Миссис Марч - Вирджиния Фейто

от нее больше не требуется поддерживать разговор. – Если вам что-нибудь потребуется, дайте мне знать.

– Обязательно, пока! Алек, попрощайся.

Но Алек уже шел к лифту. Шейла пожала плечами, глядя на миссис Марч и словно говоря: «Что возьмешь с этих мальчишек?» – и последовала за ним. Миссис Марч закрыла входную дверь. Когда она повернулась, Джонатан уже исчез. Она предположила, что он убежал к себе в комнату, желая вернуться в привычную обстановку и к любимым игрушкам, но когда она пошла по коридору, то поняла, что он находится в кухне и разговаривает с Мартой. Они говорили возбужденным шепотом.

– Я съел червяка, – сообщал он. – Они меня подстрекали, говорили, что я не съем, а я съел.

Миссис Марч смутилась, не захотела им мешать и пошла дальше.

Глава XIV

На протяжении всей своей жизни миссис Марч, урожденная Кирби, жила в доме, где была прислуга. В годы ее детства у них сменилось множество горничных, поваров и нянек. Она по большей части их не помнила – но одну служанку помнила очень хорошо.

Альма была их последней горничной, которая постоянно проживала в квартире. Ей предоставили крошечную комнатку без окон рядом с кухней. Изначально она планировалась как постирочная, но миссис Кирби решила ее перестроить, чтобы втиснуть узкую душевую кабину и повесить на стену раковину.

Альма была невысокого роста и пухленькой, с кожей оливкового цвета. Она заплетала в косы длинные черные волосы толщиной с корабельные канаты, но всегда прятала их, потому что мать миссис Марч считала роскошные густые волосы личным оскорблением. Она говорила приятным голосом, который журчал как фонтан, иногда казалось, что напевно, в ее речи проскальзывало много мексиканских слов. Миссис Марч, которой тогда было лет десять, никогда не встречала таких скромных женщин, у которых и посмотреть-то не на что, но при этом готовых, не смущаясь, хохотать над собственными недостатками – нет, даже радостно их принимать.

– Ты на самом деле много ешь, – однажды сказала она Альме, глядя, как та поглощает самсу, сидя за высоким кухонным столом.

– Да, я знаю! Именно поэтому я такая пухленькая! – ответила Альма и сжала пальцами большой кусок жира у себя на животе.

То, как Альма чувственно, бесстыдно поглощала еду, произвело сильное впечатление на юную миссис Марч, которая выросла в окружении женщин, которые постоянно сидели на диете. Для Альмы же это было плотское наслаждение. Старшая сестра миссис Марч Лайза всегда была упитанным ребенком, но вернулась из колледжа, сбросив половину своего веса, – там она привыкла к диете из вареного картофеля и увлеклась бегом трусцой. Миссис Марч наблюдала, как все подруги матери стройнели с годами и придумывали оправдания, чтобы отказаться от еды («Я очень плотно позавтракала»; «Я в это время дня никогда не хочу есть, но вы бы видели меня за ужином»; «Я столько съела за праздничные дни!»). Их диеты сильно на них давили, словно навечно наложенная епитимья. Ее собственная мать только клевала еду, словно боялась, что та может дать сдачи. Она так сильно недоедала, когда носила миссис Марч, что родила ее недоношенной. Среди страниц в семейном альбоме нашлась фотография миссис Марч в кувезе: крошечный розовый шар с прикрепленной к запястью пластиковой больничной биркой, которая казалась комично большой. Она не узнавала себя в этом сморщенном тельце, в этих выпученных опухших глазах. Она часто задумывалась, не является ли этот ребенок на самом ли деле дочерью ее родителей, которая умерла в кувезе. Может, она сама им и не родственница, а оказалась ребенком на замену умершего, которого ее родители были вынуждены приобрести.

В альбоме имелись и более ранние фотографии – ее беременной матери, худой и бледной. Она стояла с сигаретой в тонких губах, а живот едва ли можно было заметить под летним платьем. Были и более поздние фотографии: мать держит на руках новорожденную дочь, ее локоть торчит, словно прутик из дерева.

Альма же была кругленькой и пухленькой, с большим количеством жира везде, если не считать длинные и тонкие пальцы с костяшками коричневого цвета. Пальцы заканчивались узкими ногтями, которые она красила пурпурным лаком. Миссис Марч обычно ходила вслед за ней по дому и разговаривала с ней, когда Альма убиралась в квартире. Часто миссис Марч поспешно обедала и ужинала в столовой, чтобы присоединиться к Альме в кухне. Альма рассказывала ей всякие истории: вспоминала свое детство и старые мексиканские сказки. Она учила миссис Марч снимать оболочку с мортаделлы [23] перед тем, как ее есть, а также ставить ножи лезвиями вниз в посудомоечную машину в целях безопасности.

Альма составляла ей прекрасную компанию во время завтрака, в противном случае миссис Марч пришлось бы в одиночестве есть за огромным обеденным столом, потому что ее сестра отправилась учиться в колледж, отец к тому времени уже уезжал на работу, а мать завтракала творогом и грейпфрутом в постели. Альма задавала ей вопросы (нравится ли ей учиться в школе, много ли у нее подруг, кто любимая учительница, как с ней ведут себя другие девочки – делают подлости или не делают). Казалось, что Альму искренне интересовали ее ответы.

Миссис Марч же совершенно не интересовала жизнь Альмы, которая не включала ее саму, например, оставшиеся в Мексике дети, которым она отправляла большую часть своего жалованья. Их фотография была прикреплена к стене над кроватью в комнате Альмы. Миссис Марч многократно ее рассматривала и не могла определить пол детей из-за стрижек «под горшок» и футболок оверсайз. Хотя Альма всегда говорила ей, что она для нее «особенная chica [24]», миссис Марч совсем не нравилась мысль о том, что Альму нужно с кем-то делить. И однажды она сорвала со стены фотографию детей, которые улыбались беззубыми улыбками, и разорвала ее на мелкие кусочки.

Когда Альма вошла в свою комнату и увидела эти мелкие кусочки фотографии у ног миссис Марч, то расплакалась очень эмоционально, закрыла лицо руками и стала раскачиваться из стороны в сторону. Миссис Марч пошла на цыпочках к двери, ее смутила такая яркая демонстрация эмоций – поведение Альмы не походило ни на что, свидетельницей чего она становилась дома. Не произнеся ни слова, она покинула комнату Альмы.

На следующее утро за завтраком Альма вела себя очень тихо и словно ушла в себя. Миссис Марч несколько раз спросила ее, почему она с ней не разговаривает, сначала спрашивала спокойно, потом разозлилась и стала орать на Альму, а не есть кашу. Альма только слабо улыбалась.

Прошло несколько недель и казалось, что все забыто. Миссис Марч снова стала садиться на один из высоких табуретов у кухонного стола, слушая, что говорит Альма, вместе с