Змееловы - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выезжая в командировки, она часто ловила себя на мысли о нем, как он там один, в их тихой квартире. Ей казалось, что она обкрадывает его в эти часы и он ужасно растерян и обижен на нее.
С самого начала Вера Петровна заметила, что Геннадий в ее отсутствие дома не ест. Она спросила: почему?
— Федор заходил. Пошли в столовую. Пиво пили.
Потом она поняла, что муж без нее не воспринимает их дом. Это ее обрадовало. И еще она поняла, что он очень серьезно относится к семье.
И она была счастлива, и готова была забыть ради него все — и работу, и себя.
Из всех людей, с которыми Вера Петровна общалась, один понял это — прокурор Савин. Он никогда не заговаривал с ней о ее личной жизни. Но как-то просто, по-домашнему сказал ей:
— Веруша, учиться дальше надо. В аспирантуре. Заочно, конечно. Человек ты толковый, способный. Так что берись за науку.
Седых знала, что Савина давно уже звали в область, что пойди он по этой лестнице, добраться ему до Москвы. Но Савва, как его называли за глаза, расположился в Талышинске оседло и никуда не хотел уезжать.
Надо же случиться такой нелепости: мужик в расцвете сил, нет еще и пятидесяти, а сердце подвело.
Помня его советы, Вера Петровна начала готовиться в аспирантуру. Геннадий и словом не обмолвился с ней об этом. И вряд ли сказал бы когда-нибудь, если бы она сама не заговорила. Он так же ходил бы в столовку, молча ждал бы ее с работы, из библиотеки, стараясь не стеснять собою ее жизнь…
— Сегодня я говорила с удивительным человеком, — сказала Вера, переставая есть.
Геннадий молча кивнул. Он умел ее слушать. И она видела, как занимали его ее дела и мысли.
— Настоящий ученый. Женщина, а герпетолог.
— Это что?
— Специалист по змеям.
Он снова кивнул, давая понять, что знает, о ком идет речь. Тетя Даша успела оправдать свою поездку в экспедицию. Весь дом наполнился слухами об истории с пропажей сухого яда.
— Ох, Гена, замечательная она женщина. Ты не можешь себе представить! Живет в тайге, где нет ни водопровода, ни парикмахерской, а одета и причесана, словно в столице. А говорит как — заслушаешься! Умница… Надо мне поступать в аспирантуру, — неожиданно закончила свой рассказ Вера Петровна.
— А долго учатся в аспирантуре?
— В заочной четыре года. Конечно, нелегко будет.
— В заочной… — Он кивнул. — Смотри сама. Мать я тогда уговорю, наконец, от сестры оторваться и к нам переехать.
— Я справлюсь сама, честное слово.
— Не справишься. С мальцом, не забудь…
— Эх, только бы поступить! Надо еще так много книг перечитать.
Геннадий спрятал улыбку:
— За полгода прочтешь?
Вера рассмеялась:
— Одни прочтешь, другие появятся! Как грибы.
— Когда у тебя декретный отпуск?
В этом вопросе он был весь: тут и забота о ней, и его неумение сказать это по-другому, и твердый наказ беречь себя. Она это поняла.
— Через два месяца.
— У тебя еще очередной не использован.
Вера отрицательно покачала головой:
— Нельзя.
— Не хочешь. — Он сказал это спокойно, без обиды, без осуждения, потому что знал ее и понимал.
— Все будет хорошо, Гешенька. Все обойдется.
Он молча кивнул.
22
— Степан Иванович, у вас существует инструкция о порядке хранения ядов? — спросила Седых у бывшего бригадира змееловов на допросе.
— Существует.
— Пожалуйста, расскажите мне об этом подробней.
— Уже когда он сушится в эксикаторе… вы видели, знаете, о чем я говорю?
— Да, знаю.
— Так вот шкаф, в котором сушится яд, должен быть опечатан.
— Кем?
— Это делали мы с Анной Ивановной. Когда яд готов — ну, сухой, — его соскабливают, взвешивают и фасуют. То есть ссыпают во флакончики.
— Кто отвечал за эту операцию?
— Соскабливают яд почти все в свободное время. Это трудоемкая работа. Конечно, если бы у нас было достаточно лаборантов, занимались бы этим только они.
— Кто делал остальные операции?
— Я. Ну, и Анна Ивановна.
— У кого в подотчете готовый яд?
— У меня.
— Значит, взвешивать сухой яд и фасовать его имели право только вы?
— Да.
— И Кравченко?
— Формально нет, только я.
— Почему этим делом занималась и Кравченко?
— Потому что я ей доверяю так же, как себе. Она раза два или три подменяла меня. Если бы каждый раз ждали меня с ловли, знаете, сколько уходило бы времени?
