Полдень XXI век 2003 №5-6 - Журнал «Полдень XXI век»

Мне показалось, что шли мы очень долго, поэтому, когда вдруг из-за дерева показалась задняя часть туловища свиньи, я невольно вздрогнул. Марсель поманил меня, указывая, что нам обоим нужно подойти к животному спереди, я осторожно сделал шаг вбок, и тут увидал нашу жертву в полном, так сказать, объеме. За те дни, что мы бродили вокруг болота, выслеживали, затаясь, одну свинью за другой, фотографировали, старались не оставить без внимания и запомнить самые незначительные подробности их поведения, я настолько свыкся с их обликом, что, пожалуй, даже начал забывать о существовании обыкновенных, четвероногих свиней без крыльев. Теперь мне уже кажется, что за выискиванием деталей, за стремлением ухватить в наших подопечных что-то, чего мы не заметили вчера, позавчера, etc., мы утеряли — нет, не утеряли, я неверно выбрал слово, а просто пропустили некую черту, вне которой нет самого этого явления — крылатая свинья. Мне вообще теперь трудно выбирать слова, и, когда я буду перечитывать нынешние записи, наверное, сам удивлюсь их сбивчивости, но, как бы там ни было, и это непременно надо отметить, даже в момент, когда, в то утро после дождя, передо мной открылась пустошь, усеянная копошащимися в грязи удивительными тварями, я не был столь сильно поражен, как сегодня, в последние мгновения перед выстрелами. Я вдруг как бы увидел существо, к которому мы так долго стремились, целиком, все сразу, и меня охватило уже не любопытство, не удивление, не желание протереть глаза, не чувство, что все происходит во сне, а благоговейный ужас вкупе с невыносимым омерзением. Отдельные абсурдные особенности строения тела этой твари — две торчащие, будто у курицы, но увенчанные копытами, ноги, несуразные перепончатые крылья и обыкновенная свиная голова со сморщенным влажным пятачком — отошли на второй план, а выплеснулось наружу вдруг нечто, сводимое к простейшему — этого не может быть, это не существует, иначе все остальное бессмысленно.

Когда нам уже не было нужды скрываться и под нашими ногами затрещали ветки, существо вынуло пятачок из ямы и тускло обратило на нас пару равнодушных, узеньких глазок, я выстрелил ему прямо в голову. Секунду спустя прозвучал выстрел моего спутника. Обе пули попали точно в цель, и, думаю, смерть наступила мгновенно.

Мы подскочили к туловищу, Марсель вытащил веревку, и мы начали увязывать жертву. Одним концом веревки мы накрепко охватили ноги, другим обвязали тушу, стараясь не слишком повредить крылья, и, сделав удобные захваты для рук, попробовали ее поднять. Свинья весила около 4–5 пудов (к счастью, нам попался не самый крупный экземпляр), и мы вдвоем, хоть и с передышками, но без затруднений дотащили ношу до пляжа.

По берегу идти было еще легче. Через час с небольшим, сделав несколько остановок (как ни странно, не натолкнувшись ни на одного из бродящих по острову и летающих над ним сотоварищей нашей жертвы), мы были вместе с крылатой кабаньей тушей дома. Как-то само собой получилось, что о сохранении заспиртованных органов для Парижской (как, впрочем, и для Российской) академии мы оба забыли напрочь, а голод между тем и у меня, и у Марселя разыгрался не на шутку, тем более утром, перед походом, мы были так возбуждены, что лишь перекусили на скорую руку. Коротко говоря, убитая свинья была обречена не на что иное, как на съедение.

Марсель в предвкушении обеда устроился поудобнее на пороге хижины и раскурил свою толстую черную сигару, я же расчистил место для костра, собрал дрова и приготовил нехитрый наш кулинарный инструмент — вертел и два кола с рогатинами на концах — не помню уж когда срубленными (кажется, они появились в самом начале нашего пребывания на Мбондо, просто как необходимая деталь походного инвентаря, и всяко уж без расчета на сегодняшний сорт мяса). Когда затрещали в огне сучья, Марсель протянул мне охотничий нож.

«Ну что, начнем, мсье Руденко?»

И мы приступили к свежеванию или препарированию, ибо анатомический интерес был не совсем перешиблен настроениями желудка.

С туши были сняты веревки, мы перевернули свинью на живот и воздали должное Эскулапу (если последний покровительствовал ветеринарам). Первое, что мы определили совершенно точно: свинья, несмотря на удивительные способности, коими ее наделила природа, была, как и положено ей, млекопитающим. На своих местах имелись сердце, печень, желудок, наполненный вполне традиционной пищей (как то ветки, листья, коренья и т. п.), там, где нужно, была вся система детородных органов (кстати, нам досталась особь женского пола) — словом, все соответствовало нормальным, земным представлениям о свинье. Двуногость лишь спрессовала внутреннее устройство существа и чуть изменила форму и размеры некоторых основных органов. Словом, пока мы не добрались до головы, ничто не удивило нас настолько сильно, чтобы помешать быстрой разделке туши и нанизыванию лакомых кусочков на вертел. Заглянуть под череп мы догадались лишь после обеда, а пока ничто не предвещало открытий более серьезных, нежели все, что успело выпасть на нашу долю. Крылья, как орган, не имеющий собственных внутренностей, были попросту отрезаны и забыты.

Странное чувство, охватившее меня, когда я увидел пасущуюся на поляне свинью и понял, что мне надо ее пристрелить, прямо скажем, не совсем приятное, словно кто-то предостерегал меня от ложного шага, которое не совсем покинуло меня и во время переноски туши в лагерь, исчезло совсем, уступив место скучной обыденности. Костер почти погас, на земле тлели угли, сочные куски свинины издавали запах, которого мы уже много месяцев в силу понятных обстоятельств были лишены, нами овладело сладостное нетерпение, и, лишь только мясо поспело, мы жадно набросились на еду.

Кстати, когда костер еще не догорел, над лагерем зависли две свиньи. Они внимательно смотрели вниз, делая узкие круги над самыми вершинами деревьев, но мы, мельком подняв головы и удостоверившись, что это наши старые знакомые, а не какой-нибудь новый каприз местной фауны, забыли о ненавязчивых соглядатаях.

Обед, надо сказать, удался. Такого удовольствия от еды я не получил даже на трапезе у архимандрита Питирима летом 83-го года — оттуда я вынес свое по сию пору самое сильное гастрономическое впечатление. Конечно, сказалась и длительная отлученность от нормальной пищи, но даже на самом высоком званом обеде, я уверен, то простецкое блюдо, что мы отведали сегодня, пришлось бы вполне к столу. Не зря, ой, как не зря, из этого мяса растут крылья! Дело в том, что, несмотря на почти полное соответствие анатомии свиньи летающей свинье vulgaris, нечто птичье вобрано этой тварью прямо в живую ткань. Если можно представить себе сочетание молодой нежирной свинины с волокнисто-воздушным мясом хорошо приготовленного цыпленка табака, то именно это получилось из подстреленной в лесу бестии. Марсель был просто вне себя от восторга и, конечно, не преминул меня уколоть напоминанием о моей утренней политике. Я вынужден был целиком и полностью признать свою неправоту, после чего предложил устроить, как только придет «Sparrow», охоту персонально для г-на Бодуэна. Идея была со смехом и аплодисментами поддержана. Тут же возникла еще одна.