Прибытие - Евгений Ильичёв

и с интересом наблюдали, как Саша Репей, взобравшись с ногами на приборную панель «Ермака», пытался просемафорить своим ручным фонарем сигнал бедствия. Если там внизу и существовала разумная жизнь, то такая попытка связаться не могла остаться незамеченной. Первый пилот уже пять минут отправлял сигнал поселенцам, а те все не отвечали. Остальные облепили окна кабины пилотов и пристально вглядывались в окна главного здания (или церкви, как окрестил многокупольное сооружение наш геолог).

— Ну, что там? — терзали нас с задних рядов ОНР-овцы, явно парясь в своих скафандрах. Команды разоблачаться Ковалев еще не давал.

— Молчат пока, — отвечали мы. Хотя лично мне показалось, что в тускло освещенных окнах храма кто-то зашевелился. Еще через минуту движение заметил и Ковалев, а затем и сам сигнальщик Саша Репей. Нас явно заметили, но отвечать почему-то не спешили.

— Может, они не знают азбуки Морзе? — предположил Филипп.

— А кто ж их знает? — ответил терраформирователю Ковалев. — Не факт, что они вообще по-русски разговаривают. Может, уцелели только китайцы, и для них наши сигналы, как филькина грамота.

— Тогда их ответ для нас будет китайской грамотой, — не дрогнув ни единым мускулом на лице, пошутил десантник Сергей Козырев.

По кабине пилотов прокатился смешок и несколько разрядил обстановку.

— В нашу эпоху базовыми языками были русский и арабский, — уточнил доктор Боровский. — Китайский и английский был в ходу лишь на Тибете да в глухих сибирских деревнях, куда бежали от Большой Войны беженцы из средней Азии и те, кто отказывался поддерживать новый мировой порядок.

— Испанский еще в ходу был, — вставил свои пять копеек второй пилот, но ему возразил Филипп:

— То на другой стороне планеты.

Болотов обернулся к терраформирователю и, явно напрашиваясь на спор, выдал:

— Да ладно, откуда мы знаем, что тут за двести лет происходило? Может, все уже мысли читать научились и вообще друг с другом не разговаривают.

Я улыбнулся. Эта тема была моей выпускной школьной работой, в которой я четко доказал, почему в ближайшие тысячу, а то и полторы тысячи лет человеческий мозг не получит способность принимать волны извне. За более короткий срок попросту не успеют перестроиться чувствительные к подобным сигналам доли мозга. Хотя мы уже тогда были способны искусственно улучшать прием всех видов волнового излучения. Как раз именно такой апгрейд и был у меня, но он позволял лишь усиливать интуицию и лучше ощущать эмоции людей и животных. До полноценного чтения мыслей было еще очень и очень далеко.

Мои воспоминания унесли бы меня еще дальше, но тут Ковалев поднял руку, обрывая все споры у себя за спиной. Он указал на самый верх центрального здания крепости, где в окнах одной из башен прямо на наших глазах разгоралось сильное пламя. Свет в других окнах вообще погасили. Видимо, для того чтобы мы поняли, куда нужно смотреть. Мы прильнули к ветровым стеклам шаттла. Огонь в комнате разгорался все ярче и ярче и вдруг погас. Мы все хором охнули. Но спустя пять секунд свет в окне вновь появился. Ковалев надел свой шлем от скафандра и пригляделся.

— Там кто-то занавеской окно то закрывает, то открывает, — сказал он.

— Есть контакт! — закричали сзади. — Это они так сигналят!

— Можно разобрать, что именно они передают нам? — взволнованно спросил доктор Боровский пилотов.

Ребята напряженно вглядывались в мигающее окно. В кабине вновь воцарилась торжественная тишина, готовая взорваться очередным раскатом радости, но ребята лишь переглянулись и пожали плечами.

— Да не понятно ничего, — ответил Коля Болотов, растерянно озираясь.

— Полная чушь! — согласился с ним Саша Репей. — Они просто мигают нам занавесками. Нет ни последовательности, ни какой-либо логики в их послании. Их сигналы точно не азбука Морзе.

— Значит, делаем первый вывод, — встал со своего места майор Ковалев. — Там внизу понятия не имеют, что такое азбука Морзе. Они просто стараются показать нам, что видят наше послание. Пытаются скопировать его, дают понять, что готовы к диалогу.

Ковалев вытер испарину со лба и, нахмурив брови, скомандовал:

— Заканчивай, Саша, этот балаган. Слезай. Контакт установлен. Коля, — обратился он ко второму пилоту, — сажай машину прямо перед теми воротами.

