Цвет греха. Чёрный - Александра Салиева

У тебя нет подружек, — ухмыляется опекун. — И ко мне это не относится.

— Разве ты сам для меня не незнакомый мужчина, от которого не знаешь, чего ждать? — вопросительно выгибаю бровь.

— Значит, я буду твоим исключением, — хмыкает опекун. — Больше никто, Асия, — добавляет сурово.

Слишком уж сурово…

И почему мне в этом видится двойной смысл?

Ох уж это моё шальное воображение!

Снова ведь всё только в моих мыслях. В реальности нет ничего такого вовсе. Опекун продолжает:

— Самые уязвимые части тела, до которых ты сможешь дотянуться в числе первых с такого положения: нос и глаза. Далее — подбородок. Удары в эту область могут легко вызвать переломом челюсти, так что в твоём случае, не рекомендую, — опять усмехается.

— А другие части, с ними как?

Мужчина слегка прищуривается, и прежде чем ответить, несколько секунд размышляет о чём-то, словно взвешивает, стоит ли мне и это рассказывать.

— Локтевые, коленные суставы и кисти рук — основа опорно-двигательного аппарата. Достаточно всего лишь толчка против угла естественного сгиба, и связки будут порваны, — всё-таки слышу ответ. — Повреждение любого пальца рабочей руки в большинстве своём выводит всю конечность из строя. Проще всего с безымянным, мизинцем и большим. Повреждения сухожилий большого пальца —  хуже, чем перелом фаланги.

Теперь, когда информация от него не навевает неуместные впечатления, дышать становится легче, а дурман в моей голове потихоньку рассеивается.

А я задумываюсь о том, откуда он знает столько подробностей такого плана?

То ли из анатомии. То ли… откуда?

На инструктора по рукопашному Адем Эмирхан совсем не похож.

А на кого же тогда?..

Своим же мыслям сама также мысленно ухмыляюсь.

Для парня, который вырос в детдоме…

Конечно драка не в новинку.

И почему я раньше себе ничего такого не представляла по отношению к нему?

Всё эти его белоснежные рубашки, скрывающие литые мышцы, заработанные явно не за заработком на каком-нибудь фондовом рынке. Он же в них выглядит, как долбанная глянцевая обложка какого-нибудь модного журнала. Очень хорошо маскируют, не выдают ничего из того, что могло бы быть уличным, вот и забываюсь.

— А если сюда? — заинтересовываюсь сказанным не только по себя, уложив ладонь поверх очередной белоснежной рубашки по линии пуговиц.

И это моя ошибка. Очень уж отчётливо чувствуется, как бьётся чужое сердце.

— Солнечное сплетение — спорная болевая точка. Если мышцы пресса хорошо проработаны, то бить в неё практически бесполезно, если только ты не профессионал. Да и в случае, если на нападающем много верхней одежды, угадать место правильного толчка тоже будет довольно сложно. Тем более, физически почти невозможно для такой хрупкой девочки, как ты, — снисходительно улыбается в довершение.

Вспоминаю, что руку стоит убрать.

— А если ниже? — одёргиваю ладонь. — Намного ниже? — дополняю, едва сдерживаясь, чтобы не посмотреть туда, о чём говорю.

Хорошо, он и без всяких уточнений понимает.

— Паховая зона, особенно мужская — известная болевая точка, но очень опасная для неподготовленной девушки, — отзывается всё с тем же снисхождением.

Замолкает.

Как будто нарочно!

Назло мне…

А я, как последняя дурочка краснею.

Вот точно!

Слишком уж горячим вмиг чувствуется собственное лицо, словно у меня в один момент высокая температура поднимается.

— Почему же? — прищуриваюсь.

И очень стараюсь не подавать вида, как напрягаюсь ещё больше, стоит ему зачем-то провести большим пальцем вдоль моего горла.

Очень подлый поступок с его стороны!

О котором, судя по всему он и сам не подозревает.

Или же делает вид, что так и есть.

Иначе почему тёмный взор застывает на эти мгновения?

Оттаивает тоже далеко не сразу:

— Бить противника в пах лучше всего из положения лёжа или же имея хорошую опору — вот почему, Асия, — отвечает спустя некоторую паузу мужчина. — С такого своего местоположения ты банально потеряешь равновесие, а нападающий вовсе может перехватить ударную ногу, и тогда ты рухнешь ему под ноги, нанесёшь вред исключительно самой себе, ситуация станет окончательно проигрышной для... — не договаривает.

Отвлекается на шум подъезжающей машины. А я настолько забываюсь под впечатлением происходящего, что мне требуется не одна секунда, чтобы понять, что происходит.

Мой распечатанный доклад привезли?

Так и есть. Удостоверяюсь в этом, как только опекун покидает сад навстречу неизвестному мне гостю, а из-за руля автомобиля выбирается миниатюрная блондинка, вручившая ему объёмную стопу бумаг.

Она красивая. Ей вряд ли больше тридцати. На ней узкая юбка длиной чуть выше колен с небольшим вырезом и безукоризненно сидящая коралловая блузка, в тон к помаде на её губах. Волосы уложены. Голос — тихий, мягкий, как мелодия. Про таких говорят — идеальная.

На кой чёрт я эту девушку так пристально рассматриваю?

Что же ещё остаётся, с учётом, что после передачи привезённого, она всё болтает и болтает, с места не сдвигается, а он слушает её настолько внимательно и долго, что, кажется, о моём существовании вовсе забывает.

Минут двадцать — так точно проходит…

В общем, начинает раздражать!

И она. И опекун.

Глава 9

Глава 9

Асия

Почему я злюсь?

На ровном месте.

И сама не понимаю. Но внутри слишком прочно застревает тёмное пренеприятное чувство, от которого все внутренности будто в узел сворачивает, ничего с этим не поделаешь.

Разве что…

Надо поесть, вот да!

На том и сосредотачиваюсь, отвечая опекуну взаимностью: забиваю на урок самообороны. Возвращаюсь в дом. Иду на кухню. С учётом времени суток и битком набитого продуктами холодильника, было бы неплохо приготовить полноценный ужин.

Достаю курицу и овощи…

С другой стороны, если вспомнить ту девицу перед домом этим поздним вечером, может, мужчина и не будет ужинать сегодня дома? С ней куда-нибудь пойдёт, например. И тогда все мои старания будут напрасными. Так к чему напрягаться?

Лучше сделаю себе сэндвич…

Поскольку сырое мясо уже не пригодится, убираю его обратно.

Правда, от холодильника так и не отхожу.

С чего я вообще взяла, что он вдруг куда-нибудь поедет?

Кто она такая,