Минута после полуночи - Лиза Марич

Алимов достал снимок и перевернул. На пожелтевшем обороте быстрым изящным почерком написано: «Ирочка идет во второй класс». И проставлена дата: 1 сентября 1980 года.

Алимов аккуратно вставил снимок на место и закрыл альбом.

— Что-нибудь еще? — спросила уставшая домработница.

— Нет, пожалуй, все, — ответил Алимов и встал с кресла. — Спасибо.

Между фотографиями оперной примадонны и восьмилетней второклассницы зияла дискретная черная дыра.

Павел Платоныч…

Павел Платоныч Дубов оказался высоким мужчиной с превосходным цветом лица, полными сочными губами и густой каштановой шевелюрой. На слегка располневшей фигуре отлично сидел сшитый на заказ костюм, в галстуке поблескивала старомодная золотая булавка. Тонкое обручальное кольцо, врезавшееся в безымянный палец, и золотой портсигар завершали список аксессуаров.

— Скажите, у вас есть ключи от квартиры Ирины Витальевны?

— Бог с вами, голубчик! Нет и не было!

— А у Анны Петровны?

— Конечно, есть!

— Она не могла сделать дубликат и передать его кому-то другому?

Дубов расхохотался.

— Голубчик, Анна Петровна простая женщина в хорошем смысле этого слова. Она не способна даже на простенькую интригу, не говоря уж об уголовном преступлении. Она честно зарабатывает свой хлеб и лишена соблазнов. Проверено, и не раз.

Стены кабинета были оклеены афишами с фотографиями Извольской. Говорил Павел Платоныч громко, смеялся жизнерадостно.

Однако при упоминании имени Красовского веселость собеседника как рукой сняло.

— Говорил я Ирине, не связывайся с темной лошадкой! — сказал он с каким-то ожесточением. — Кто он такой, откуда вынырнул четыре года назад? Репутации в театральном мире никакой, какие-то рваные лохмотья вместо биографии… Совладелец казино! Это повод, чтобы заниматься меценатством?

— Мамонтов, помнится, тоже не имел отношения… — начал Алимов, но Дубов раздраженно перебил:

— Голубчик, вы не равняйте божий дар с… рулеткой! Савва Яковлевич, слава богу, был образованным человеком! Между прочим, сам пел в любительских спектаклях, писал и переводил либретто и оперную механику знал очень хорошо! А тут что имеем? Эмигранта с дипломом Института экономики Адама Смита?

— Никита Сергеевич умеет считать деньги, — осторожно сказал Алимов. Ему не хотелось раздражать вспыльчивого собеседника. — Театр приносит стабильный доход.

— Ярмарочный балаган, а не театр! — отрезал Дубов. — Ритуалы вуду на сцене! О боже! — Он закатил глаза и попытался хрустнуть мясистыми пальцами. — Поймите, опера — искусство элитарное! Оно просто по определению не может быть высокодоходным! Вы когда-нибудь слышали, чтобы на биржу выбросили акции Ла Скала, или Метрополитен-опера? — Алимов покачал головой. — И не услышите, потому что дивиденды будут в районе статистической погрешности! Это вам не трюки с отрубанием петушиных голов! Оперу опекают святые фанатики, а не бизнесмены!

Он нервно поправил галстук.

— Как я просил Ирину, как я ее уговаривал не делать глупостей! — продолжал Дубов. — Нет, уперлась — и все! Ну, хорошо, выпала ты на год из обоймы — подожди немного, все образуется! Не хватайся за первое попавшееся предложение…

— То есть как это — «выпала из обоймы»? — быстро перебил Алимов.

Дубов изумленно взглянул на него.

— А вы не знаете? Ирина полтора года назад попала в больницу. Ей пришлось отменить гастроли. Об этом много писали.

— Что-то серьезное?

Дубов отмахнулся широкой ладонью.

— Да нет, обычный нервный срыв на почве переутомления. Поймите, Ира очень рано взлетела на оперный Олимп, а жизнь там — не приведи господь! Связочки-то, — Дубов похлопал себя по подбородку, — не стальные! Скрипка Страдивари с каждым годом дорожает, потому что звук у старых мастеров со временем не тускнеет. А человеческий организм изнашивается гораздо быстрее, чем нам хочется. — Дубов хлопнул себя по груди и пропел сочным баритоном: — Ма-мэ-ми-мо-му-у-у! Понервничал — не звучит! Не выспался — не звучит! Холодное, горячее, острое, соленое — не звучит! Полежал на солнце — не звучит! Окунулся в бассейн — не звучит! Я не шучу! Великие певцы принимают эту жизнь дозированно, как Митридат яды! — Он перевел дыхание. — Если бы Ирина не уперлась и не подписала контракт с Красовским, то сейчас репетировала бы «Мадам Баттерфляй» в Италии! Да что уж теперь… Спасибо, что подоспели три приличных контракта. Так что после Нового года Ирина отряхнет, так сказать, прах этой авантюры со своих туфелек.