— Есть, товарищ майор!

— Только тихо сажай, плавно, как девушку себе на колени сажал бы. Никаких резких движений. При малейшей опасности дергай вверх и маневр уклонения.

— От девушки я бы так не драпал, товарищ майор, — весело ответил Болотов.

— Ну что, медицина! — бодро крутанувшись на каблуках и чеканно приставив ногу, спросил у меня майор. — Готовься к контакту! Если сядем без последствий, знакомиться вместе пойдем.

Я возразил:

— Не согласен с тобой, Егор.

Лицо майора вытянулось. Окружающие тоже притихли, стараясь уловить каждое слово нашего разговора. Я пояснил свою точку зрения:

— В первой группе должны пойти наши штурмовики, доктор Боровский, у которого и диплом лингвиста заодно имеется, и я. Ты же останешься на «Ермаке». Случись что, мы не должны лишиться сразу двух высших офицеров. Кто-то должен остаться и командовать.

Ковалев покривился немного, но, видя одобрительно кивающих штурмовиков и солидарного со мной геолога, вынужден был согласиться с разумностью моих доводов.

— Ладно, — сказал он, — в любом случае вы будете вести передачу. В шлемах камеры есть. Будем непрерывно связь держать.

На том и сошлись.

Глава 13

Визит в крепость

«Ермак» сажали больше десяти минут. Как и просил Ковалев, пилоты на минимальной тяге антиграва плавно опустили машину прямо на дорогу перед воротами крепости. Каждый метр нашего полета сопровождала грозная турель диковинной формы, синхронно с ней двигались и два спаренных пулемета. Мы ощутили себя в относительной безопасности, лишь скрывшись за высоким крепостным забором. Но, как только опоры «Ермака» коснулись холодной заснеженной дороги, а ровный утробный гул антиграва сменила звонкая тишина морозного вечера, с высоких бревенчатых стен крепости на нас уставились дула винтовок. Мы насчитали больше тридцати стволов.

— Уверен, что хочешь пойти туда один? — озабоченно спросил у меня Ковалев, поправляя мое снаряжение.

— Со мной штурмовая бригада, — ответил я, стараясь не выдавать волнения. — К воротам будем идти осторожно, под прикрытием «Ермака», а как только нас остановят, включим индивидуальные силовые поля. Плюс, со мной ИКАС. Не пропадем.

— Будь увереннее, — подсказывал Ковалев. Я и без всяких апгрейдов уловил его тревогу, он действительно за нас переживал. — Если они понимают нашу речь, старайся обращаться к ним с позиции силы. Импровизируй. Дай понять, что наш «Ермак» способен дотла сжечь их деревню и еще сотню таких. Не выдавай наши слабости, но, по возможности, узнай о наличии у них топлива. Постарайся выяснить, сколько людей в поселении и что мы можем предложить им для обмена. Да, и про соседние поселения разузнай. Они…

Я перехватил руки Егора, уже в третий раз проверявшие надежность крепежей моего шлема. Улыбнулся другу и спокойно сказал:

— Егор, ну кто из нас специалист по эмоциям? Разберусь.

Я подмигнул ему, развернулся и уверенным шагом направился к рампе. За мной прошли десантники Чак Ноллан и Сергей Козырев в полной амуниции. У самой рампы нас уже ждал полностью экипированный геолог Леонид Боровский. Мы проверили связь и выстроились в колонну, рампа медленно опустилась. В нутро корабля тут же ворвался ледяной ночной воздух. Егор, поежившись, схватился за рычаг управления рампой. Мы аккуратно спустились. Первыми шли наши десантники, следом мы с геологом. Я оглянулся на нашего командира и весело махнул ему рукой на прощанье.

— Закрывай!

«Даст Бог, свидимся…» — подумал я и сам удивился этой мысли. Верующим я никогда не был, а фразу эту позаимствовал у отца. Именно так он говорил матери, отправляясь в очередную экспедицию на Марс или Европу, спутник Юпитера. Мать крестила его, и отец пропадал из нашей жизни на несколько лет. Почему-то мне сейчас почудилось, что Ковалев непременно должен был нас перекрестить. Казалось, этот древний, архаичный жест должен был уберечь нас от дикарей, отвести опасность неизведанного мира, сберечь пуще, чем антигравы, технологии вибрационных защитных полей и бластеры.

Мы медленно продвигались к огромным дубовым воротам. В шлеме слышалось чье-то тяжелое прерывистое дыхание. Должно быть, Леониду труднее давались подобные вылазки. Десантники