Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник) - Джон Карр

– Вы хотите сказать, что не знаете? – спросил сэр Бенджамин.

– Я хочу сказать, что предпочел бы об этом умолчать.

– Ладно, мы вернемся к этому, – медленно проговорил констебль. – Четыре ключа. А что касается слова, открывающего замок… Или вы хотите сказать, что не знаете об этом, мистер Пейн? Что касается слова: вы же были посвящены?

Тот замялся.

– Ну, в общем да, – сказал адвокат осторожно. – Это слово выгравировано на рукоятке ключа, который открывает сейф. Хотя некоторые мошенники могли бы сделать дубликат ключа, однако без оригинала дубликат бессилен.

– Вы знаете это слово?

Длительное колебание.

– Конечно, – ответил Пейн.

– Знает ли кто-нибудь еще это слово?

– Этот вопрос кажется мне оскорбительным, – сказал он.

Маленькие коричневые зубы показались под его верхней губой. Его лицо стало еще более уродливым, серые волосы спадали вниз. Он вновь поколебался, а потом добавил уже более спокойно:

– Хотя позже мистер Тимоти Старберт назвал слово своему сыну. Должен сказать, что тот никогда не относился к традиции со всей серьезностью.

Некоторое время сэр Бенджамин прохаживался перед камином, заложив руки за спину. Затем он обернулся.

– Когда вы передали ключи молодому Старберту?

– Вчера после полудня в своем офисе в Четтерхэме.

– Кто-нибудь был с ним?

– Его кузен Герберт.

– Герберт не присутствовал во время самой передачи, правильно?

– Конечно нет… Я вручил Мартину ключи и все необходимые инструкции: о том, что он должен открыть сейф и коробку, посмотреть, что внутри, а потом передать мне одну из карточек, подписанных Энтони Старбертом. Это все.

Рэмпол, сидевший чуть дальше в тени, вспомнил те две фигуры на белой дороге. Мартин и Герберт как раз возвращались из офиса, когда Тед повстречал их. Мартин произнес ту самую фразу: «Это слово – виселица». Он подумал о листке бумаги, исписанном странными стихами, который ему показывала Дороти. Стало совершенно ясно, что лежало в коробке, несмотря на насмешки доктора по поводу «бумаг». Дороти Старберт сидела без движения, сложив руки. Казалось, что она стала чаще дышать… Почему?

– Вы отказываетесь говорить нам, мистер Пейн, – спросил констебль, – что было внутри коробки в сейфе?

Рука Пейна неуверенно потянулась к подбородку. Этот жест, как помнил Рэмпол, означал, что тот нервничает.

– Там был документ, – протяжно произнес он. – Я не могу ничего больше сказать, джентльмены, потому как не знаю.

Доктор Фелл поднялся на ноги, словно всплывший на поверхность морской лев.

– Ах! – произнес он, с шумом выдыхая воздух и постукивая тростью по полу. – Это то, о чем я думал! Это-то мне и хотелось узнать. Документ не разрешалось извлекать из железной коробки, не так ли, Пейн?.. Хорошо! Очень хорошо! Тогда я могу продолжить.

– Я думал, вы не верите ни в какие документы, – сказал шеф-констебль, поворачиваясь к нему с ироничной улыбкой.

– О, такого я никогда не говорил, – возразил тот. – Меня раздражали лишь ваши догадки, не подкрепленные никакими логическими доводами, касающиеся того, что там лежала коробка с документами. Но я никогда не говорил, что вы ошибаетесь. Скорее наоборот, я пришел к тем же выводам, что и вы, только с вескими логическими доказательствами. В том-то и разница, понимаете?

Он поднял голову и посмотрел на Пейна. Он не повышал голос.

– Я не буду вас беспокоить расспросами о документе, который Энтони Старберт оставил для наследников на заре XIX века, – продолжал он. – Но, Пейн, как насчет другого документа?

– Другого?

– Я имею в виду того, который Тимоти Старберт, отец Мартина, оставил в стальной коробке в том же сейфе менее двух лет назад.

Пейн пошевелил губами, словно избавляясь от крошек табака. Он сменил положение – пол заскрипел, и это было отчетливо слышно в идеальной тишине комнаты.

– О чем вы? О чем вы? – пролепетал сэр Бенджамин.

– Продолжайте, – мягко сказал Пейн.

– Я слышал эту историю много раз, – продолжил доктор Фелл, мерно кивая головой. – О том, как старый Тимоти положил туда что-то перед самой своей смертью. Он писал страницу за страницей, пока еще мог держать в руках ручку. Ему подложили специальную доску для письма, и он все писал…

– Что было дальше? – настаивал сэр Бенджамин.

