Прибытие - Евгений Ильичёв

деревянных колышках, вбитых прямо в паклю между бревнами. Меховые шапки складывали внизу на узеньких скамейках. Очевидно, это была раздевалка. На противоположной стене, судя по всему, висела сменная одежда. С одной стороны мужики снимали и вешали на стену тяжелую верхнюю одежду, а с другой облачались в легкие красные и синие халаты, перепоясывались длинными поясами. Переодевшись, они вновь схватились за оружие и легонько подтолкнули меня к узкому проходу в дальнем углу комнаты. Там меня уже ждал невысокий коренастый мужичок с густой рыжей бородой. Кафтан на бородаче был заметно богаче, нежели на его товарищах. Голубого шелка, расшитый золотыми и красными нитями, он был перепоясан не кушаком, а кожаной перевязью. На груди красовались какие-то знаки отличия. Погон или иных знаков, указывающих на воинское звание или принадлежность к касте военных, я не разглядел. На поясе с одной стороны болталась узкая сабля в кожаных ножнах, с другой — мумифицированная голова какого-то хищного зверька с длинными клыками: не то крупная кошка, не то рысь. Про себя я нарек франта «опричником» и подошел ближе. Он почему-то улыбнулся мне и обнажил неровный ряд желтых зубов. Затем резко посерьезнел, перестал скалиться и кивком пригласил следовать за ним.

Скрипнула дверь, за которой обнаружилась широкая винтовая лестница. Я шел за опричником, даже через фильтры шлема ощущая тяжелый запах казарменного пота и смрадного дыхания провожатого. С гигиеной в этом времени явно не дружили. Вонь с каждым шагом все усиливалась, и мне даже захотелось перейти на чистый кислород скафандра и избавить себя от ненужных страданий. Но разум все же отмел эту идею. Нужно было изучать этот мир, а запахи — один из важных его элементов. « Что ж, принюхаюсь».

За мной тяжелой поступью топали не менее пяти конвоиров. Миновав несколько этажей, опричник наконец остановился возле узкой двери, взявшись за деревянную ручку. Я обратил внимание на тотальный дефицит железа в здании. Кругом одно дерево. Ни гвоздей, ни петель, ни ручек. Единственными металлическими предметами были ружья, да сабля у опричника была стальная. Винтовки были довольно примитивные, самозарядные, с магазинами не более чем на пять-семь патронов.

— Смотри у меня, чужак! — пригрозил мне опричник, тыча в грудь своим отточенным клинком. — Рыпнешься на кнеса, я тебе башку начисто снесу, моргнуть не успеешь. Видишь, — показал он, проводя острием клинка по моей груди в направлении горла, — волшебство твое тебя тут не хранит уже.

Естественно, опричник не был в курсе, что силовое поле скафандра срабатывало лишь при динамической атаке. Не понимал он и принципов работы моего индивидуального комплекса автономного существования, (коротко — ИКАС). А потому я лишь смерил его любопытным взглядом, мысленно радуясь, что наши лица все же разделяло стекло моего шлема, иначе рвотные позывы я вряд ли бы сдержал, больно уж пахучим оказался мой новый знакомец. Я коротко кивнул, и опричник, наконец, потянул на себя массивную дверь, пропуская меня в залитое светом просторное помещение.

Судя по всему, мы оказались в каком-то зале приемов. Вокруг толпился разномастный народ, кстати, прилично одетый. Гудящий зал с нашим появлением тут же замер. Я огляделся. Освещение в зале по большей части было свечным. По периметру — множество резных деревянных канделябров в форме диковинных птиц. Огромная деревянная люстра, подвешенная под потолком на канатах, была основным источником света. В углах помещения стояли керамические вазоны, расширенные кверху. В них была налита какая-то черная маслянистая жидкость, которая хорошо горела, но при этом сильно коптила черным.

«Неужели сырая нефть?» — подумал я.

