Неостывший лед (СИ) - Мандрова Анастасия

— О чем думаешь? — поинтересовалась Николь, до этого уткнувшаяся в очередной журнал, а теперь со скучающим видом смотревшая в окно.

— О своих друзьях.

— Сейчас забудешь обо всем! Мы приехали.

Машина остановилась около высокого стеклянного здания с мерцающими неоновыми вывесками. Вокруг были однотипные здания, такие же высокие, стеклянные, только реклама различалась на них. Чувство разочарования возникло мгновенно. Я напрасно думала, что почувствую здесь свободу. Та же комната, только большего размера, и облаченная в неон и стекло.

Мы зашли в огромный холл, где в центре красовался большой фонтан с синей подсветкой. Я давно заметила, что северянам нравятся холодные тона, а теплых они предпочитают сторониться. Я успела провести рукой по холодной воде, почувствовав брызги на своем лице прежде, чем мы свернули в сторону красовавшейся вывески, где было изображено пышное красное платье. Мы прошли через крутящуюся прозрачную дверь и попали в царство свадебных платьев. Все они были красного цвета, потому что у северян существовал такой свадебный обычай: невеста в красном, жених в сером или серебристом.

Платье Николь, окаймленное бриллиантовой россыпью, стоило целое состояние. Дизайнер платья, худая, с серыми глазами и короткими платиновыми волосами женщина, явно была в восторге от своего творения. Я сама залюбовалась Николь в этом платье. Подчеркивающее ее хрупкую фигуру, оно явно показывало, кто будет самой прекрасной невестой Севера, если только этой невесте удастся убрать печальное выражение со своего лица.

— Николь, ты очень красива! — подбодрила я девушку, но та лишь махнула рукой и ушла в примерочную.

— Не понравилось? — спросила дизайнер платья таким отчаянным тоном, что мне пришлось приврать.

— Что вы! Даже слишком понравилось, — заверила я ее, но тут мы обе услышали громкие всхлипывания из примерочной. И я поспешила добавить. — Расстроилась, что придется снимать.

Дизайнер улыбнулась мне и дотронулась до брошки в виде белки на моем плече.

— Красивая. Интересный дизайн… и материал.

— Друг сделал специально для меня.

— За сколько продашь?

— Ой, нет. Брошка не продается.

— Торгуешься?

— Совсем нет. Она действительно бесценна для меня. Пойду помогу с платьем.

Направляясь к примерочной, я успела заметить недовольный взгляд дизайнера, которая явно не желала понять, почему я не продаю ей брошку. Ох уж эти избалованные северяне! Неужели у них не существует дорогих для их сердца вещей, которые не могут измеряться материальным?

Заходить в кабинку к Николь мне не хотелось, но и слышать ее рыдания совсем рядом, было невозможно. Я отодвинула неоновую дверцу и обнаружила девушку на полу в полурасстегнутом платье, подол которого явно был порван. Нервно сглотнув и радуясь, что дизайнер не видит того, что случилось с ее творением, я быстро прикрыла за собой дверь. Николь увидела меня не сразу. Окруженная своим неведомым мне горем, она была окутана им, как коконом, сквозь который не могла выбраться на свет. Только сейчас я окончательно поняла, что свадьба действительно была для нее трагедией.

— Помоги мне снять его, — прошептала она, вытирая ладонью глаза.

Я подошла к Николь и за несколько долгих минут освободила ее. Платье было тяжелым, ведь драгоценных камней на нем было так много, что мои глаза не могли смотреть на него слишком долго. И все равно оно было прекрасным и достойным самой королевы. Но королевы остались только в сказках, которые я любила читать до сих пор.

— У вас там все в порядке? — спросила дизайнер за дверью.

— Все хорошо. Невеста перенервничала, это бывает, — наспех ответила я и передала Николь бутылку воды, которую предусмотрительно захватила с собой из машины.

— Все хорошо, — передразнила она мою фразу. — Через неделю я выхожу замуж за старика! Как думаешь, я могу себя хорошо чувствовать?

— Наверное нет.

Девушка отпила немного воды и с раздражением бросила бутылку в зеркало. По нему красиво потекли капельки воды, у каждой из них был свой извилистый путь. Какое-то время мы стояли и смотрели на свои, чуть искаженные от воды, отражения. Потом Николь пыталась привести себя в порядок, устранив следы рыданий на лице, а я соображала, что сделать с порванным платьем. Что-то красиво зашить — это не ко мне, но я все же могла бы попытаться.