— Таким образом, инструкция нарушалась?
— Нарушалась.
— Почему вы так доверяете Кравченко?
— А кому же доверять, если не ей…
— Кто-нибудь еще, кроме вас или Кравченко, взвешивал и расфасовывал яд?
— Нет.
— Вы думали о том, кто мог украсть яд?
— Нет, не думал. А кто к нам полезет? Змеи…
— Ну, знаете, есть люди, которых змеями не испугаешь.
— Вы имеете в виду кого-нибудь из наших?
— Сейчас я никого не имею в виду, но допускаю, что это мог быть кто-нибудь из ваших. А вы разве не допускаете?
— Я ручаюсь головой за каждого.
— Голова одна, а людей много. Не торопитесь. Яда-то нет. Кто-то должен за это понести кару.
— Если надо, я отвечу…
— А что вы сами думаете о случившемся?
— Вы хотите сказать, кого я могу подозревать?
— Допустим, так.
— Я никого не подозреваю. Абсолютно никого. Никто из ребят не может этого сделать…
— Бывают не только преступные цели. Существуют еще такие человеческие страсти, как зависть, ревность, личная обида…
— Нет, нет! Странно, например, Венька — и зависть. Горохов — и ревность… Нет, товарищ следователь, для наших ребят это не подходит.
— Что вы скажете о Гридневой?
— Ничего не могу о ней сказать.
— Ни хорошего, ни плохого?
— Ничего плохого. Но мне кажется, что она честная, хорошая девушка…
— Вы ее знали раньше?
— Нет.
— И за несколько дней знакомства составили категорическое мнение.
— Не в моих правилах подозревать людей.
— И не в моих тоже.
— Мне кажется, это ваша профессия.
— Я не подозреваю, а расследую. Разницу чувствуете?
— Чувствую. Короче, в Гридневой я уверен.
— Вечером, накануне отъезда, она была в лаборатории?
— Была. Ведь она лаборантка.
— Кто еще был в служебном вагончике накануне пропажи яда?
— Я не знаю, все могли быть. В этот вечер мы с Кравченко находились в Талышинске, говорили по междугородному телефону. Остались ночевать.
— Хорошо. Ознакомьтесь с протоколом и подпишите.
23
Через некоторое время после того, как ушел Азаров, в кабинет следователя кто-то несмело постучался.
— Войдите! — сказала Вера Петровна.
Осторожный стук повторился.
— Войдите, говорю!
Вася Пузырев приоткрыл дверь и посмотрел на Седых долгим грустным взглядом.
Вера Петровна рассердилась:
— Вы зайдите или закройте дверь.
Шофер сделал шаг в комнату, снял кепку и уставился в верхний угол комнаты.
— Вы говорить умеете?
Вася кивнул.
— Так я вас слушаю.
Шофер медленно, по одной половице, дошел до стола следователя и положил кепку на стол.
— Из-за меня все это, — выдохнул он и опустился на стул. — А бригадир тут ни при чем. Ужа подкинул я. Не со злобы… Девушка нервная оказалась. — Он развел руками и причмокнул: — Нервы не исправишь, они от природы.
— Вы кто? — резко спросила Вера Петровна.
— Пузырев Вася я, шофер экспедиции. — Василий покачнулся, и тут только следователь поняла, что он пьян.
— Вот что, Вася Пузырев, отправлю я тебя на пятнадцать суток за появление в государственном учреждении в нетрезвом виде…
— Разве я пьян? Так, самый чуток… А вы послушайте…
— Придете в себя, тогда поговорим.
— Я и сейчас могу все, как было. Ни грамма не утаю. Значит, я ей вокруг шеи вот такого махонького ужа, — шофер показал руками. — А она — хлоп! На пол как шмякнется…
Вера Петровна вышла из-за стола, сунула Пузыреву кепку:
— Я не шучу! И прошу в моем кабинете не появляться пьяным.
Вася надел кепку и, не сказав ни слова, удалился.
Следователь выглянула в приемную.
— Земфира Илларионовна, куда же вы смотрите?
— А что? — встрепенулась та.
— Вот сейчас парень был — он абсолютно пьян.
— Это который в кепочке?
— Да.
— Никогда бы не подумала, — удивилась секретарь. — Вежливый такой. Посмотрите. — Она показала на большой букет иван-да-марьи, поставленный в поллитровую банку. — Он преподнес. Ну и ну! Неужели того, подшафе?
Вера Петровна вздохнула и вернулась на свое место.
После обеда к следователю пришла Зина Эпова, вызванная повесткой. Девушка страшно волновалась и не знала, куда девать руки.
Вера Петровна помнила ее по почте.