Страсть и судьба - Юджиния Райли

— Какой у вас чудесный сад!

— Благодарю; я делаю все, что в моих силах. — Олимпия решила улыбнуться.

— Вы сделали это сами? — недоверчиво спросила Сара. — Какой вы прекрасный садовник! Сад просто очарователен.

— Еще раз благодарю, дорогая, — Олимпия была искренне польщена, — будучи девочкой, я училась в Англии, и тамошние регулярные сады меня восхищали. — Она кивнула на свободный стул. — Не хотите ли чашку чая?

— С удовольствием. — Сара села и взяла чашку, поданную Олимпией.

— Итак, мисс Дженнингс, могу ли я быть чем-либо вам полезной?

— Говоря по правде, да. — Сара отхлебнула прекрасный крепкий чай, поставила чашку и улыбнулась. — Мисс Фонтэн, скажите, не могли бы вы рассказать мне немного о вашей семье, ее историю и все такое? — И заметив, что круглое лицо Олимпии напряглось, а во взгляде появилась подозрительность, добавила: — Видите ли, когда я занимаюсь такой реставрацией, как сейчас, мне важно хорошо разобраться в житейских обстоятельствах художника.

— А-а-а, — кивнула Олимпия, поняв, в чем дело, — наверное, это так.

— Для меня будет очень ценно все, что вы расскажете: каким образом ваша семья поселилась здесь, все, что придет в голову.

Олимпия еще раз кивнула.

— Разумеется, семья Фонтэнов живет в этой стране много десятков лет. Прадед Дэмьена эмигрировал из Франции в начале нашего века. Филип Фонтэн обосновался с семьей в Новом Орлеане. Он стал там весьма преуспевающим торговым агентом. Один из его внуков, отец Дэмьена, купил эту плантацию и перевез сюда семью. Луис приходится мне братом, и когда они с Ленорой обосновались в начале 50-х годов в Меридиане, я переехала к ним помогать с детьми. Их, видите ли, было шестеро — вроде маленькой лесенки. Дэмьен — старший, потом Винси, потом сестры.

— Понятно, — пробормотала Сара. — А где сейчас сестры Дэмьена?

Олимпия вздохнула.

— Я вернусь немного назад. Когда мы только что поселились здесь, мы жили в старом доме у реки. Это был просто коттедж в стиле греческого Возрождения, и для девятерых там было очень тесно. Поэтому Луис решил построить большой дом. — Она улыбнулась. — В характере брата было нечто эксцентрическое: он дружил с Вэлсином Мармильоном, который построил много домов в Сан-Франциско в приходе Иоанна Крестителя. От него Луис и получил проект дома в стиле «пароходной готики».

— Прекрасный дом, — проговорила Сара.

— Благодарю вас. — На лице у Олимпии появилось горестное выражение. — Во всяком случае, когда дом был почти готов, в округе разразилась эпидемия желтой лихорадки, и, к несчастью, все четыре маленькие дочери Луиса и его обожаемая Ленора заболели и умерли.

— Какой ужас!

— Да, такая трагедия, — согласилась Олимпия. Она вынула из кармана кружевной носовой платок и крутила его в пальцах. Она была счастлива, заполучив отзывчивого слушателя. — С тех пор Луис очень переменился. Коттедж у реки он сжег. Никогда не забуду этого зрелища — он стоит и смотрит на пламя, а по лицу бегут слезы. Мы переехали в новый дом, но это был грустный день. К тому времени Луис был совершенно сломленным, ушедшим в свое горе человеком. Спустя год однажды ночью он тихо умер во сне.

— Какая жалость, — прошептала Сара. — А Дэмьен и Винси?

— Мальчики были уже подростками. Я делала все, что могла, чтобы помочь им преодолеть трагическое прошлое. Какое-то время казалось, что у меня это получилось. Никогда не забуду, какими они были в юности — беспечными, жизнерадостными, они ухаживали за всеми красавицами нашего прихода. Они тогда были очень близки.

— Это естественно — после всего, что случилось.

— Когда Дэмьену исполнился двадцать один год, он женился на Люси Сен-Пьер, — продолжала Олимпия. — По правде говоря, свадьбу сыграли наспех, потому, что началась война. И, тем не менее, это был очень счастливый день. Они обвенчались прямо здесь, в моем саду. Винси стоял рядом с Дэмьеном, он был его шафером. Дайте подумать… да, Винси было тогда двадцать лет. Как они были хороши, мои мальчики, когда стояли у фонтана рядом со священником и смотрели, как красавицу Люси нес на руках ее отец, спускаясь по ступенькам. Через два месяца Люси уже ожидала ребенка. Мы все были так счастливы — и вот эта гнусная война все разрушила!

— Продолжайте, прошу вас, — попросила Сара, сжав пальцами доску стола.

Олимпия вытерла слезу.

— В тот же год, когда мальчики ушли на войну, Люси потеряла ребенка. Я убеждена, что именно война с ее тревогами и привела к тому, что Люси родила мертвого. Мы думали, что она оправится, но на следующий день у нее началась родильная горячка. И через день она умерла.

— Какой кошмар!

Олимпия горестно вздохнула.

— Да, вы правы. Война еще только началась, и мальчикам удалось получить отпуск, приехать домой и похоронить Люси и младенца. Уже тогда мне показалось, что мои мальчики охвачены каким-то мрачным отчаяньем. Что-то ужасно изменилось в их отношениях, что-то, что не связано с трагедией здесь, в Белль Фонтэне. Потом они оба уехали, и иногда я по полгода не получала от них никаких известий. И, наконец, пришло письмо, что Винси убит под Геттисбергом.

— Ах, мисс Фонтэн, — проговорила Сара, невольно коснувшись руки Олимпии, — какое несчастье!

Олимпия снова вытерла слезу.

— Дэмьену удалось как-то привезти тело брата домой. Мне кажется, он просто ушел из полка. Во всяком случае, никогда не забуду, какое измученное выражение было у него в глазах, и как он целыми днями сидел на могиле Винси. Потом он опять уехал. Он вернулся домой навсегда в 65-м году, но в это время он уже был призрачной оболочкой себя прежнего. Таким же был Луис, когда потерял жену и дочерей. С тех пор мой племянник сделался настоящим отшельником. Вплоть до этих дней в Белль Фонтэне не принимают гостей, и Дэмьен покидает дом только для ежедневных прогулок верхом или для деловых поездок в город.

— А как же плантация? — спросила Сара. — С тех пор, как я здесь, я не видела, чтобы велись какие-нибудь работы.

Олимпия кивнула.

— С самой войны тростниковые поля пущены под пар. Дэмьен отказался выращивать тростник. Большая часть рабов ушла от нас, конечно, но племянник вполне мог бы нанимать помощников, если бы захотел.

— Но… простите за нескромность, мисс Фонтэн, как же вы живете?

Олимпия улыбнулась.

— К счастью, мой брат за много лет до войны предвидел ее. Разговоры об отделении пошли здесь с начала 50-х годов. Луис знал, что война неизбежна, и перевел значительную сумму золотом в один английский банк. Поэтому никаких денежных проблем в Белль Фонтэне не возникало. Жаль, что не могу сказать того же о наших друзьях.