравствуйте вам с кисточкой.

— Я на тебя плохо влияю, кажется, — прошептал он. — Ещё пару лет общения со мной — и научишься затевать на самом деле экстремальные вещи.

— Тихо, всё. Если не замолчишь сейчас, будет тебе экстрим от Тарасовны, — цыкнула на него Инга и осторожно открыла старую дверь, ведущую из отделения в широкий холл. Виктор на носочках проследовал за ней.

Обложенный коричневой керамической плиткой, как чёрная дыра в космосе, в холле зиял выход на лестничную клетку. Сумрачное пространство вокруг, разящее хлоркой, не двигалось, молчало, только бледные тени ребят нарушали идиллию.

Витя аккуратно повернул защёлку до конца и с силой потянул на себя раму, распахнув высокое больничное окно.

С улицы залетел сквозняк. В отблеске городских огоньков красным заревом светилось тучное, грозное небо. Ребята высунулись на улицу, опершись о мощный деревянный подоконник. Монотонный гул ночного города врезался в уши, и свежий воздух заставил Витьку почувствовать себя бодрее. Необычной, таинственной казалась ночь, парящая тёмным шифоном над больницей.

Недалеко от церковных куполов небо разрезала тонкая, как ниточка, молния. Виктор начал считать.

— Раз, два, три…

Чуть слышный, точно издалека, прокатился гром.

— Одиннадцать секунд. Гроза уже близко, — сделал заключение парень.

— Что одиннадцать? — Инга с любопытством взглянула на него.

— Одиннадцать секунд между молнией и раскатом грома. Зная эту разницу, мы можем определить, насколько эпицентр грозы далеко отсюда!

— Обалдеть, Виктор, — девчонка растерянно и удивлённо заулыбалась. — И этот человек говорил мне не так давно, что глуп?!

— Ну не начинай!.. — Витёк отвернулся, вглядываясь вдаль. — Ты типа не знаешь таких элементарных вещей! Это все знают, не надо быть умником.

— Я всего лишь слышала. А ты понимаешь это и запоминаешь без проблем. Наверное, мог бы с физикой подружиться, — раздосадованно вынесла Инга вердикт и, сложив руки в замок, подперла ими голову.

— Мы уже это обсуждали. Ты меня совсем не знаешь, чтобы судить, умён я или туп! Есть отметки, они обо всём говорят вполне ясно. То, что ты им не веришь, твои проблемы, детка. Остальные верят, — Виктор развёл руками. Но девушка, выслушав речь друга, осталась непоколебима и только отрицательно покачала головой. Спорить было бесполезно.

В пустынном больничном дворике висела тишина. Мертвая тишина. Инга судорожно вздохнула, и по её телу прошлась лёгкая дрожь.

— Сейчас хлынет, — сказала она ровно, тихим, спокойным голосом, как будто точно знала, когда начнётся дождь. В верхушках высоченных тополей пробежал ветер так, что они закачались, угрожающе треща, точно кто-то решил сломать им ветки. Вой из вентиляции донёсся сверху, а на земле всё так же продолжала висеть тишь, ни травинки не шелохнулось…

Что-то мягко зашуршало вокруг: одновременно далеко и близко, рядом и везде. Дождь застучал по крыше и по металлическому козырьку над парадным входом, принеся долгожданную свежесть, дохнувшую в открытое окно. Он покатился каплями по каждому жёлтому листу, по каждой сухой травинке, барабанной дробью налетел на стёкла.

— Холодный, — Инга поймала в ладошку несколько больших тяжёлых капель.