Грусть улыбается искренне - Александра Яки

— Ага… — поскучнев, кивнула Лиза.

— Вот это слово скверное! Его нельзя говорить! Ты меня поняла?!

— Ну поняла, — отговорки ради согласилась девочка. — Я не буду, но просто, что это?..

— Плохое слово! Забудь, а то по губам дам! — пригрозила мать кулаком и, присев на корточки, снова принялась искать что-то в тумбочке.

Раздосадованная, Лиза подошла к Эмме.

— А скажи мне по секрету, что такое на х… — обратилась она, опасливо оглядываясь на маму.

— Так! — театрально возмутилась Эмма. — Тебе сказали не говорить этих слов, по губам хочешь?

Лизавета скрестила руки на груди и обиженно обернулась.

— Ты и сама матюкаешься, а меня ругаешь. Так не честно.

Эмма только скорчила рожицу в ответ. Лизка не сдавалась: деловито взобралась Вите на колени и, наклонившись к Инге, тихо-тихо задала так тревожащий её вопрос.

Виктор еле сдержал смех, закатывая глаза к небу, — до того смешная и глупенькая была эта рыжая малявка.

— А зачем тебе? — улыбаясь, спросила Инга.

— Ну просто… — Лизка пожала плечиками. — Интересно.

— Это ж плохое слово. Разве плохое — это так интересно? — совершенно спокойным, разве что немного удивлённым голосом произнесла девушка.

— Но плохое слово разве плохое? Оно же не кусается и не дерётся! Чем оно плохое? — возмутилась, не в состоянии понять взрослых предрассудков, крошка. — Я никогда не слышала это слово, я должна знать, что оно значит!

— Никогда не слышала? Ой-ё-ёй. Да как же так… — покачала головой Инга. — А слово «можжевельник» ты слышала?

Витька резко обернулся на девочек и напряг мозги: уж не ослышался ли он? Инга сказала «можжевельник»? Про дерево? К чему, интересно?

— Нет! Не слышала! — Лиза воодушевилась, от радости даже заёрзав на постели. — А что это?

— Это… — загадочно протянула Инга. — Это…

— Ну что?! — малышке не терпелось узнать, и она чуть ли не светилась от любопытства. А Витька не выдержал и, почти как Эмма, уткнулся в одеяло посмеяться, ведь Лизка определенно подумала, что можжевельник — очередной какой-нибудь скверный мат.

Инга, с трудом сдерживая улыбку, старательно вернула загадочные нотки в голос.

— Вот пойди в библиотеку, возьми книжку, почитай и узнаешь. Вите потом расскажешь.

— А в книжках есть такое?.. — опешила Лизавета.

— В книжках всё есть! — с умным учительским видом заверила её старшая подруга. — Беги.

Елизавета упорхнула дальше надоедать маме. Теперь, правда, она настырно требовала немедленно отправиться искать книгу про «жутко плохое слово можжевельник».

А мать всё отмахивалась, продолжая искать пропажу по всей палате. Минут через десять беспрерывного Лизкиного нытья женщина сдалась под натиском дочурки, и повела её в библиотеку на первый этаж. Виктор молча проводил взглядом бойкую весёлую Лизку, крепко сжимавшую руку своей мамы-тюхи, растерянной и ссутулившейся от усталости.

— И зачем ты ей про этот можжевельник наплела? — ухмыляясь, спросил он.

— Затем, что теперь она хоть ненадолго забудет про кое-какое другое слово. А глядишь, и вовсе не вспомнит, — Инга с надеждой улыбнулась и, протерев свободной рукой глаза, положила голову на подушку.

— Ой, бред… — прокомментировала Эмма, разглядывая себя в зеркальце. — Делать людям нечего.

Она посмотрела на Ингу с выражением вселенского сноба и, докрасив губки, вышла. Видимо, в коридоре ожидал Шпала.

Витька многозначительно хмыкнул.

— А чего именно можжевельник?

— Да не знаю, что первое мудрёное в голову пришло, то и ляпнула. Сейчас многие родители, бывает, едва успевают одеть и накормить деток. Не всегда есть время разъяснять, что хорошо, а что плохо. Школа даёт только избитые, тысячу раз произнесённые истины, не очень-то хочется им внимать, уж ты-то знаешь. Телевизор вообще трагедия, и всё это не пустяки. Столько проблем в мире, а всё потому, что кто-то когда-то кого-то не до учил основам морали. У всех проблем современности ноги растут из воспитания. А мы с нашими подходами рискуем недоучить сразу несколько поколений. То-то весело будет.

— Умно, конечно, говоришь. Но что с того? Ты одна из немногих, кто это понимает и вообще об этом задумывается, а один в поле не воин, — Витя тихо скинул тапочки и забрался к Инге на кровать, сев по-турецки. — Да даже если воин, не лень тебе чужих детей воспитывать: Лизку, меня?!