– Что он написал? «Инструкции моему сыну», – как он говорил всем, но это было не так. Это для того, чтобы запутать следы. Его сын по натуре был «трудным», его не интересовали никакие инструкции. Ему нужно было только получить ключи от Пейна. Во всяком случае ему можно было и не писать страницу за страницей, да еще так усердно. Не мог старый Тимоти и копировать что-либо, так как в этом не было нужды… Этот «документ» Энтони, как говорит Пейн, никогда не извлекался из сейфа. Что же он все-таки мог писать?

Все молчали. Рэмпол инстинктивно пододвинулся вперед. Отсюда он мог видеть глаза Дороти Старберт. Та не отрываясь смотрела на доктора. Сэр Бенджамин громко заговорил:

– Очень хорошо. Что же там было написано?

– История его собственного убийства, – сказал доктор Фелл.

Глава 11

– Не каждый же день, понимаете, – объяснял извиняющимся тоном доктор, – так случается, что человек получает возможность написать историю собственного убийства.

Он оглянулся. С тяжелым усилием оперся на трость, его левое плечо приподнялось. Ленточка его пенсне свисала почти перпендикулярно полу. Наступила пауза…

– Не стоит говорить, что Тимоти Старберт был довольно странным человеком. Но не думаю, что кто-нибудь из вас знает, насколько странным. Все в курсе, что у него был тяжелый характер, что он имел сатанинское чувство юмора и утонченное восприятие всякого рода двусмысленных шуточек. Во многом – вы с этим должны согласиться – это была реинкарнация старого Энтони. Но, наверное, никто не мог и представить, что он мог додуматься до подобного.

– До чего? – спросил шеф-констебль заинтригованно.

Доктор Фелл поднял трость к невидимой точке.

– Кто-то убил его, – ответил он. – Кто-то убил его и оставил в Ведьмином Логове. В Ведьмином Логове! Запомните это. Убийца думал, что Тимоти умер. Но он прожил еще добрых несколько часов после инцидента. И это дало ему возможность продемонстрировать свой «юмор». Он запросто мог рассказать об убийце. Но это было бы слишком просто, вам не кажется? Тимоти не хотел, чтобы тому все сошло с рук так легко. Поэтому он написал полную историю собственного убийства. Он приказал запечатать письмо и положить – куда? В самое безопасное место. Под замок, причем под замок с буквенным шифром, в место, где никто его искать не будет, – в сейф в комнате надзирателя.

В течение целых двух лет, до того времени, когда Мартин открыл его в свой день рождения, все продолжали думать, что Тимоти умер в результате несчастного случая. Все, но не убийца. Тимоти приложил все усилия, чтобы донести до него, что документ находится там. В этом заключался его розыгрыш. На протяжении двух лет убийца оставался в безопасности, но при этом страдал. Каждый год, каждый месяц, каждый день приближали время, когда история выйдет на свет. Ничто не сможет предотвратить это. Это все равно что знать, когда ты умрешь, и отсчитывать время. Убийца не мог заполучить документ. Единственный способ, благодаря которому можно достать чертовы бумаги, – это заложить динамит и взорвать сейф. Но вот беда: от такой силы взрыва вынесет даже крышу у тюрьмы. Не самый практичный способ. С этим бы справился умелый гангстер где-нибудь в Чикаго, но не простой человек из английской глубинки. Даже если предположить, что тот разбирается в сейфах, ему было бы трудно притащить с собой в Четтерхэм все нужные инструменты и взрывчатку, избежав при этом слухов и комментариев. Проще говоря, убийца был бессилен. Вы, наверное, легко себе представите ту агонию, которую он испытывал благодаря Тимоти.

Сэр Бенджамин был крайне зол и тряс кулаком в воздухе.

– Вы… Вы безумец! – пролепетал он. – У вас нет доказательств, что он был убит! Вы…

– О нет, они у меня есть, – возразил доктор Фелл.

Сэр Бенджамин уставился на него. Дороти Старберт поднялась и сделала знак рукой…

– Но послушайте, – не унимался шеф-констебль, – если это дикое предположение – правда, я подчеркиваю, если это правда, почему целых два года… Убийца мог запросто скрыться и избежать преследования.

– Таким образом, – сказал доктор Фелл, – он без всякого сомнения признает свою вину, как только бумаги будут найдены… Признание! Вот как это называется. И куда бы он ни сбежал, он будет знать: рано или поздно его найдут, он не избежит наказания. Нет-нет. Его единственный безопасный путь – оставаться здесь и попытаться раздобыть эти бумаги. Если даже случится наихудший расклад, он всегда может отречься от этого и настаивать на своем. Все это время его не покидала надежда заполучить документ прежде, чем обо всем станет известно. – Доктор сделал паузу и добавил низким голосом: – Теперь мы знаем, что он достиг успеха.