Копоть тут же вытягивалась через прорези в потолке — видимо, здание было хорошо продумано с точки зрения вентиляции. Наконец я перевел взгляд на центр зала, где на метровом пьедестале стоял резной деревянный трон. На троне восседал сурового вида мужик с черной повязкой на глазу. Назвать его иначе у меня язык не поворачивался. Изрезанное шрамами, обгоревшее на солнце и иссушенное суровыми морозами свирепое лицо его никоим образом не выдавало в нем аристократа. То, с каким придыханием о нем говорили подчиненные — «Великий кнес» — никак не вязалось с тем, кого увидел на троне я. На меня смотрел суровый одноглазый воин, облаченный в вычурно дорогие одежды. Расшитое золотом и серебром платье, огромный, в пол, плащ красного бархата с меховым воротником. Из-под полы платья виднелись выбивающиеся из общей картины грязные кожаные сапоги грубого покроя. На голове — огромная меховая корона с россыпью драгоценных камней, из-под которой на плечи падали длинные пряди грязных волос. Я обратил внимание не столько на одежду восседавшего на троне человека, сколько на его лицо и руки. Так выглядеть мог телохранитель, командир стражи или, на худой конец, матерый охотник. Его грубые, мозолистые, черные от грязи пальцы с длинными, словно у дикаря, ногтями сжимали, по всей видимости, регалии власти. В правой руке — нечто напоминающее скипетр, с той лишь поправкой, что палка эта была из кости. Навершие скипетра венчал деревянный набалдашник в форме оскалившегося хищника. Опять же, как и в случае с опричником, череп принадлежал животному из рода кошачьих. Видимо, в этом мире хищники этого вида почитались особенно. В левой же руке одноглазый держал довольно любопытный предмет, чем-то напомнивший мне пульт управления от головизора — устаревшего приспособления, пришедшего в двадцать первом веке на смену еще более устаревшему телевизору. До отлета с Земли такие экспонаты можно было увидеть разве что в музеях.

Оценив ситуацию, я прошел к центру зала, остановился, вежливо опустил голову в знак приветствия и стал ждать, когда со мной заговорят. Одноглазый мужик прищурился, внимательно изучая меня. Его примеру, конечно, последовала и вся свита. Все, кто находился в данный момент в центре зала, ревностно меня разглядывали. Одни молча, иные перешептываясь.

— Это еще что за чучело? — ожил у меня в шлеме голос Егора.

Я вздрогнул от неожиданности, но отвечать не стал, дабы не выдавать своих козырей. Зачем туземцам знать, что я в реальном времени могу разговаривать с командой? Ковалев продолжил:

— Тут наш геолог рассмотрел некое подобие скипетра и державы у местного князька. Говорит, сама суть скипетра есть посох, что в древности символизировало власть пастыря над паствой. Постарайся разузнать, есть ли в их мире место религиям? Чтят ли они Христа, Будду, Аллаха?

Меня и самого посетили схожие мысли. Я еле заметно кивнул, зная, что по движению камеры в шлеме мои спутники поймут, что я принял их послание к сведению. Словно расценив мой еле заметный кивок как приглашение к началу диалога, одноглазый правитель поднялся со своего трона. Все притихли. Смерив меня своим грозным взглядом, воин громко проговорил:

— Назовись, чужестранец!

— Мое имя — Герман.

— Знаешь ли, кто я?

— Знаю, — коротко ответил я, набираясь наглости. Я уже раскусил этого самозванца. — Ты великий и отважный воин. Участник многих сражений, судя по шрамам на лице и натруженным рукам. Военный начальник всех этих людей, — я обвел взглядом тронный зал и по реакции присутствующих понял, что попал в точку. — Рыжебородый воин обещал отвести меня к Великому кнесу. И говорить я буду только с ним.

Я не ожидал, что моя провокация вызовет столь бурную реакцию. Сразу двое воинов из моего конвоя одновременно выхватили мечи и бросились ко мне. Я развернулся лицом к первому нападавшему. Им оказался мой новый знакомый — рыжебородый опричник. Двигался он молниеносно. Мне удалось лишь повернуть корпус на несколько градусов, чтобы удар пришелся на самое сильное место моей вибрационной брони. Острая сабля, выброшенная в мою сторону рубящим ударом сверху вниз, успела близко подобраться к моей правой ключице, но разворота корпуса хватило, чтобы острый клинок пролетел в каком-то сантиметре от моей груди и сильнейшим броском силовой дуги был отклонен в сторону второго нападающего. Миг — и все было кончено. Оторопевшие свидетели этой короткой схватки даже не поняли, что именно произошло. Зато они четко видели, как ошеломленный рыжебородый воин медленно вынул из груди своего товарища по оружию свой же клинок. Пронзенный насквозь охранник захрипел и рухнул на пол, на его лице замерла гримаса не то ужаса, не то удивления. Смерть была мгновенной. Тут же в мою сторону были подняты ружейные стволы. Я примирительно поднял руки, одновременно делая шаг в сторону окна. Кстати, окно