Он сунул в рот тонкую коричневую сигарету.

— Значит, Ирина Витальевна по-прежнему востребована? — спросил Алимов.

— На год вперед, — договорил Дубов сквозь сжатые зубы, чиркая спичкой. Выпустил ароматное ванильное облако и пожал плечами, разгоняя дым ладонью. — Обычная ситуация для звезды такого уровня. Хотя, конечно, — Он заколебался, — многое будет зависеть от того, как она споет Юдифь. Все-таки год молчания, сами понимаете, продюсеры замерли в ожидании. Ладно! — Он махнул рукой. — Никому не известный театр — это, конечно, плохо. Но не успела Ирина начать репетировать, как посыпались все эти… — Дубов поискал слово, — пакости! Не имеет права звезда такого ранга попадать в неприличные истории!

— Вы имеете в виду анонимные письма?

— «Письма», — брезгливо повторил Дубов. — Вот именно, «письма»! Где только Ира ни пела — никогда ничего подобного! Оперные звезды любовью друг к другу не пылают, но по крайней мере держат свои чувства при себе! Попомните мое слово: эта ненормальная девица однажды Ирину задушит. Или пристрелит этого… мецената. Роковой мужчина! Две любовницы на одной сцене! И чем прельстил, сатир?!

Дубов вдруг осекся и закашлялся.

— Конечно, это не мое дело, — поправился он тоном ниже. — Личная жизнь Ирины меня не касается… но только до тех пор, пока она не мешает работе!

— Вы серьезно считаете, что все случившееся — женская месть?

Дубов выпустил еще одно дымное колечко, с интересом разглядывая собеседника.

— Да какая разница, мужская, женская?.. Чтобы не было неприятностей, петь надо на одной сцене с равными, а вы посмотрите на этих солистов! Ирина среди них, как космический корабль рядом с «кукурузниками»! Так ли уж принципиально, задушит ее Анжела из ревности или Марат угостит отравленной конфеткой от зависти? Сперанский — тоже фигура подозрительная, кого ни спросишь — все хвалят. Такие персонажи в детективах обычно оказываются убийцами. Добавьте мецената с темным прошлым. Какая-то гремучая смесь на подмостках. И рано или поздно она взорвется!

— Вы говорили это Ирине Витальевне?

— Не один раз, — ответил Дубов. — Я втолковывал ей все это с самого начала, когда год назад ко мне обратился владелец никому не известного «Театра-Бис» с деловым предложением, будь оно неладно!

— Это обычная практика? — спросил Алимов. — Чтобы пригласить Ирину Витальевну, обращаются к вам?

Дубов фыркнул.

— Ну разумеется, за что же я хлеб с маслом ем! Ирина деловые переговоры не ведет, для этого существую я. У каждой оперной звезды есть своя ценовая планка. Моя задача сделать так, чтобы она не опускалась. Конечно, в этом смысле полугодовое пребывание в клинике — не лучшая реклама, — неохотно признал Дубов, — но имя есть имя!

— То есть Никита Сергеевич предложил вам солидные условия?

Дубов вздохнул.

— Солидные. Стал бы я иначе с ним разговаривать… У меня даже создалось впечатление, что Красовский был готов заплатить больше. Но я не думал, что Ира примет это предложение, поэтому торговаться не стал. Просто передал ей — и все.

— Но могли не передавать?

— Конечно! Ирине поступает столько предложений, что приходится их фильтровать! Я выбираю самые серьезные. Но тогда предложений было так мало… Одним словом, я хотел ее подбодрить, что ли… Хотел объяснить, что пройдет немного времени, и все паникеры вернутся обратно вместе с блюдечком и голубой каемочкой. Это был моральный стимул, не более того. Ее согласие стало для меня полной неожиданностью.

— А как вы думаете, почему она согласилась?

Дубов пожал плечами.

— Смеетесь? Ира — мой работодатель, я ей вопросы не задаю! Может, потому, что хотела доказать свою профессиональную состоятельность. А может, потому, что никогда раньше не пела в России. Да-да! — подтвердил Дубов, заметив изумление на лице собеседника. — Так уж вышло, и не по ее вине! В России долгое время, сами знаете, было не до опер. А Ира после стажировки в Италии сразу попала в мировую обойму и, практически не останавливаясь, колесила по миру. Это первый год, который она живет на родине за прошедшие двадцать лет.

— Гражданство у нее по-прежнему российское? — уточнил Алимов.

— А как же! Только российское, хотя я уговаривал ее взять второе. Не корысти ради, а потому, что с нашим гражданством связано множество ограничений в передвижениях. Это неудобно.