Последний пожар - Владимир Марченко

На лекции ездил не каждый день. Лежал на кровати, засунув под сетку штакетину, чтобы не прогибалась, читал литературу, которой нет в сельской библиотеке. Экзаменаторы требовали знания литературных текстов. Нужно знать и помнить, какого цвета было платье на Ростовой Наталье, когда она прибыла на бал. Он не имел права оставаться на второй год. За сданную сессию в редакции платили, но не выше ста рублей. В то время это были деньги. Булка хлеба стоила – от 14 до 25 копеек, а бутылка водки – 3 рубля 62 копейки; Столичная – 4 рубля, 12 копеек. Оставить семью без средств не мог, пытался где-то искать левый заработок. Не отказывался поколоть соседке дрова, отремонтировать дверь. Это потом он будет получать гонорары за свои книги. Потом. Договора заключат два издательства. А тогда, тогда было всё иначе. Каждая копейка в цене. Благо, помогала тёща, брала к себе на лето детей, чтобы он мог писать в тишине. Но Вадиму не писалось, в пустой квартире, в которой стояла липкая тишина. Дети не бегали друг за другом, не прыгали по дивану, не включали телевизор. Тишина оглушала. Мысли путались. Пил с соседом водку, ездил вечером на реку. Молчала машинка. Он ждал детей, как спасение, как путник в пустыне, изнывающий от жажды, мечтает о воде..

Бабушкин пишет на работе, пишет дома. Печатная машинка стучит по выходным, по праздникам. До двенадцати ночи Вадим оставляет на бумаге строки, правит их, начинает вновь, веря, что заметит Никита Сергеевич его оригинальные рассказы с зашифрованными деталями, намёками, заставляющими читателя думать.

Разгадывать литературные ребусы в издательстве не хотят. Рукописи уходят в ящики стола, хотя на совещании молодых литераторов его повесть рекомендовали к изданию книжкой. Проходили год за годом, а издательство не рвалось заключить с ним договор. «Последний пожар» тлел до восьмидесятого года, когда будет опубликован в журнале «Рассвет».

Пришло время, и Бабушкина вызвали готовить книгу к изданию. Волнуясь, подписывает первый издательский договор. Работает с чудесным редактором книжного издательства Инной Котовской. Как слепец, прозреет, увидев недочёты. Милая женщина научит тому, что он не умел делать – редактировать свои рассказы.

Осенью 1982 года Вадим едет убирать хлеб в колхозе «Полевод». Изучает колхозную жизнь, старается понять, чем жив крестьянин. Ночью, кое-как, отмыв от мазута руки, спешит записать впечатления ушедшего дня, случаи, рассказанные механизаторами. Он почти свой. Ему доверяют, делятся заботами.

Анна, не читавшая его повестей и рассказов, уговорит приятеля Анатолия Спиридонова доставить в степную полевую бригаду десять экземпляров тонкой книжонки в мягком переплёте. Анатолий найдёт в степи звено. Солнце ушло за дальнюю ленту бора. Вадим вёл комбайн за машиной Леонида Бурбы, который уговорит его заняться кино, организовать киностудию.

Мазутными руками торопливо откроет Вадим брошюрку, увидит свою фотографию, на которой выглядит недовольно – усталым. Десять лет ждал этой встречи. Десять лет работал, живя надеждой и верой. Сорок тысяч покупателей разберут его «Пожар» за семь месяцев.

– Бабушкин, – повторила Руднева.

– Немного не додумал, – сказал Вадим, глядя, как мерит длинными ногами аудиторию Михаил Тишков. В дверях он показывает жестом, Вадиму, чтобы не волновался.

– Время вышло. Прошёл час. – И сорока минут нет, думает Вадим, смотрит на пустой стул перед столом, за которым уверенно расположилась кандидат философских наук. Неожиданно ему показалось, где-то видел это милое лицо. Видел, но очень давно. Странно, знакомое лицо. Слушал женщину, конспектировал её лекции. Вадим отвечал уверенно, чётко выговаривая слова, как учила психолог.

Перед вступительными экзаменами, поехали абитуриенты в центр столицы попить пива, но вспомнил Вадим, что видел объявление о встрече с психологом, которого пригласила экзаменационная комиссия. Предложил ребятам забежать в институт. Молодая женщина учила, как нужно отвечать на вопросы экзаменаторов. Это было удивительное откровение, которое заставило присутствующих задуматься о своих знаниях, забыв о пробелах. И даже английский Вадим сдал, хотя в аттестате стоял прочерк. В вечерней школе не было преподавателя иностранного языка, но он учился в большой светлой школе имени Горького городе Белокаменске. Вадим хорошо переводил тексты, хотя не знал грамматику, отвратительно читал. Ему нравилось расшифровывать чужие фразы. Англичанка прочила ему иняз, но Вадим чувствовал, что это не его жизнь.