— Оставь, — брезгливо сказала Николь, глядя на платье. — Швея переделает. Скажу, что мне позарез нужен был вырез в этом месте. Наглядно показать намного лучше.

— Хорошо. Сейчас передам твои пожелания.

Я осторожно и бережно взяла платье, но все же не могла не прислонить его к себе, чтобы хотя бы на один краткий миг представить себя королевой.

— Красивое, да? — Николь провела рукой по корсету, задевая бриллианты, и добавила. — А я в нем не могу свободно дышать. Мне кажется, оно меня душит своим великолепием и еще чем то, что трудно объяснить.

Могла ли я знать, что северяне тоже бывают несчастны? Мне казалось, что их богатая, благополучная жизнь сама по себе может дать полную гарантию счастья. А вот оно как! Ни богатства; ни возможность выбора профессии по душе; ни развлечения; ни полноценная, красиво поданная еда, не всегда, как оказалось, привносили в их существование радость. Невероятно, но некоторые северяне тоже были лишены своего выбора. Жаль ли мне Николь? Конечно! Но и себя жаль, потому что уж кто, как не я, знала о невозможности другого исхода.

— Иногда нужно сделать то, что тебе говорят. Принять как данность, — сказала я, обнаружив, что проговариваю эти фразы через себя.

— Но если эта данность пугает до чертиков?

— Преодолевать страхи…

— Как тебе легко говорить! Ты сама не выходишь замуж за нелюбимого.

— Мои родители хотели выдать меня за моего лучшего друга.

— И почему ты не замужем?

— Сбежала сюда.

— Сбежала…

Николь задумалась, глядя на мокрые следы на зеркале, и затем разом вытерла его подолом свадебного платья.

— Ты предпочла не выходить замуж, бросить своих родителей и быть здесь прислугой?

Я округлила глаза. Так вот как северяне думают о нас! По их мнению, мы бросаем свою семью, своих возлюбленных, чтобы работать здесь прислугой. Вообще-то, это правда. Многие так и поступают. Но не я.

— Я должна была работать в библиотеке. — Уже заезженная фраза отрабатывала себя на все сто. — Книги — это моя жизнь. На Юге у меня нет никакого возлюбленного. Мой отец на Крае, защищает наш мир от чудовищ. А у моего брата уже есть собственная семья.

Вот так легко я почти превратилась в Ренату, зная, что эта ложь мне сейчас во спасение. Николь посмотрела на меня, удивленно вскинув бровь.

— Тогда почему ты работаешь у нас?

— Потому что ваш дядя решил позаниматься охотой, а я не смогла на это смотреть. — Я глубоко вздохнула, потому что вспомнила тот день вновь. Слова давались мне нелегко. Предсмертный крик Ру слышался даже здесь. — Я пыталась помешать ему, но он все равно убил… грифона.

— Да, я слышала. Мне жаль. Дядя любит охотиться. Он убивает всех волшебных существ, собирая коллекцию чучел из них. Это ужасно, но с каждым годом в его кабинете становится все теснее.

Теперь уже мне стало нечем дышать. Значит, в кабинете Жана находится мой Ру, только не живой и не летающий, а навечно застывший, мертвый. Я сдержала слезы, готовые показаться из глаз. Не знаю, можно ли ненавидеть человека с каждым днем еще больше, но я была явным примером этого. Мои пальцы сжали платье, и только когда драгоценные камни острыми гранями впились мне в ладони, я пришла в себя.

— Ладно. Хватит о грустном, — произнесла Николь. Она поправила свою кожаную тунику и открыла дверцу кабинки. — Пойдем отдадим платье на доработку и поедем в ресторан.

На ее лице тут же появилась легкомысленная улыбка, и сейчас нельзя было сказать, что эта девушка совсем недавно горько рыдала на полу. Только если внимательнее присмотреться, можно заметить чуть опухшие глаза.

Уилл открыл нам дверцу машины и вновь сел за руль. Интересно, доверяет ли хоть кто-то из северян вождение машины южанину, или боятся, что тот приведет ее к пропасти? Хотя где здесь пропасть? В этих идеальных геометрических улицах ничего такого совершенно не может существовать.