Страсть и судьба - Юджиния Райли

— Что ж, почти вовремя, Баптиста, — резко заметила Олимпия. — Наша гостья мисс Дженнингс вольна подумать, что у нас в Белль Фонтане не умеют принять гостей.

Подействовал ли этот упрек на Баптисту или нет, но она и бровью не повела, только при взгляде на Сару лицо ее стало как-то жестче. Подавая первое блюдо — густой черепаховый суп — негритянка медленно и бесшумно двигалась по персидскому ковру, С женщинами Баптиста была угрюмой и улыбалась только Дэмьену. Взяв к супу кусок французской булки, Дэмьен тоже улыбнулся ей, и Сара подумала, нет ли между ними каких-либо отношений. Ведь за все это время он впервые улыбнулся по-настоящему, и она призналась себе, что чувства ее задеты. Выражение его лица смягчилось, и Саре страшно захотелось, чтобы причиной этой радости была она.

Суп был густой и наваристый, весьма тонко приправленный специями, и теперь, когда у нее во рту была пища, Сара как-то больше уверовала в истинность происходящего. Кажется, она действительно находится в другом времени.

Когда они доедали суп, Олимпия заметила, обращаясь к Саре:

— Мой племянник сказал, что вы останетесь здесь и будете восстанавливать картины Винси?

Сара взглянула на Дэмьена, и выражение его лица показалось ей мрачным и непроницаемым.

— Да, это так, — ответила она.

Олимпия посмотрела на Дэмьена.

— Значит, ты удовлетворен профессиональным уровнем мисс Дженнингс?

Дэмьен пожал плечами.

— Если м-р Рильо удовлетворен им, почему бы нет?

Олимпия вскинула бровь, оценив это высказывание как проявление рыцарства со стороны племянника, но ничего не сказав, опять обратилась к Саре:

— Как там теперь, в Новом Орлеане, мисс Дженнингс?

Сара чуть не уронила ложку, поскольку вопрос застал ее врасплох.

— А… все очень хорошо, — ответила она, запинаясь.

— Хорошо?! — поразилась Олимпия. — Когда эти прохвосты северяне грабят всех без разбору? Я, конечно, не была там с 61-го года, когда мы ездили слушать Аделину Патти во Французскую оперу, но моя подруга Мэри Бруссард говорит, что там сейчас очень тяжело живется. Красивые особняки гибнут, все сходят с ума с этими лотереями, как будто хотят вернуть свои деньги. После войны, как известно, все повило по-другому.

— Да, конечно, все это верно, — осторожно согласилась Сара.

— И вы утверждаете, что там очень хорошо? — продолжала Олимпия.

— Говоря по правде, я только недавно переехала туда из Атланты, — не очень убедительно ответила Сара.

— Из Атланты! — Олимпия пришла в ужас. — Как же вы уцелели, дитя, во время осады, не говоря уже о Шермане, который выжег город дотла?

— Я… э-э-э… — Сара усиленно соображала. — Дело в том, что наша семья во время осады жила за городом, у друзей. Мы вернулись в город после войны, а теперь уже почти все отстроено заново.

— Ну что ж, вам виднее, раз вы там живете, — заметила Олимпия, всем своим видом выражая сомнение.

— Тетя, позволь, пожалуйста, мисс Дженнингс закончить ленч, — устало вмешался Дэмьен. Он замолчал, глядя, как Баптиста снова входит в столовую с главным блюдом — жареной рыбой и рисовым пловом. — Я уверен, что нашей гостье так же не хочется говорить о войне, как и всем нам.

Олимпия восприняла слова Дэмьена как выговор.

— Хорошо, племянник, — пробормотала она, и трапеза продолжалась в напряженном молчании. Сара предпочла бы шумное любопытство Олимпии, особенно если учесть, что она несколько раз заметила настойчивый, действующий на нервы взгляд Дэмьена.

Окончив трапезу, Дэмьен первый извинился: задержавшись у стула Сары, он положил перед ее тарелкой ключ от салона.

— Вероятно, он вам понадобится, мисс Дженнингс, — чопорно сказал он и вышел.

Сара взглянула на Олимпию, но та пила чай, глядя в окне. Пробормотав, в свою очередь, извинения, Сара взяла ключ и ушла, неловко ступая в тяжелых юбках и туфлях, мучительно жавших пальцы.

Оказавшись в коридоре, Сара подошла к двери, чтобы посмотреть наружу с другой точки осмотра. И опять, приблизившись к наружной стене, она почувствовала ту же легкую, почти мистическую вибрацию, как и раньше, наверху. Природное чутье подсказало ей, что дальше идти нельзя.

В замешательстве Сара пошла вверх по лестнице. Что означает эта странная невидимая преграда? Почему она чувствует, что не может пройти сквозь нее? Она тяжко вздохнула. Во всяком случае, придется допустить, что наличие этой вибрации не более причудливо, чем ее пробуждение в другом веке. И опять чутье подсказало ей, что нужно не спрашивать, а просто и дальше разыгрывать отведенную ей роль. Нельзя отрицать, что с тех пор, как она появилась здесь, ее мучит вопрос — с какой целью попала она сюда и правильно ли все это? Но ведь уйти отсюда она тоже не может, как не может понять, какие таинственные силы перенесли ее на столетие назад.

Сара вернулась в салон, где хранятся картины Винси. Этот день она решила посвятить их изучению, выяснить, насколько и как повреждено каждое полотно, и наметить план работ. И вновь свежесть и великолепие этой живописи захватили ее. Как трагично, что такой талант погиб для этого мира, как погиб талант Брайана для XIX века! Она вспомнила слова Дэмьена: «Это должен был быть я». Очевидно, он чувствует себя виноватым в смерти брата. Эту вину Сара очень хорошо понимала, чувствуя такую же огромную ответственность за гибель Брайана. Она вспомнила, как мучилась в то время, повторяя себе снова и снова, что могла бы сделать больше, что могла бы как-то помешать поездке брата в Европу. Этими обвинениями она довела себя до точки, и тогда ее пришлось поместить в больницу. Наконец, спустя многие недели бесполезного лечения, д-р Хоган убедил ее, что это самобичевание бессмысленно, что меньше всего на свете Брайан хотел бы этого от нее. И все-таки, иногда боль возвращается, преследуя ее.

Она постаралась отстранить свои мучительные воспоминания и сосредоточиться на стоящей перед ней задачей. Она уже ощущала связь и с Винси Фонтэноад, и с его страдающим, погруженным в себя братом. Если ее действительно перенесли сюда, чтобы восстановить работы Винси, она, конечно, сделает все возможное, чтобы сохранить для людей их совершенство.

Сара взяла альбом для этюдов и карандаш и занялась планом работы. Некоторые картины немного порваны или продырявлены, и это можно исправить при помощи заплаток из холста. Труднее будет с поцарапанными и обломанными досками, но, к счастью, Сара занималась кое-какой работой на добровольных началах для Высшего музея искусств в Атланте, расчищая и восстанавливая старую живопись, так что она, по меньшей мере, обладает скромными навыками в той технике, которая здесь необходима.