— Я? Тебя? — Инга едва удержалась от смеха. — Тебя уж воспитаешь! Родители не смогли, а я с какой-то радости воспитаю?

— Нет, ну я не совсем то имел в виду, — спохватился парень пояснять свои глубокие мысли. — Просто я чувствую, что ты влияешь на меня, а вот хорошо или плохо, пока не знаю.

— Странно. У меня нет цели что-то в тебе менять, — серьёзно предупредила Инга. — Мнения своего я тебе не навязываю, только говорю, а уж соглашаться или спорить — дело полностью твоё.

— Скажешь тоже — спорить! С тобой спорить так же бесполезно, как и со мной. Так что избавьте от этого, — энергично замахал руками мальчишка. — Мы с тобой вон сколько раз уже о всякой всячине болтали, и, что бы ты ни говорила, я почти всегда оставался при своём мнении.

— Почти всегда, — подчеркнула девушка.

— Почти не считается, — Витька надменно показал язык.

— Ну ладно, будь по-твоему, — она вздохнула с безнадегой во взгляде.

— Во-о-от. Меня переспорить невозможно.

— Ну хватит тебе, — Инга незаметно слабенькими пальцами пощекотала мальчишке пятку, чтобы наконец угомонить его разбушевавшуюся гордыню. Тот с детства щекотки страх как боялся и, почувствовав, резко дёрнул ногой и засмеялся.

— Ах ты ж козявка!

— Сам козявка. Кто спорит, тот знаешь чего?.. Так и не надо воздух зря сотрясать. Истину время покажет. А сейчас смотри вон лучше: белка по сосне прыгает, почти у самого стекла.

Витёк немного наклонился и сощурился, глядя в окно.

Чуть не цепляясь за ветки, накатываясь друг на друга, над крышами летели стремительные, как электрички, осенние грозовые тучи. Деревья, голые и худые, точно трафареты, чернели на фоне светло-серого неба. Осень дышала прохладой и сыростью, грозя уже вот-вот залить весь мир дождями. Меж иголками по сосне действительно ловко скакала белка, точнее, бельчонок: мелковатый, юркий и с хвостом тонким ещё пока, далеко не пушистым, как в мультиках рисуют. Витька с умилением расплылся в улыбке и осторожно, чтоб вдруг нечаянно не зацепить трубочку капельницы, поправил Инге одеяло. Поблагодарив без слов одним лишь лёгким движением руки, она продолжила загадочно смотреть в высокую оконную раму, будто не бельчонка там видела, а прекрасное далёко.

Но в реальности хмурые палатные стены давили сумрачной темнотой. Впрочем, так всегда бывало с западной стороны здания по утрам. Возможно, с той только разницей, что осень прогрессировала и теперь даже на востоке, где раньше нежные солнечные лучи всегда с усердием сушили подвально-тёмные помещения больницы, нынче только по-рассветному прохладно синели потолки и стены.

Воспитание души

Близился шестой час вечера. В коридоре Тамара руководила загадочной процессией: трое рослых мужчин в рабочей одежде тащили под её началом огромные разноцветные коробки. На всех парах, звеня связкой ключей, к ним мчался Тим-Тим. У запертой двери, где много веков назад, говаривали, была игровая, Тамара приказала оставить ношу, и послушные работяги, осторожно опустив коробки, трусцой побежали обратно в холл. Пока Тимофеевич, кряхтя, открывал старый заржавевший замок игровой комнаты, один из грузчиков уже вернулся, бодро неся на плече длинный бумажный свёрток.

Витьку кто-то легонько дёрнул за рукав: маленький Бекир, поднявшись на цыпочки, тихо спросил: «А нам игрушки привезли, да?»

— Не знаю, — не глядя, ответил парень. — Наверное, игрушки.

Услыхав такое волшебное и заветное слово, вся мелочь отделения, словно по взмаху волшебной палочки, побросала дела и слетелась к коробочкам, как пчёлы на мёд.

— А ну кыш! — пыталась разогнать их медсестра, чтобы Тимофей мог спокойно затянуть поклажу в комнату, но козявки только ещё больше одолевали.

— Витька! — Тамара показала кулак. — Какого лешего ты им сказал?!

— А чего я?.. Я ж не знал, я только так… предположил, — он виновато уткнул глаза в пол. — А с какой такой радости все эти обновки?

Вздохнув, женщина отошла чуть в сторону и присела на кушетку, чтобы пару минут отдохнуть.

— Проверка очередная на днях явится, — сказала она, устало потирая колени. — У них в оборотке чёрным по белому написано, что тут игровая почти царская. Где нахальство, тьфу ты, начальство раньше держало все эти вещи, я не знаю, сестра-хозяйка наша в отпуске, так что вот кое-как без неё пытаемся всё на места вернуть, чтоб не влетело никому.

— Ай да завралось руководство ваше совсем! — ехидно заметил Виктор.