Много раз мысленно благодарил ту женщину, которая рассказала, как выходить из трудных ситуаций, возникших на жизненных экзаменах. Потом, организовав киностудию, будет рассказывать кружковцам, как сдавать экзамены и зачёты, и не сдаваться.

«Где видел эту милую тётку. Мы вроде где-то встречались раньше», – думал Вадим, машинально сплетая многословие своего ответа. Он сделал две недоговорённости для того, чтобы Анна Васильевна могла задать ему вопросы на уточнение положений. Это была уловка, придуманная им. Чтобы преподаватели не мучились, какой задать вопрос студенту, чтобы ответил; нужно пропустить в ответе важные детали, которые нужны, а без них ответ будет, но не достаточно полным.

Анна Васильевна потребовала уточнить, добавить, углубить. Бабушкин, как рыбак, подкинувший наживку крупной рыбе, принялся пространно углублять свой ответ. Она поняла, что провёл её. Студент прекрасно знает ответ, а теперь, отвечая на вопрос, вновь искусно тянет время. Руднева остановила его тирады, примеры и сравнения. Так учила незнакомая психолог. «Если вы забыли то, что происходило в Англии, расскажите о Франции, как бы сопоставив политику двух государств, ведущих столетнюю войну. Никогда не говорите, что не знаете, что забыли. Показывайте свои знания в интересном и содержательном рассказе, но связывайте с тем, что написано в билете. Ведь что-то вы знаете. Выковыривайте из своей памяти изюминки знаний. Складывайте по кирпичику, соединяйте, делайте выводы».

Вадим, как сыщик, вытаскивал из тесных закоулков памяти иногда удивительные знания. Перед экзаменом по истории увидел у начитанного паренька новенький альбом с репродукциями художника Верещагина. Он внимательно рассмотрел все страницы, прочитал биографию, хотя что-то помнил, что-то слышал, видел по телепрограмме. Вопрос попал такой простой, такой знакомый; Вадим накануне листал учебник, ведь прочитал, но не переварил, не запомнил. И тогда вспомнил картину «Апофеоз войны» – груда черепов на песке. С воодушевлением стал рассказывать о картинах великого художника. Преподаватель оживилась – студент сдавал историю, но заговорил о живописи; с интересом смотрела на провинциала, задала вопросы, касающиеся биографии Верещагина. Вадим начал подробно сообщать всё, что отпечаталось в его памяти. Кандидат исторических наук любила живопись, остановила будущего студента и потребовала сообщить, как погиб мастер. Оборвала вновь, развёла руками, улыбаясь спросила, – что поставить? Бабушкин оторопел. «До «отлично» не хватает системы знаний, а «хорошо» – будет справедливо». Историк взяла экзаменационный лист. Они поблагодарили друг друга.

– Что? – спросил Тишков, когда Бабушкин вышел из аудитории. Вадим подал лист. Мишка удивился. Вадим взглянул в свой документ и увидел: «отл.». Воскликнул: «Не ожидал».

…Когда очередь дотянулась до третьего вопроса, Вадим достал платок, чтобы провести им по лбу, изображая утомление, в это время высокая дверь аудитории слегка дрогнула, приоткрылась и Марусина очаровательная головка возникла в трещине между дверями. Девочка степенно подошла к матери, что-то очень тихо сказала, а потом обошла стол, встала около Вадима и ласково посмотрела на мать.

– Что вы так волнуетесь? – укоризненно проговорила Маруся, заглядывая в его записи. Студенты оживились. – Я вас буду ждать в актовом зале. Договорилась с вашей кафедрой заочной. Я сыграю пятую симфонюшку «Дождик счастья».

– Мария. Не отвлекай моих студентов, – очень строго сказала Руднева. – Продолжайте, Бабушкин.

– Я переживаю за него, а он сбивается, потому что боится тебя, мама.

– Ничего он не боится. Он не читал роман, а хочет выкрутиться…Позвони деду, пусть тебя отсюда заберёт, – тихо говорила Руднева, стараясь выглядеть суровой и отрешённой.

– У меня с твоим Бабушкиным возникли неотложные дела. Позвоню попозже.

– Поволнуйся и за меня, – попросила Маша Ермолович, фельдшер-акушер из крохотной белорусской вёски, пишущая для детей. Вадим и Маша в одном семинаре. Она растерялась, когда Бабушкин предложил опубликовать несколько рассказов в газете, где работает. Неделю раздумывала добрая женщина, мать четырёх мальчишек, Отдала Вадиму только один крохотный рассказец, сказав, над остальными нужно ей работать. Бабушкин пытался возражать, но Маша не стала его слушать. «Ты там начнёшь править по-своему, а я это не люблю».