Запретные навсегда (ЛП) - Джеймс М. Р.

Я смотрю, наполовину одиноко, наполовину удивленно, как Левин направляется к месту, где сидит прелестная, соблазнительная брюнетка. Ему требуется несколько секунд, чтобы очаровать ее, поднять со стула, ее рука скользнула под его обтянутую кожей руку, когда он выводит ее из бара и, несомненно, ведет в свой номер.

Это его способ отвлечься. Я это знаю. Он топит свое одиночество и никогда не подходит слишком близко, позволяя всем отношениям длиться одну ночь и не более. Мне становится жаль его и еще более одиноко самому, когда я вспоминаю ночь, мало чем отличающуюся от той, когда мы были здесь с Лиамом. В итоге Левин забрал всех трех женщин, которые подошли к нам, обратно наверх, оставив Лиама наедине с его преданностью, а меня… с моим целибатом.

Однако в ту ночь я не соблюдал целибат, не совсем. Когда я выхожу из бара, и направляясь обратно в свою одинокую постель, меня не покидает воспоминание о том, как Саша тогда проскользнула в мои мысли, и тоска, которую я никогда не ожидал утолить, охватывает меня. Я поддался своему желанию той ночью, моей потребности, снял с себя одежду и позволил искушению одолеть меня, гладил свой ноющий член, когда я падал в постель, а фантазии о Саше проносились в моей голове, и я заставил себя кончать сильно и быстро, шепча ее имя, когда я это делал.

Такое же искушение овладевает мной сегодня вечером, все мое тело жаждет ее. Теперь, когда я знаю, каково нам быть вместе, как это хорошо и какое удовольствие мы разделили, это еще более жестоко, чем когда-либо. От боли по ней невозможно избавиться, мысли о ней заполняют мой разум и возбуждают меня еще до того, как я добираюсь до комнаты, мой член напрягается у ширинки.

Я расстегиваю молнию, как только оказываюсь в комнате, прислоняюсь спиной к двери и высвобождаю свой ноющий член, шипение удовольствия вырывается у меня из зубов, как только моя ладонь обхватывает разгоряченную плоть. Все, о чем я могу думать, это Саша, ее мягкие волосы, упавшие ей на лицо, и мои, когда она склонилась надо мной, целуя меня, давление ее ног, вокруг моих бедер, когда я погрузился в ее влажный жар. Столько раз, я представлял, каково это, быть внутри нее, прежде чем мы, наконец, поддались искушению. Ничто не могло подготовить меня к реальности этого влажного блаженства, горячего и тугого, теплый бархат ее киски, снова и снова поглаживающий мой член, удовольствие, не поддающееся описанию, и становящееся еще лучше, потому что оно проникает внутрь.

Саша — единственная женщина, которую я когда-либо хотел. Единственная женщина, которую я когда-либо любил.

— Боже! — Я издаю стон, откидывая голову назад, прислоняясь к двери, когда мои бедра сжимаются в кулак, с моего члена капает предварительная сперма, мой ствол скользкий от нее. Я чувствую, как напрягаюсь, хочу, ищу большего, чем просто удовольствие от того, как моя рука потирает жаждущую плоть. — Черт возьми, ты нужна мне, Саша… О Боже, о Боже…

Я беспомощно стону, трахая свою руку сильнее, когда представляю мягкость ее грудей, прижатых к моей груди, ее пальцы, впивающиеся туда, когда она садилась на меня верхом, царапанье ее зубов по моей нижней губе, когда я перекатывался на нее, входя в нее жестко и быстро, когда я брал то, в чем мы оба так отчаянно нуждались. Я представляю себе все это, но именно воспоминание о ее вкусе бросает меня с головой за грань, ее сладость на моих губах, когда я втягивал в рот ее клитор, чувствуя, как она пропитывает мой язык своим возбуждением, когда она сжимает мои толкающиеся пальцы, выгибаясь и вскрикивая от удовольствия, когда я снова и снова доводил ее до оргазма…

Мой член напрягается и пульсирует в моем кулаке, и я едва успеваю дойти до ванной, чтобы наклониться над раковиной, проводя по нему рукой сильно и быстро, когда моя спина выгибается дугой, а пальцы ног поджимаются. Я сильно кончаю, воспоминание о Саше живо всплывает в моей голове, когда я представляю, как вместо этого наполняю ее своей спермой, глубоко погружаюсь в нее, когда она умоляет меня об этом, умоляет меня наполнить ее, и я кончаю снова и снова, чувствуя, как моя душа вытягивается через мой член с жаждущей интенсивностью оргазма.

