Цвет греха. Чёрный - Александра Салиева

Не ведусь.

— И в чём же я должна считать или не считать себя виноватой? — интересуюсь ровным тоном.

А то с неё станется. Она ведь не уточнила, в чём именно. И я потом могу стать таковой за всё подряд. Даже если это будет очень длинный список самых нелепых и вообще не имеющих никакое ко мне отношение ситуаций. До тех пор, пока ей банально не надоест забавляться.

— А ты не помнишь? — усмехается собеседница. — Как не стыдно, Асия, — переходит на фальшиво прискорбный тон. — Но ничего. Я даю тебе время подумать, — склоняется ещё ближе, укладывает ладони на мои плечи, будто обнимает. — До конца дня, Асия, — предупреждает мне на ухо.

Пожалуй, где-то здесь моё терпение заканчивается. Перехватываю её ладони. Не отталкиваю в прямом смысле, но решительно отодвигаю от себя.

— Не имею ни малейшего понятия, о чём ты, Дерья, — произношу, старательно сдерживая себя, чтобы голос по-прежнему звучал достаточно ровно. — Как и ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что могло произойти, — добавляю, хотя это лишнее.

Зачем ей рассказывать?

Бесполезно.

К тому же наши руки до сих пор сцеплены вместе. А одноклассница использует силу, чтобы вновь оказаться ближе ко мне.

— У тебя есть время до конца этого дня, Асия, — повторяет она то, что я уже слышала. — Я не настолько великодушна, чтобы давать такой, как ты, ещё больше возможностей. Ты извинишься. Передо мной. Пообещаешь, что больше ни за что и никогда не приблизишься к моему парню. И так, чтобы все это слышали. Иначе…

Всё-таки отталкиваю. Не сильно.

— Иначе — что, Дерья?

Не падает. Крепко держится на своих элитных каблуках. Или же я — намного слабее. Разве что подол её юбки слегка разлетается, стоит ей слегка покачнуться.

— Каждый здесь знает, что будет тогда.

Глава 7.2

— Каждый здесь знает, что будет тогда.

Как подтверждение прозвучавшим словам, по классу разносятся понимающие смешки. Сама анаконда гордой дефилирующей походкой удаляется туда, где сидит на уроках обычно. Хотя на этом её выступление не заканчивается. Пока идёт между рядов, взгляду Дерьи попадается Лаль Юксель — слегка пышных форм, обладательница роскошных рыжих кудряшек и самая безобидная из всех, кто только обитает в школе «Бахчешехир». При приближении Дерьи, она задумчиво грызёт карандаш, глядя в окно и не замечает надвигающуюся опасность.

— Миленький браслетик, — комментирует блондинка.

Ворох рыжих кудряшек взмывает ввысь от резкого разворота головы их обладательницы.

— Спасибо, Дерья, — радостно улыбается услышанному комплименту Лаль. — Мне его сестра вчера подарила, — улыбается ещё шире. — Он и правда очень милый, считаю.

— Что? — только собирающаяся двинуться дальше Дерья, резко останавливается и вновь разворачивается к ней. — Как ты сказала? — переспрашивает, но ответа не ждёт. — Правда, считаешь его милым? — окидывает цепким взглядом.

Смотрит пристально. Неотрывно. Будто коршун, пикирующий с громадной высоты вниз, обнаруживший свою добычу. Неудивительно, что девчонка вся сжимается, втянув плечи, глядя на одноклассницу снизу-вверх, как пойманная на завтрак мышка.

— Хира! — разносится следом по всему классу громким и нетерпеливым от анаконды, а та, кого зовут, моментально изображает готовность внимать своей предводительнице. — Ты тоже так считаешь? Скажи. Он и правда, — выделяет то, что её, судя по всему, так взбесило, — очень милый?

На лице одной из самых преданных гадюк отражается сомнение. Она не спешит отвечать, демонстративно приложив указательный палец к губам, несколько раз постучав по ним.

— Может, она в таком случае и себя тоже милой считает? — выдаёт, спустя несколько секунд показных раздумий Хира.

— Давно в зеркало себя, видимо, не смотрела, вот и считает, — подхватывает сидящая поблизости от неё гадюка номер два, подленько хихикая.

Следом и многие из присутствующих поступают также, пока мои кулаки сжимаются до боли в суставах, а я сама отсчитываю про себя до десяти, чтобы не встревать.

— Прости, Дерья, — немного погодя бурчит себе в оправдание Лаль, покаянно уставившись на собеседницу, — я совсем не это имела ввиду, — опускает голову.

Ей везёт. Смешки становятся слабее. Весь класс в сборе. Звенит звонок. Входит учитель. Начинается урок. И единственное, что ещё напоминает о случившемся, брошенный в мою сторону высокомерный взгляд, ярко демонстрирующий: “Вот видишь, совсем сложно извиниться, пока не станет поздно…”.

Забиваю.

В скором времени стены наполняют монотонные разглагольствования преподавателя, а за окном в самом деле слишком хорошая погода, чтобы не заметить. Как и Лаль Юксель совсем недавно, я тоже пялюсь на яркое солнышко в окне, а воображение между тем стирает оставшийся неприятный осадок, затягивая в разум черты узора, вбитого чернилами под кожу.

Почему я вспоминаю о татуировках опекуна?

Наверное, потому что до сих пор интересно, что значат те иероглифы. И пусть я в иностранных, помимо английского и французского, не особо сильна, но с памятью у меня не настолько всё ужасно, чтобы не суметь воспроизвести увиденное. Рука с лёгкостью движется в нужном направлении, ведя ручкой по чистому тетрадному листу, постепенно выводя сперва первый из знаков, затем второй, и....

— Асия! — замечает мои рисунки преподаватель, ведь за всем этим я упускаю тот момент, когда он начинает двигаться по классу.

Спешно прячу лишнее и смиренно склоняю голову. Хорошо, этого хватает, и я не получаю выговор. Хотя от новых смешков не спасает. Игнорирую. Вполне успешно — не только текущий урок, но и ещё несколько последующих. Почти поддаюсь соблазну на большой перемене вовсе свалить куда-нибудь подальше из здания, на ту же крышу — для дальнейшего сохранения своего душевного равновесия, но желудок бурчит от голода слишком громко, напоминая о том, не стоило проявлять столько упрямства этим утром, тогда бы и в столовую идти не пришлось.

Что ж…

Туда, где в данный момент собирается почти вся школа?

Ладно, и это переживу.

Тем более, всё оказывается не так ужасно и мерзко, как могло показаться поначалу.

Хотя, нет.

Всё равно ужасно и мерзко.

На линии раздачи — целая толпа. Я оказываюсь в числе последних. В целом, это не так уж и