Я переворачиваюсь на спину, когда все заканчивается, хватаюсь за края столешницы и отпускаю свой все еще твердый член, мое тело содрогается от последних толчков глухого удовольствия, которое оставляет мне очень мало удовлетворения. Я хочу не только оргазма, но и Саши, и воспоминаний о ней недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. И если она уйдет от меня, когда все это будет сделано, это все, что у меня когда-либо будет.

Саша была моей первой и останется единственной.

Независимо от того, захочет она остаться со мной или нет, она будет моей единственной навсегда.

13

САША

Я снова в кабинете в особняке Агости, темное дерево письменного стола холодит мне спину, моя кожа такая горячая и раскрасневшаяся. Я чувствую себя хорошо, невероятно хорошо. Его руки, его рот скользят по моей коже, дразня все те места, к которым мне больше всего нравятся прикосновения, его губы и зубы пощипывают чувствительную плоть моего горла, его руки обхватывают мою грудь, сжимая и пощипывая. Я выгибаюсь, желая его, желая большего, и он дает мне это.

Его губы на моем животе, тянутся вниз, туда, где я горячая, влажная и изнывающая, нуждаясь в нем так, как никогда не думала, что смогу. Мои пальцы запутались в его вьющихся темных волосах, притягивая его ближе и толкая вниз, мои бедра обхватили его голову, в то время как его язык легко скользит по моим складочкам, касаясь плоти, такой чувствительной, что я ощущаю, как по моей коже пробегает электрический разряд.

Мой клитор пульсирует, набухает и жаждет. Когда он, наконец, проводит по нему языком, я вскрикиваю, все мое тело содрогается от этого ощущения. Его руки раздвигают мои бедра, раздвигая меня, раскрывая для него, как цветок, и я с радостью позволяю им распуститься.

Я разваливаюсь на части, растворяюсь, таю под его прикосновениями и языком. Его губы обхватывают мой клитор, посасывая, его язык порхает по клитору, его пальцы проникают в меня. Я опустошена, сжимаюсь вокруг него, желая большего. Я хочу его член, я хотела бы, чтобы у него был какой-нибудь способ трахать и лизать меня одновременно. Я хочу его всего, абсолютно, и мои бедра опускаются на его пальцы, когда он проводит языком по моему клитору, подталкивая меня так близко к краю, что я цепляюсь за него, почти боясь переступить через край. Я знаю, насколько интенсивным это будет, как приятно это ощущать, как только он может заставить меня кончить, и я жажду этого так же сильно, как и боюсь.

Это не мешает мне умолять об этом.

— Пожалуйста, Макс… — я выкрикиваю его имя, прижимаясь к его лицу. — Пожалуйста, заставь меня кончить, пожалуйста, пожалуйста, мне это нужно…

Он засовывает пальцы глубже, загибая их, порхая языком по моему пульсирующему клитору, и на волне сокрушительного удовольствия я…

Я рывком просыпаюсь на жесткой койке, дрожа и до глубины души тоскуя по Максу. Тепло сна все еще остается на моей коже, заставляя меня раскраснеться на холодном воздухе, и я чувствую, какая я мокрая. Я сжимаю бедра вместе, отчаянно надеясь, что не вскрикнула и не застонала во сне, и обхватываю себя руками, медленно садясь, борясь со слезами.

Я хочу вернуться в свой сон. Я хочу вернуться к Максу, разложиться вся на его столе для его удовольствия и моего, погрузиться в то, что мне никогда не принадлежало, чтобы хранить. Это похоже на то, что случилось с кем-то другим, таким далеким, что я не могу вспомнить, каково это было, чтобы это было реально. У меня никогда этого больше не будет, умру я здесь или нет. Макс мертв, и реальность этого снова поражает меня, как удар под дых, когда я крепче обхватываю руками живот, содрогаясь от переполняющих меня эмоций.

Я должна была умереть сегодня. Я до сих пор не до конца смирилась с тем фактом, что я этого не сделала. Что часы моего существования сейчас остановлены, застряли и ждут, когда Обеленский закончит то, что он начал.